— Олег Буханков, ну конечно! — Женщина поднесла тетрадь ближе к свету, убеждаясь, что прочитала имя правильно. — Почему я сразу не вспомнила?!
Кошка протяжно, вопросительно мяукнула. Она так и не привыкла к тому, что хозяйка зачастую говорит и даже спорит сама с собой, как многие одинокие люди. Животное настораживалось всякий раз, когда Александра подавала голос, обращаясь не к ней.
— Понимаешь, Цици, — так художница сокращала звучное имя Цирцея, — это мой сокурсник, вместе учились в Питере, в Репинке. А у меня из головы вон! Он ведь был не москвич, а местный, я и не думала, что Буханков вдруг окажется здесь!
Она отлично помнила Олега, одного из трех парней, учившихся на искусствоведческом отделении, традиционно «девичьем». Тихий, бледный, невероятно худой, с длинными каштановыми волосами, собранными над шеей кожаным шнурком, с всегда опущенным взглядом. Он казался Александре слегка помешанным из-за странной манеры общения. Стоило с ним заговорить, по самому ничтожному поводу, как он мучительно напрягался и по его бескровным губам начинала расползаться виноватая улыбка. Смотрел он куда угодно, но не в лицо собеседнику. Однажды Александра, в ту пору куда более резкая и прямолинейная, чем нынче, спросила его:
— Почему у тебя всегда такой вид, будто ты что-то украл?
Олег онемел и, перестав улыбаться, уставился куда-то в угол.
Больше они не общались. Александра и прежде-то едва обращала внимание на парня. А тут у нее случился роман с молодым скульптором, который вскоре стал ее первым мужем, и она вовсе забыла обо всем на свете.
И вот знакомые имя и фамилия черным по белому значились в красной тетради, ими была испещрена чуть ли не треть страниц. Женщина нашла номер мобильного телефона. Адреса не было, особых пометок рядом с именем не имелось.
Она сама не знала, почему решила позвонить. Говорить им было не о чем, и Александра не принадлежала к числу людей, отыскивающих бывших сокурсников и одноклассников в различных социальных сетях, чтобы похвастаться достижениями и вспомнить былое. Но она слишком остро ощущала свое одиночество этим вечером. Хотелось услышать чей-то голос, пусть ненужный сердцу, давно забытый. И Александра набрала номер.
— Слушаю, — тут же ответил Олег.
— Привет, — теперь настала ее очередь смущаться, — ты меня, конечно, не узнаешь. Я Саша, твоя сокурсница, из Академии художеств.
— Помню тебя, сразу узнал. — Олег говорил быстро, напористо, в его голосе не осталось и следа былой невероятной застенчивости. — А ты меня как нашла?
— У нас имеется общая знакомая. — Александра немного приободрилась, поняв, что собеседник не держит на нее обиды. — Альбина Гуляева, ты у нее мебель ампир покупал.
— Альбину помню. Так вы с ней дружите? Она давно не звонила.
— Она в марте умерла.
— Вот как. — Олег даже не пытался изображать горе или сочувствие, и это понравилось художнице. Александра терпеть не могла людей, которые едва сознание не теряют, узнав о смерти чужого им человека. Она считала, что подобные плакальщики, щедро льющие слезы, обесценивают горе тех, кто действительно скорбит по умершему.
— Альбина передала мне дела, теперь я за нее. Так что, если тебе что-нибудь нужно, могу поискать. Кстати, ту мебель, которую ты покупал, тоже в основном я подбирала. Вкусы твои знаю…
— Да я уже обставился, — помедлив, ответил Олег. — В общем…
— Ну, если надумаешь еще что-нибудь приобретать, звони. — Александра не была разочарована, она и не рассчитывала всерьез на какую-то сделку. — Ты ведь в Москве?
— Да, уж лет двенадцать.
— По профессии работаешь?
— По профессии! Насмешила. Так, продаю старье, покупаю, снова продаю… Диплом искусствоведа пригождается исключительно для понта.
— И я тем же самым пробавляюсь, как ты уже понял. Торгую антиквариатом, ну, и реставрирую понемногу, случается.
— А картины пишешь?
— Бросила, — шутливо ответила Александра и засмеялась. — Для любителя я рисую слишком хорошо, для настоящего художника — посредственно. Я решила быть вообще никем.
— Мудрая позиция. — Олег, казалось, что-то обдумывал. — Слушай, а мы могли бы увидеться? Я тут время от времени приобретаю кое-какую ересь, не то чтобы собираю, а так, балуюсь… Показал бы тебе свои сокровища.
— А я с удовольствием взгляну! Никогда не угадаешь, на почве чего люди с ума сходят! Это до того непредсказуемо! У меня есть один знакомый коллекционер, который открыл, что собирателям присущ некий «синдром шимпанзе». Человек вдруг охладевает к коллекции, и она становится для него кучей грязного хлама — все равно как для обезьяны!
— Лыгин?
Александра усомнилась, что расслышала правильно, и переспросила:
— Что? Как ты сказал?
— Это тебе говорил Лыгин? — с непонятной иронией повторил Олег.
— А вы знакомы?!
— Что тут удивительного? Разве такое уж редкое счастье с ним познакомиться? Знакомы, и не один год. Я же говорю, старьем приторговываю, он кое-что у меня покупал.
Александра обескураженно засмеялась:
— Если такой привереда, как Лыгин, «кое-что» у тебя покупал, то ты занимаешься антиквариатом куда серьезнее, чем пытаешься мне представить. И почему я с тобой никогда не сталкивалась?
— Потому что мы, видно, ходим разными дорожками, — туманно ответил мужчина. — Ну, так приедешь в гости?
— Если всерьез зовешь…
Олег снимал квартиру в Измайлово, недалеко от станции метро. Александра записала адрес и пообещала собраться к нему на днях.
— Да к чему церемонии, приезжай хотя бы и без сборов, — засмеялся мужчина. — Прямо сейчас!
— Уже поздно. — Художница взглянула на часы.
— А днем ты меня и дома-то не застанешь, я всегда возвращаюсь после десяти. Вот только-только приехал!
Она все еще колебалась. Энтузиазм первых минут прошел, и теперь Александра вовсе не была уверена в том, что ей хочется видеть бывшего сокурсника. Но Олег разбил ее сомнения, с удивительной прозорливостью предложив приманку:
— Поболтаем о Лыгине. Я давно искал случая перемыть ему косточки, да никто с ним тесно не водился. Он такой еж, руками не возьмешь! А ты, как я понял…
— Сейчас приеду.
Готовясь на выход, Александра уложила в объемистую брезентовую сумку несколько мелочей, рассчитывая показать их старому знакомому. В том числе она прихватила молитвенник, бережно обернув его в газету. «Чем черт не шутит, вдруг удастся продать? Молитвенник “от Лыгина” точно будет Буханкову интересен!»
…Она быстрым шагом шла к станции метро «Китай-город». Ежась в тонкой куртке, низко надвинув на лицо капюшон, Александра жалела о двух вещах: о том, что не оделась теплее, и о том, что вовсе не осталась дома. С неба сыпал дождь вперемешку со снегом, женщина отворачивалась от резкого ветра, норовившего дунуть в открытое горло и леденившего грудь. В метро она спустилась, ощущая себя совсем разбитой и простуженной. «О чем я думала? К кому еду? Если бы к другу…»
Олег обитал в новенькой кирпичной башне. Александра, вечно коченеющая на своем запущенном чердаке, была поражена чистотой подъезда, густым приятным теплом, исходившим от батарей. «На этой лестнице удобств больше, чем у меня в мастерской!» — не без зависти думала она, выходя из лифта на этаже, где жил Олег, и отмечая взглядом цветы на окне, ковровую дорожку на чистейшем плиточном полу…
Александра предполагала, что Олег сильно изменился, но мужчина, который открыл дверь, был как будто вовсе ей не знаком. Высокий, рослый, представительный, сильно поседевший шатен не торопился приглашать гостью в квартиру. Он рассматривал ее, не скрывая изумления, как показалось Александре, неприятного. Женщина смущенно улыбалась. Она тоже была поражена тем, что от прежнего тщедушного, болезненно робкого Буханкова ничего не осталось.
— Ты совсем другим стал! — вырвалось у нее.
— И ты… Едва признал… У тебя волосы тогда были другого цвета.
Женщина расхохоталась, ероша коротко подстриженные темные пряди на макушке:
— «Онегин, я тогда моложе, я лучше, кажется, была…» Правда, в Питере я носила волосы длиннее и красила их в странный красный цвет. Но удивительно, что ты это вообще заметил!
— А я часто на тебя смотрел, только ты внимания не обращала. — Придя в себя, Олег отступил вглубь прихожей, делая пригласительный жест. — Ведь ты была самой красивой девушкой среди художниц!
— О, это сомнительный комплимент. — Александра переступила порог, сама себе удивляясь. Немыслимо — она слегка кокетничала с этим мужчиной, находя его интересным. — Там все были такие уродины!
— Я на других не заглядывался. — Хозяин повесил ее мокрую куртку на вешалку. — Идем, выпьем чего-нибудь, а то ты заболеешь. Я тоже намерзся сегодня зверски… Мотался целый день… Погода собачья.
Он ронял отрывистые фразы, а сам не сводил глаз с ее лица, словно никак не мог к нему привыкнуть. У Александры даже возникло ощущение, что Олег чего-то от нее ждет. Каких-то действий, объяснений. Она вопросительно подняла брови, и мужчина тут же спрятал взгляд в угол. На миг перед ней мелькнул прежний Буханков. Но только на миг. Александра даже решила, что это смятение в его глазах ей померещилось. Почему он должен был смущаться?