Застал его отец Онуфрий, по дороге до дому, как к старому знакомцу к нему завернувши, как раз за работою: записывал Леопольд Ларионович в платежные ведомости кирпич битый ровно вполовину, по шесть тысяч третьим сортом купленый, как купленый по десять тысяч первосортный. - Что нового в округе делается? - Спрашивал начальник исполнительной канцелярии, угощая отца Онуфрия чаем ароматным с печеньями. - А что делается? - Отвечал святой отец, чай с благодарностью прихлебывая. - Что и всегда. Давеча вот заезжал ко мне иерей зареченский, отец Кондратий, знакомец мой: проездом был. Губернатор ихний, говорит, дочь свою замуж выдавать собирался, да так и не выдал: жених на радостях водки опился, да на экипаже безлошадном, губернаторском, на реку кататься поехал. Так и свалился в реку с экипажем вместе, всем на посмешище. Скандал был - непредставимый. Еще, говорит, об той неделе другая история вышла: выдал их казначей музею, что при научном обществе, три мильона на рештаврацию, а музей тот с обществом заодно и прикрыли вскорости. Так тех денег и не сыскали потом, как ни трудились... И что же, насовсем прикрыли? - Спрашивал Леопольд Ларионович участливо, чаю отцу Онуфрию свежего в чашку подливая. - Благодарсвую... Отчего же, очень даже насовсем. Все сейчас прикрывают: вот и в нашем городе тоже, приют, к, примеру, детский - последние деньки, видать, доживает. - Ой ли? - Поднял брови Леопольд Ларионч в подлинном изумлении. - А как же? - Кивал отец Онуфрий, - Мне попечительница тамошняя, Евдокея, сама давеча сказывала: ни крышу починить прохудившуюся, ни воду горячую наладить, ни жалованья кому следует выплатить средствов у
губернатора нашего нету. Авось, и прикроют вскорости. Оттого денег, небось, и не дают... - А губернатор-то наш как же, здоров? - Поспешил перевести беседу в иное русло Леопольд Ларионыч. - Здоров, что ему станется? Требу вот от него сегодня получил: баню его превосходительство класть вознамерился, просит место, где бане стоять, освятить по православному обычаю. Туда и направлюсь во время ближайшее...
Дома отобедав, направился отец Онуфрий в усадьбу господина губернатора Сотрапа Емельяныча требу справлять. Встретил его Сотрап Емельяныч в гостиной комнате, с фонтаном и канарейками приветливо, кофею с ним испить предложил с благосклонностью. Фонтаном и обстановкою святой отец восхититься не примянул со всею возможною искренностью, чем привел господина губернатора в гордость неописуемую, от кофею не отказался; воссели они с Сотрапом Емельянычем на веранде в тени акаций и деревьев, Яшку Скородумова его губернаторское высокородие также к столу пригласить не запамятовал. - Тяжело в наше время делами хозяйственными управлять, страсть как тяжело, - вещал на веранде Сотрап Емельяныч, напиток благородный неторопливо потягивая, - с такими вот бусурманами, как приказчик мой, для примеру.
Яшка Скородумов взор при словах сих потупил со скромностью, все более помалкивая. - Эх, отслужу на государевой службе еще пару годков, а там - и на покой... - Говорил меж тем Сотрап Емельяныч. - Душа уж, знаете ли, давно на покой просится, к занятиям размеренным, не нервическим. - Чему же ваше высокоблагородие во времена отдаленные посвятить себя вознамерилось? Вопрошал отец Онуфрий вежливо, кофий из чашки фарфрорвой китайской работы глоточками маленькими отхлебывая. - А что же? - отвечал Сотрап Емельяныч, мемуары писать возьмусь, или же родословной, скажем, предков моих за изучение приняться можно. Фамилия же наша - она роду дворянского, древних кровей. У меня, к слову сказать, и документишко об том имеется, не желаете ли взглянуть? - Отчего же? - Отец Онуфрий ответствовал, - взгляну, с вашего позволения. - Да, нелегко на посту государевом, - вздыхал Сотрап Емельяныч горестно, пока отец Онуфрий грамоту его дворянскую со вниманием рассматривал, - все об благе да процветании печешься, себя не щадя, а
ведь не ценит никто, право слово. Неблагодарны люди, святой отец, что ни говори. Ты к ним с душою, терпишь ради них, можно сказать, всякое - то гости к тебе ответственные, в грязь не ударь; то комиссия, так и норовит гадость какую свершить, - а благодарности - чуть. - Н-да, - соглашался отец Онуфрий, - правду говорите истинную, искренне я трудам вашим сочувствую. Давеча вот заезжал ко мне проездом знакомец мой, отец Кондратий, иерей зареченский, так, сказывал, об той неделе к ним тоже комиссия столичная накатила. Испрашивали, сколько и чего оне от столицы получали, да сколько чего и куда трачено было. Говорят, выискали недоразумение какое-то непотребсвенное. И как выискали: по бумагам по ихним, что в конторы иные направляли: высылаем вам, писано, то-то в таком-то количестве, а вы, вышлите нам в ответ столько-то и столько-то. И, сказывают, губернатор ихний сокрушался впоследствии: уж как он старался все для блага, а канцелярия так его под монастырь подвела произволом своим недостойным. Всех, говорят, разнес в пух и в прах, а кого даже за китель оттаскал, кого же выгнал совсем. Теперь, отец Кондратий говорил, такие бумаги в канцелярии губернаторской сочиняют, что только сама та канцелярия в них потом что и разберет... - А я вот баньку наладить порешил на старости лет, - сказал в ответ Сотрап Емельяныч, которому неурядицы зареченские совсем не интересны уж сделались, - скажите, святой отец, как по-вашему, достойное ли то дело я задумал? - Отчего же недостойное? - Ответствовал Отец Онуфрий уверенно, весьма даже достойное. Банька она для существа человеческого завсегда к великой благости... - Что же, не почтите ли визитом своим сызнова, когда баньку достроим, попариться? - Испросил Сотрап Емельяныч прочувствованно. Отчего же? С пребольшою радостью, - Говорил на то отец Онуфрий благодарность свою при том на радушное приглашение изъявляя.
"Начальнику лиходейской канцелярии исполнительной, Сливе Леопольду Ларионычу", - старательно выводил пером Яшка, сам прибываючи в глубокой при том задумчивости. Надобно ему было затребовать с исполнительной канцелярии две подводы кирпича нового для баньки Сотрапа Емельяныча исполнить, да так затребовать, чтоб никакая комиссия потом греха в такой вот бумаге не уследила.
"Милостивый государь!" - выводил пером Яшка, - "Настоящим глубочайше прошу Вас выписать для нужд городского хозяйству кирпича строительнаго две подводы, что доставлены будут в место, назначенное отдельным на то указанием. Исполнить сие надлежит в течении трех дней с момента получения Вами послания настоящего без излишних промедлений; ибо соизволение на то господина губернатора имеется личное. Спешу сообщить Вам также, что пересланы Вашему управлению пятнадцать тыщ рублей из казны были сегодняшним числом; средства сии истратить Вам поручается наилучшим образом на расходы, сей день насущные". "Так оно лучше будет" - думал про себя Яшка, - "Ибо ни одна комиссия, будь она трижды проклята, в словах таких ненужного не узрит при всем ее на то желании".
Получивши письмо это, Леопольд Ларионыч Слива пришел в смущение необыкновенное. Ибо понял он со всею отчетливостью, для чего пятнадцать тысяч из казны были ему дадены, однако душа его пребывала теперь в смятении неудобном, и желал он смятение то унять как можно скорее единственным известным ему способом. Из угла в угол походив суетливо, направился Леопольд Ларионыч к столу письменному, взял перо с бумагою, и принялся писать стремительно: "В губернаторскую канцелярию, господину Скородумову Якову Ивановичу. Милостивый государь! Известие Ваше получил благополучно и отвечаю на него теперь со всею возможною поспешностью. Подводы с кирпичом готовы
будут к завтрему, средства же, из казны Вами зачисленные, направлены мною были на дела более чем насущные, а именно: приюту города нашего Лиходейска детскому на поправку егойного хозяйству. Не соблаговолите ли, милостивый государь, сообщить мне по возможности, в какое время денег за кирпич, Вами запрошеный, канцелярии нашей ожидать надобно? Кланяяюсь Вам со всем почтением, начальник управы исполнительной, Слива Леопольд Ларионович."
- Дураками Россея крепка! - Вещал отец Онуфрий, заедая блин румяный сладким медом чистого янтарного цвета. - А сведи одного дурака с другим ненароком, они таких дел натворят, что не дай то господи, ежели окромя как воровать друг у друга ни к чему с рождения своего не приучены. Хотя, коли поразмыслить, в иное время и толк с того может получиться существенный, для общего так сказать блага.
Попадья Анастасея выливала как раз новый блин на горячую сковороду, не желая, видно, вступать по поводу сему в пикировки бессмысленные. Только бросила на мужа своего взгляд долгий неопределенного содержания.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Об Андрюшке - студенте унивеситетском, невесте его, Лизавете Сергеевне, и об иных делах немаловажных, государственной значимости.
С утра отоспамшись, и в раковине водопроводной лицо омыв водою холодною, потому как никакой иной все одно в наличии не имелось, решил Андрей Григорьевич Нечесов на свежий воздух выйти, дабы голову свою освежить. Для этой цели нацепил он старый, на локтях протертый сюртук, в коем уж лет эдак пять подряд хаживал, и достал из коробки картонной, что под кроватью от глазу нескромного припрятана была, новые башмаки блестящие, немецкой выделки. При означенном действии с коробки той прыснули живо в разные стороны тараканы, и меж досками паркетными, да в щелях обойных сокрылись от греха подале. Тараканы - извечная беда россейская. Уж и били их, и травили, а все нипочем, проклятым: живуч русский таракан, как весь народ русский, и нету с ним сладу никакого. Обсиживали усачи оные печенья да винограды у Болконских да Безуховых, изживали их Онегины с Ленскими, да и в более поздние времена колотили их почем зря из романа в роман, а так и дожили они до нас в сохранности, меж строк, что меж половиц, затесамшись. Вот и ныне: башмаков немецких отведав, решили оне проминад до дыры обойной устроить.