Она прошипела:
— Прекрати! У меня уже сейчас такая от твоих слов!..
Я повернулся к экрану.
— Снимок!.. Еще один… Еще… Вывести на экран.
Королева ахнула, когда на экране появилась она, сидящая сейчас за столом, все еще бледная и с расширенными в испуге глазами.
— Это…
— Это вы, ваше величество, — сказал я. — Ваш нынешний портрет.
Она медленно поднялась, выпрямилась во весь рост, не отрывая взгляда от своего изображения.
— У тебя… домашний художник?
— Можно сказать и так, — ответил я скромно.
— Он просто удивительный, — сказала она. — Нарисовать так моментально?.. Я о таком волшебстве не слыхала.
Она подошла к экрану, оглянулась.
— Потрогать можно?
— Это можно, — разрешил я великодушно и добавил громко: — Стража! За это мою гостью не убивать, не калечить и не делать старой.
Она осторожно прикоснулась, под ее пальцами изображение тут же увеличилось. Отдернула руку, но фото оставалось в том же размере. Прикоснулась еще раз, оно увеличилось так, что помещается только один глаз, что занял половину стены.
Я сказал с сочувствием:
— Ваше величество, нужно сделать пальцами всего лишь вот так…
Я показал, не прикасаясь к стене, изображение тут же уменьшилось.
Он попробовала, фото осталось таким же, как сделал я.
— Управлять жестами может только хозяин, — сказал я. — У вас доступ ниже, но тоже есть. Повозите пальцами по экрану…
— Полотну?
— Да, — согласился я. — Полотну. У нас такое полотно. Скользкое. Будто в соплях, но без соплей.
Она сосредоточилась, даже нахмурилась и губу прикусила, начала двигать пальцами, изображение то уменьшалось до макового зернышка, то увеличивалось так, что на весь экран одна ресница, я же отошел в сторону и жестами вызвал на дополнительном экранчике на другой стене редактор и велел состарить ее фото так, чтобы выглядела древней старухой.
Я не указал год, и на экране понеслась вереница старческих лиц, я поспешно согнул палец, в центре остановилось фото старухи в сто двадцать лет.
— На главный экран, — велел я вполголоса.
На большом изображение моментально сменилось, королева отпрянула.
— Что… это?
— Это вы, — пояснил я любезно. — Узнаете?.. Такой станете, если будете щупать тут все и тыкать вашими королевскими пальцами, без моего разрешения. Понимаете, ваше величество… здесь вам не там.
Она побледнела при виде старухи на экране, но всматривалась очень внимательно. От такого фото даже у меня мороз по коже, но королева, судя по выражению ее лица, отыскала сходство со своей бабушкой или прабабушкой, некие общие фамильные черты, что идут из поколения в поколения тысячи лет.
— Это ужасно, — произнесла она холодно. — Я ничего не стану трогать. Хотя я королева!
— Но не в моем доме, — напомнил я. — Здесь я король, хоть и как бы король, ваше величество. А вы… даже не знаю, гостья или пленница?
Она посмотрела на меня с высокомерным равнодушием.
— Определяйтесь быстрее, глерд… или не глерд? От этого зависит ваше будущее.
— Чё–чё? — переспросил я.
— Ваша выгода, — пояснила она с королевской снисходительностью к карлику. — Я королева! А услуги королям оплачиваются высоко.
— Вы можете оплатить только драгоценностями на вашем платье, — отрезал я. — И в заколках. Но их могу забрать и так. По своей воле!.. А больше ничего не можете.
— Верни меня в мое королевство, — напомнила она. — Ты получишь намного больше.
— Не надо было хвататься за меня, — напомнил с бессильной злостью. — Какая хватка, какая хватка! Королевская. Вы свое не упустите, верно?
— Я пыталась тебя остановить, — сказала она. — Во- обще–то остановила бы… но ты оказался сильнее и стремительнее.
Я сказал зло:
— Да, вы из тех, кто коня на скаку остановит… но теперь мы оба заполучили головную боль. Вы в чужом мире, а я все не решу: утопить вас или удушить?.. Блин, со спутников мониторят всех муравьев на моем участке, труп на огороде не спрячешь. А где прятать?
— Ты сможешь, — сказала она и посмотрела очень внимательно. — Ты сможешь!
— Спрятать труп?
— Вернуть меня обратно, — ответила она, по–королевски не замечая глупой шуточки. — Если не за горы золота, не за бриллианты или земли, и как королева я для тебя не королева… то хотя бы как помощь женщине? У вас как насчет рыцарской чести?
— Хреново, — буркнул я. — Хуже некуда. Мужчины пали настолько, что женщины сами берут в руки как столярные молотки, так и… оружие. И сами себя защищают… а то и мужчин.
Она широко распахнула глаза.
— А мужчины… что, терпят?
Я хмыкнул.
— Пока еще ни один не покончил с собой из–за стьща.
Она всмотрелась в меня.
— Аты… неужели и ты… Нет, я же вижу, ты не такой. Ты не такой!
— Еще какой, — сказал я тоскливо. — Я такая свинья подзаборная… Чаще хрюкаю, чем говорю. Вон на диване место протерто… Там лежу, а вон там вмятина от моей жопы. Каждый день сижу часов по пять перед жвачни- ком, серфлю, а потом до ночи мобов бью… Там я такой герой и та–а–а-акой блага–а–ародный…
Она подумала и, не сводя с меня пристального взгляда, произнесла задумчиво:
— Значит, ты уже накопил силы…
— Накопил?.. Силы?..
— Ты уже коснулся ногами дна, — проговорила она также медленно, — осталось только утонуть… или толкнуться, чтобы выпрыгнуть на поверхность.
— Ага, — сказал я саркастически, — только это такое дно, что каждый тонет с агромадным удовольствием.
Глава 4
МОЙ карликовый тираннозаврик сперва рычал и пятился от ползающего пылесоса, но тот не обращает внимания на будущего страшного дракона, и мой ящеренок, осмелев, начал нападать и пробовать ухватить широкой пастью. Пылесос пятился, собирая пыль, наконец мой гребенчатый зверь отважно прыгнул на это чудище и, цепляясь за отверстия и выпуклости, взобрался на самый горб.
Когда вот так проехали мимо меня, я похвалил за отвагу и мужество, ящеренок тут же соскочил и взобрался ко мне на колени. Я почесал ему пузо и белесое горлышко, он побалдел, но когда пылесос снова проползал мимо, прямо с моих колен прыгнул ему на спину и, вцепившись всеми четырьмя, гордо покатил на таком танке, как де Голль в освобожденный Париж.
Королева осматривала гостиную с королевским равнодушием, как и положено королеве, заглянувшей в хижину дровосека или углежога, нет, все–таки дровосека, у меня испачкаться просто немыслимо, но я чувствовал ее страшное напряжение, в этом чудовищном мире нет ни единого знакомого предмета, кроме стен и входной двери.
Остановилась перед портретом Салка, мистера Олимпия, но только начала всматриваться, как тот исчез, а на его месте появился Знак, еще мышчастее и с чудовищно вздутыми бицепсами, у него второе место в общем зачете, но первые два по бицухе и трицам…
Едва заметно вздрогнув, некоторое время всматривалась, но вместо Знака появился Крабоид, чемпион по паурлифтингу, лишь тогда она величаво повернула голову в мою сторону.
— Интересный у тебя портрет… Но почему меняется?
— Слайд–шоу, — ответил я, — ваше величество, в той рамке миллионы картин. Вот там еще две рамки, но все равно, кто на них смотрит?.. Не обращайте внимания, это местная магия.
Она покачала головой.
— У нас такой нет.
— Это хорошо, — одобрил я. — Даже прекрасно, что нет. У нас из–за этой магии все художники вымерли. И вообще рисование исчезло. Потому не допускайте!
Она прошла чуть дальше, остановилась перед стеной, где закреплены на крючках два меча и топор со щитом, все из лучшей стали, легкие и прочные, ничем не поцарапать. Магазинов с такими штуковинами развелось не- меряно, торговля идет бойко, почему–то эта хрень считается прекрасным украшением интерьера, редко найдешь квартиру, где нет меча или топора на стене. Находятся сумасшедшие, у которых все стены увешаны мечами, топорами, моргенштернами, мизерекордиями, саблями, шпагами, катанами, палицами…
Хотя, надо признаться, в современном исполнении в самом деле выглядят красиво, но, думаю, в реальности даже у королей оружие было попроще и не украшено бриллиантами, рубинами и прочими изумрудами, почти как натуральными.
— Это твое заслуженное оружие? — спросила она. — Все остальное, понимаю, в оружейной? И доспехи?
— Да, — ответил я, но уточнил: — Вам туда нельзя, ваше величество!.. Не женское это дело.
Она кивнула.
— Да–да, верно.
— И вообще, — сказал я, — герои сражаются без доспехов. Я, может быть, вообще берсерк в душе!
Она не отрывала взгляда от оружия, наконец произнесла раздумчиво:
— Вот этот меч слева просто прекрасен… Это твое основное оружие?