Колдуны стояли тесной группкой и пытались напустить на оборотня новые чары. Кучка уцелевшись сгрудилась вокруг Капитана. Остальные рассеялись, и монстр молниеносными движениями приканчивал солдат по одному.
Воздух пронзил сгусток серого пламени, на мгновение ярко осветив все помещение и навеки запечатлев на сетчатке моих глаз сцену кровавой резни. Форвалака взвыла, на сей раз от настоящей боли. Очко в пользу колдунов.
Она бросилась в мою сторону. Я в панике рубанул ее, когда она мелькнула рядом, и промахнулся. Оборотень развернулся и бросился на колдунов, которые встретили ее новой порцией пламени. Форвалака завизжала, тут же пронзительно закричал человек. Зверь умирающей змеей корчился на полу, его принялись колоть пиками и мечами, но он сумел подняться и бросился к выходу, который мы оставили для себя.
– Она идет! – гаркнул Капитан Лейтенанту.
Я обессиленно присел, испытывая невыразимое облегчение. Форвалака ушла… Но не успела моя задница коснуться пола, как меня рывком поднял Одноглазый:
– Пошли, Костоправ. Она ранила Тамтама. Надо помочь.
Пошатываясь, я поднялся и внезапно заметил резаную рану на ноге.
– Надо будет прочистить, – пробормотал я. – Коготки-то у нее наверняка грязные.
Вид у Тамтама был ужасен: горло разорвано, живот распорот, а мышцы на руках и на груди сорваны до костей. Как ни поразительно, он все еще был жив, но сделать для него я уже ничего не мог. Ни я, ни любой другой врач. Даже опытнейший колдун-целитель не сумел бы спасти чернокожего коротышку. Но Одноглазый настаивал, чтобы я попробовал, и я пробовал до тех пор, пока Капитан не оттащил меня, чтобы облегчить страдания не столь очевидных кандидатов в покойники.
Когда я уходил вместе с Капитаном, Одноглазый матюгался ему в спину.
– Мне нужно больше света! – приказал я.
Капитан тем временем собрал уцелевших и велел им перекрыть вход на этаж.
Когда принесли факелы и вокруг посветлело, степень нашего разгрома стала очевидной. Мы потеряли каждого десятого. Более того, еще двенадцать братьев, стоявших здесь на страже до нашего прихода, тоже лежали мертвыми, а среди них – такое же количество секретарей и советников синдика.
– Кто-нибудь видел синдика? – громко спросил Капитан. – Он должен быть здесь.
Прихватив Ильмо и Фитиля, он начал поиски, но у меня не было возможности следить за их ходом – я накладывал повязки и работал иглой как сумасшедший, призвав на помощь всех, кого смог. Когти форвалаки оставляли глубокие раны, которые следовало зашивать осторожно и умело.
Гоблин и Молчун каким-то образом сумели успокоить Одноглазого настолько, что он тоже стал мне помогать. Может быть, они его как-то обработали, потому что он действовал, едва сознавая, что делает.
Когда у меня появилась возможность, я еще раз осмотрел Тамтама. Он был все еще жив и стискивал свой барабанчик. Проклятье! Такое упрямство требовало вознаграждения. Но как это сделать? У меня попросту не хватало для этого опыта.
– Эй, Капитан! – крикнул Фитиль.
Я взглянул в его сторону и увидел, что он постукивает мечом по каменному сундуку, какие любят держать дома местные богачи. Этот сундук весил, по моим прикидкам, фунтов пятьсот. Его стенки украшала тонкая резьба, ныне почти вся уничтоженная. Уж не когтями ли?
Ильмо сбил замок и откинул крышку. Я разглядел дрожащего от страха человека, лежащего на куче золота и драгоценностей и прикрывающего голову руками. Ильмо и Капитан обменялись мрачными взглядами.
Меня отвлекло появление Лейтенанта. Он со своими людьми охранял основание лестницы и встревожился оттого, что стало слишком тихо. Форвалака пока что не спускалась вниз.
– Обыщите башню, – велел ему Капитан. – Возможно, она поднялась наверх. – Над нами было еще несколько этажей.
Когда я в следующий раз посмотрел на сундук, он был опять закрыт. Нашего нанимателя никто не видел. На крышке сундука сидел Фитиль и чистил под ногтями кинжалом. Я пригляделся к Капитану и Ильмо. Что-то в их поведении показалось мне чуточку странным.
Они не стали бы выполнять за форвалаку ее работу, верно? Конечно, нет. Капитан не смог бы предать таким образом идеалы Отряда. Или смог бы?
Я не стал спрашивать.
Поиски в башне выявили лишь кровавый след, ведущий наверх, где форвалака укрывалась, набираясь сил. Она была тяжело ранена, но сумела сбежать, спустившись по наружной стене башни.
Кто-то предложил выследить ее и добить, на что Капитан ответил:
– Мы уходим из Берилла. Больше мы никому не служим. Нам надо уйти, пока город не обратился против нас.
Он отправил Фитиля и Ильмо приглядывать за местным гарнизоном, а остальным велел эвакуировать раненых из Бумажной Башни.
На несколько минут я оказался предоставлен сам себе. Я долго разглядывал большой каменный сундук. Искушение все нарастало, но я сдержался. Я не хотел этого знать.
* * *Когда возбуждение улеглось, явился Леденец с вестью о том, что посланец высаживает своих солдат на пирсе.
Наши люди уже паковали пожитки и грузили их в фургоны. Одни вполголоса обсуждали события в Бумажной Башне, другие ругались из-за того, что приходится уходить. Стоит где-нибудь задержаться, сразу начинаешь пускать корни. Копится всякое барахло. Потом находишь себе женщину. Затем случается неизбежное и приходится со всем расставаться. Сегодня всем в казарме было несладко.
Когда пришли северяне, я стоял у ворот и помог часовым вертеть кабестан, поднимавший решетку. Особой гордости я не испытывал. Без моего одобрения синдика, возможно, и не предали бы.
Посланник занял Бастион, Отряд начал эвакуацию. Шел уже третий час ночи, и улицы были пустынны.
Когда мы прошагали две трети пути до Врат Рассвета, Капитан приказал остановиться. Сержанты собрали всех способных сражаться, остальных отправили дальше сопровождать фургоны.
Капитан повел нас на север по Проспекту Древней Империи, где императоры Берилла увековечивали себя и свои триумфы. Многие монументы были весьма странными и установлены в честь любимых лошадей, гладиаторов или любовников обоих полов.
Скверные предчувствия зародились у меня еще до того, как мы подошли к Мусорным Вратам. Тревога переросла в подозрение, а подозрение расцвело мрачной уверенностью, когда мы вступили на плац. Возле Мусорных Врат не было ничего, кроме казарм у Развилки.
Конкретных приказов Капитан не отдавал, но когда мы достигли Развилки, каждый уже понял, зачем мы сюда пришли.
Городские когорты, как всегда, оказались лопухами. Ворота стояли распахнутыми, единственный часовой дрыхнул. Мы вошли, не встретив сопротивления. Капитан начал отдавать распоряжения.
В казармах находилось от пяти до шести тысяч солдат. Их офицеры сумели добиться минимальной дисциплины, заставив солдат сдать оружие в арсеналы. Капитаны в Берилле традиционно доверяли солдатам оружие лишь перед сражением.
Три наших взвода сразу вошли в казармы, убивая подряд всех спящих. Оставшийся взвод заблокировал выход у дальнего края ограды.
Солнце уже поднялось, когда Капитан удовлетворился. Мы вышли из казарм и поспешили вслед за нашим обозом. Каждый из нас был сыт кровью по горло.
Разумеется, нас никто не преследовал, а позднее никто не пытался взять в осаду наш лагерь на Столпе Скорбей. Ради этого мы, собственно, и начали эту бойню. Ради этого и чтобы выпустить накопившуюся за несколько лет ярость.
Мы с Ильмо стояли на краю полуострова, глядя, как далеко в море лучи послеполуденного солнца играют на краях грозовой тучи. Недавно эта туча прошлась над лагерем и едва не превратила его в болото, щедро полив прохладными струями, а потом снова умчалась в море. Красивая была туча, хотя не особо разноцветная.
В последнее время Ильмо был молчалив.
– Тебе что-то не дает покоя, Ильмо?
Туча двигалась перед столбом солнечных лучей, придавая морской воде оттенок ржавого железа. Я стал гадать, доберется ли прохлада до Берилла.
– Полагаю, ты сам можешь догадаться, Костоправ.
– Думаю, что могу. – Бумажная Башня. Казармы у Развилки. Предательское нарушение контракта. – Как думаешь, какой окажется жизнь там, на севере?
– Считаешь, черный колдун вернется за нами?
– Вернется, Ильмо. Пока он решает проблему – заставляет местных марионеток плясать под свою дудку. – Разве не возникнут проблемы у каждого, кто попытается приручить этот безумный город?
– Гм. Посмотри.
Небольшое стадо китов резало волны неподалеку от рифов возле оконечности полуострова. Я попытался не проявлять восхищения – и не смог. Животные, танцующие в железном море, были великолепны.
Мы уселись на камни спиной к маяку, и нам показалось, будто мы смотрим на мир, где еще не ступал человек. Иногда мне кажется, что без нас он стал бы лучше.
– Там корабль, – произнес Ильмо.
Я разглядел судно лишь тогда, когда его парус вспыхнул, поймав солнечные лучи, и превратился в оранжевый треугольник с золотой каймой, пляшущий на волнах.