Сомелье бормочет что-то в знак одобрения отличного выбора.
Несколько минут спустя он возвращается с бутылкой «Pol Roger Brut Réserve Mathusalem». Первым бокал для тоста поднимает Герхард, за ним – Томмазо, светящийся напускным радушием. Линда, не вполне понимая, за что пьют, одним глотком осушает свой бокал – на лице у нее блаженство истинного знатока. Затем она берет лодочку из авокадо и отправляет ее в рот, не нарушив при этом этикета, к радости Томмазо.
Тереза, сидящая рядом с Линдой, напротив, сама сдержанность и достоинство, с манерами почти первой леди. Она поворачивается к Линде, чтобы завести беседу.
– Ну как, тебе нравится Лиссабон? – спрашивает она по-португальски, стараясь четко произносить каждое слово.
Линда едва сдерживается, чтобы не рассмеяться – она что, за полную дуру ее держит?
– Да, мне здесь очень хорошо, – отвечает она, и хотя ее португальский неидеален – пусть Тереза поймет, что Линда его знает. – В этом городе столько жизни, он так вдохновляет… К тому же, я обожаю ночную жизнь в Лиссабоне.
– Я тебя понимаю, дорогуша. Ночных клубов здесь предостаточно, – отвечает Тереза, в голосе которой слышится досада. Должно быть, она уже целую вечность не танцевала, в отличие от Линды, завсегдатая вечеринок в Баирро Алто и Докас с Томмазо и без него. Ее девиз: никогда не упускать возможности.
– И этот город просто дышит искусством, – воодушевленно продолжает Линда. Шампанское понемногу начинает развязывать ей язык и кружить голову. А в этой ситуации это весьма полезно.
– Каждый день какая-то выставка, музей, инсталляции под открытым небом. Обожаю Лиссабон!
Она слегка растягивает слова, и ей кажется, что язык стал заплетаться, – нужно быть осторожной. Среди этих гадюк нельзя расслабляться.
Тем временем на столе появляются жареные креветки с кокосовым кремом и филе трески на овощах. Судя по чистым тарелкам, которые поспешно уносят официанты, всем очень нравится здешняя кухня.
Пока женщины обсуждают моду и сплетни, мужчины беседуют о торговой политике. Линда почти ничего не понимает, о чем говорят Томмазо и его коллеги. Ей и по-итальянски было бы нелегко это понять, не говоря уж о португальском. Рядом с женами этих важных шишек Линда чувствует себя, как в клетке с тигрицами.
Между Томмазо и Герхардом негласная, но жесткая конкуренция, постоянное соперничество, которое читается даже в их взглядах: два доминантных самца, которые не перестают мериться силами, доказывая друг другу, кто круче.
– Думаешь, сейчас подходящий момент для инвестиций? – говорит Герхард, не разжимая губ и оглядывая зал, будто опасаясь, что за ними могут шпионить.
– Ну… честно говоря, я бы подождал пару месяцев, – уверенно, но осторожно отвечает Томмазо.
Чтобы не упустить подходящий момент, нужно чутье и умение правильно оценить ситуацию. За долгие годы работы он уже научился понимать определенные сигналы и усвоил, как бывает легко ошибиться.
– Все зависит от Центрального банка Европы, – вмешивается Мигель. – Когда они снимут с нас ярлык «плохого» государства, может быть, и иностранным инвесторам станет легче.
– На это понадобится время, но уже чувствуется, что дела идут на лад, – поспешно вставляет Томмазо.
Разумеется, он неслучайно приехал в Португалию, долго изучал экономическую ситуацию в стране, и к его мнению уже давно прислушивались.
– Именно Лиссабонский договор убил всех: нас, Грецию, Испанию, Ирландию, – продолжает тем временем Мигель. – В 2007‑м все было совсем по-другому.
– Зона Экспо могла бы стать отличной отправной точкой, – говорит Томмазо, повернувшись к Герхарду. – Не так ли?
– Возможно, – качает головой тот. – Но нужно иметь четкий план. Я против поспешных действий.
– Значимость любого предприятия определяется полнотой его перспектив и возможностью внести изменения по мере необходимости, – произносит Томмазо одну из фраз, которые он, кажется, выучил наизусть, как урок из школьного учебника.
– С этим не поспоришь, – отвечает Герхард.
Линде ужасно скучно, ей уже не терпится уйти.
Она пытается зацепиться за соломинку, чтобы поддерживать разговор с тигрицами, хотя за столько месяцев уже стоило бы к этому привыкнуть на деловых ужинах и светских вечеринках. Всякий раз Линда старается найти контакт с этими людьми и все равно терпеть не может эти нудные светские приемы. Она никогда не умела притворяться.
К тому же она с ходу может вычислить слабое место своих собеседников, их внутреннюю пустоту, которую они тщательно скрывают за внешней безупречностью и деловитостью.
Линда никогда не стеснялась открыто высказывать свое мнение – пусть даже из-за этой черты могла прослыть стервой.
Наконец подали десерт: трубочки с горячей начинкой из абрикосов и кардамона, блинчики-фламбе с ликером «Бейрао» и сорбет из маракуйи с кокосовой стружкой и множеством других ингредиентов.
Линда пожирает сладости глазами, потом берет трубочку и решительно откусывает кусок.
– Вкуснятина! – громко восклицает она.
Потом снова впивается зубами в трубочку, из которой вытекает немного крема и падает ей прямо на платье.
– Porra! – безотчетно вскрикивает она. – Puta merda![1]
Томмазо возмущен, как и все за столом, но тотчас берет себя в руки, удостоив Линду неодобрительным взглядом:
– Все в порядке, милая?
– Да как сказать… – Линда отчаянно пытается стереть крем салфеткой.
– Может, лучше сходишь в уборную, приведешь себя в порядок? – вполголоса подсказывает он, давая понять, что она ставит его в неловкое положение.
– Да, любимый… – отвечает Линда, осматриваясь в поисках туалета.
– И вообще, – продолжает он шепотом. – Не знаю, где ты набралась этих выражений, но в моем присутствии чтобы это было в последний раз. Поняла?
– Ты прав, прости, – бормочет Линда не очень убедительно.
Она немного навеселе, но все же улавливает в его голосе упрек – и ей это не нравится. Линда понимает, что переборщила, но сейчас единственное, что ее беспокоит, – как избавиться от пятна на платье. К тому же, думает она с гордостью, раз уж она ругается по-португальски, это верный знак того, что процесс пошел и язык усваивается!
Этих выражений портовых грузчиков она набралась у Исабель. Томмазо это понял, поэтому он против их встреч вне дома, но Линда, как всегда, его не слушает – и повсюду ходит с Исабель за покупками или просто погулять. На улице она и научилась тому, чему не учат на уроках.
Вернувшись из уборной, она с облегчением видит, что все уже забыли о досадном происшествии.
Ужин подходит к концу, и Линда дергает Томмазо за рукав, чтобы привлечь его внимание.
– Может, лучше пойдем домой? – упрашивает она медовым голосом, не в силах больше ждать.
– В каком это смысле – лучше?
– В том смысле, что ты мне кое-что обещал… помнишь? – она соблазнительно смотрит на него.
– Да? – спрашивает Томмазо и улыбается.
– Да, – отвечает Линда, не двигаясь с места.
– Ну, хорошо, – соглашается Томмазо и поднимается первым.
– Господа, нам пора… – говорит он, собираясь попрощаться со всеми.
Линда нетерпеливо вскакивает, но потом колеблется.
– Ты хочешь побыть тут еще немного? – шепчет она ему на ушко.
– Нет, детка… – заговорщицки отвечает ей Томмазо. – Я хочу домой, уже пора.
Он и сам устает от этих деловых ужинов. Хотя Линде он в этом никогда не признается.
Выйдя из ресторана, они садятся в такси. Ночью Лиссабон прекрасен – даже более красив, чем днем. Белые огни отражаются от фасадов домов и растворяются в небе, переплетаясь с лунным светом и озаряя изразцы азулейжос невероятным сиянием. Линда прижимается к Томмазо на заднем сиденье. Он крепко обнимает ее.
– Тебе было хорошо? – спрашивает он, целуя ее в лоб, а потом в губы.
– С тобой мне всегда хорошо.
Томмазо пожирает ее пронзительно-синими глазами, в которых, впрочем, читается легкий упрек.
– Только в следующий раз давай обойдемся без ругательств.
– У меня как-то само вырвалось, – оправдывается она.
– Милая, в этом-то и есть твоя слабость: спонтанность, – Томмазо вздыхает и прижимает ее еще крепче.
– Я думала, тебе это нравится, – удивленно произносит Линда.
– Да, но иногда полезно уметь себя контролировать, – отвечает он, подмигивая.
Уже не в первый раз Томмазо делает ей подобные замечания. Линда понимает, как для него важно иметь рядом достойную спутницу. Только иногда она сомневается в том, что хочет ею стать. И ей страшно. Она вспоминает присутствовавших за ужином людей и многих других, с кем она общалась на подобных вечерах, сопровождая Томмазо. Несмотря на то что они стараются быть с ней учтивыми, иногда ей кажется, что она никогда не станет для них своей. А может быть, ей этого и не хочется: похоже, этот строгий мир, живущий по четким правилам, никогда не будет ей родным. Мир, где все отношения настолько формальны, что это граничит с лицемерием. Мир, где статус – самое главное. Видимость – вот стиль их жизни. В любом деле они стараются избежать конфликта и прийти к компромиссу.