Действительно, в первой половине X в. существовал единственный город, название которого могло дать русифицированную форму «Плесков» — болгарская Плиска или Плискова (в районе современного Шумена). Лингвистическое соответствие в этом случае полное и неоспоримое. В пользу тождества Плиски с летописным Плесковом имеется также множество исторических свидетельств. Эта древняя столица Первого Болгарского царства неоднократно упоминается в источниках первой половины IX—XII в. (надпись хана Омортага, сочинения византийских писателей Льва Диакона, Анны Комнин, Кедрина, Зонары). Плиска была большим и густонаселенным городом, с огромным языческим капищем площадью более 2000 м2, во второй половине IX в. перестроенным в величественный христианский храм. Сожженная в 893 г. венграми, Плиска на время запустела, в связи с чем резиденция болгарских царей и архиепископов была перенесена в Великий Преслав. Но разрушенный город в первой четверти X в. возродился, приняв в свои стены видных деятелей церкви и многих представителей болгарской знати, и затем еще долго сохранял значение выдающегося культурно-духовного центра. Конечно, этот «Плесков» был несравненно более привлекательной ярмаркой невест, нежели Богом забытое селище кривичей на пустынных берегах реки Великой.
Стоит отметить, что разные списки Повести временных лет помещают фразу о прибытии Ольги из Плескова в Киев сразу после сообщения о неудачной войне болгарского царя Симеона с греками и венграми. Оба известия относятся, таким образом, к одному региону — Балканам.
Болгарское происхождение Ольги, однако же, еще не означает того, что она была этнической болгаркой[104]. Дело в том, что существует сообщение летописца 1606 г. из Погодинского сборника: «...женись князь Игорь Рюрикович во Плескове, поя за себя княжну Ольгу, дщерь Тмутаркана, князя половецкого». Ввиду явного анахронизма упоминания здесь половцев, которые появились в южнорусских степях только в середине XI в., это испорченное место можно восстановить следующим образом: «...женись князь Игорь Рюрикович во Плескове, поя за себя княжну Ольгу, дщерь князя тмутарканского».
Ольга и в самом деле принадлежала к высшей знати, княжескому роду. В Игоревом договоре с греками она носит титул княгини и ее посол назван сразу вслед за послами Игоря и Святослава — существенный довод в пользу родовой знатности Ольги, особенно если вспомнить, что договоры Олега и Святослава вовсе обходятся без упоминания их жен. «Княгиней от Плескова» Ольга именуется в Ермолинской летописи (вторая половина XV в.). Из Повести временных лет известно о том, что она получила после свадьбы с Игорем собственный удел — город Вышгород; кроме того, ей принадлежало село Ольжичи. Впоследствии на нужды ее двора шла третья часть дани, собираемой в «Деревьской земле». Еще при жизни мужа в распоряжении Ольги находилась «своя дружина». Наконец, Ольга правила Киевом в период несовершеннолетия Святослава и потом — в те годы, когда возмужавший князь искал себе «чести» в чужих землях. Все это достаточно определенно указывает на ее принадлежность к какой-то владетельной фамилии.
Но кто такой этот «тмутарканский князь»?
Оценивая показание Погодинского сборника, следует учитывать, что у древнерусской Тмуторокани (на Таманском полуострове) имеется дунайский двойник — город Тутракан, существующий и поныне (в низовьях Дуная, неподалеку от Силистры). Древнерусская форма «Тмутаркан» (из Погодинского сборника) явно ближе к болгарскому варианту — Тутракан, чем к Тмуторокани из Повести временных лет. Чрезвычайно важно и то, что появление в тексте «князя Тмутаркана» не помешало летописцу из Погодинского сборника вновь упомянуть «Плесков» — города с таким названием на Таманском полуострове мы не найдем, а в дунайской Болгарии Тутракан и Плиска — соседи. Стоит отметить, что в XII—XIV столетиях в «Тутраканской» области Северного Подунавья действительно кочевала часть половецкой орды. Но под пером летописца начала XVII в. половцы, без сомнения, заступили место какого-то другого народа, который в первой половине X в. населял Тутракан и его окрестности.
Прямых свидетельств об этнической принадлежности тутраканских князей у нас нет. Но вот что интересно: Тутракан лежит в той области, которую средневековые источники позволяют условно именовать Дунайской Русью. Здесь, на болгарском Дунае, находилась целая россыпь «русских городов», упоминаемая в «Списке русских городов дальних и ближних» (XIV в.): Видычев град (современный Видин), Тернов (нынешний Велико-Тырново, рядом с которым протекает река Росица), Килиа (на Килийском гирле Дуная), Каварна (в 50 км к северу от Варны), а также «на усть Днестра над морем Белгород» (современный Белгород-Днестровский). Километрах в шестидесяти от Тутракана выше по Дунаю до сих пор находится город Русе/Русь, а ближе к черноморскому побережью — город Росица. Возможно, одно из этих «русских» поселений имел в виду кардинал Цезарь Бароний, когда упомянул некий «город русских», в котором гонцы византийского императора Константина Мономаха догнали папских послов, возвращавшихся в Рим летом 1054 г. (сообщение между Константинополем и Римом осуществлялось по Дунаю)[105].
Наконец, есть прямое свидетельство Ольгиного посла по имени Искусеви, принадлежавшего, конечно, к ближайшему окружению княгини, который в договоре 944 г. объявил о своей (и, следовательно, Ольгиной) принадлежности к «роду русскому». В одном из списков Псковской летописи (XVI в.) сообщается, что отец Ольги был русский, а мать «от языка варяжска»[106], что, кажется, указывает также на этнические связи Ольги со славянским Поморьем; возможно, матерью Ольги была вендская княжна. Отсюда весьма вероятно, что князья Тутракана были «от рода русского»[107].
Тутраканские русы, конечно, испытывали сильное болгарское влияние — политическое и культурное. Последнее видно, например, из того, что Константин Багрянородный воспроизводит имя Ольги с его болгарского варианта — Эльга (болгарское Ельга). Можно предположить, что Ольга в отрочестве была отдана на воспитание ко двору болгарского архиепископа в Плиску/Плесков, откуда она затем и была «приведена» в Киев в качестве невесты Игоря.
В заключение обратим внимание на то, что Ольгин сын, Святослав, в полном сознании своего права, продолжал считать болгарский Дунай «своей» землей: «Не любо ми есть жити Кыеве, хощю жити Переяславьци в Дунае, яко то есть среда [середина] земли люеы...»[108] Очевидно, что для Святослава низовья Дуная могли быть «серединой его земли» только в силу наследственных прав на эту территорию, перешедших к нему от Ольги. В рассказе Константина Багрянородного о ежегодном плавании киевских русов в Царьград между прочим говорится, что, миновав дельту Дуная, они уже «не боятся никого» — то есть, как следует из смысла фразы, не только печенегов, но и болгар. Источники не сохранили указания на заключение в первой половине X в. союзного русско-болгарского договора, наличием которого пытались объяснить это место в сочинении Константина[109]. Зато женитьба Игоря на тутраканской княжне, прямо или косвенно подтвержденная сразу несколькими свидетельствами, отлично проясняет дело, исчерпывающе отвечая на вопрос, почему послы и дружинники киевского князя чувствовали себя в «русской» (дунайской) Болгарии как дома.
Наиболее дальновидные историки и прежде отмечали, что «с точки зрения исторической вероятности привод жены к Игорю из болгарского города Плискова понятнее, чем появление Ольги из Пскова, о котором более ничего не известно в X в.»[110] Действительно, «болгаро-русское» происхождение Ольги становится совершенно ясным в свете главного направления русской экспансии в конце 30-х — начале 40-х гг. X в. Укрепление позиций киевских русов в Северном Причерноморье и поиск жены для Игоря во Пскове — политический абсурд. Но овладение устьем Днепра и женитьба на болгарской «русинке» — звенья одной цепи.
Сват князя Игоря
Остается сказать несколько слов о человеке, сосватавшем Игорю тутраканскую княжну. Кандидатура вещего Олега, разумеется, отпадает. Вместо него, казалось, логично было бы указать на Свенгельда. Однако сделать это мешает совершенное неведение источников о каких-либо прочных связях киевского воеводы с тутраканскими князьями и Ольгой. В этом отношении чрезвычайно показательно «выпадение» Свенгельда (после мести Ольги «древлянам») из всего многолетнего периода Ольгиного правления. К тому же никакого другого имени Игорева свата, кроме Олега, летописи не называют.
Все это позволяет предположить, что действительный почин в этом деле принадлежал Олегу II. Возможно, Тутракан входил в число «русских градов», в которых сидели «великие князья под Олгом сущи» — это, кстати, хорошо объясняет высокий социальный статус Ольги в иерархии «русских архонтов», так как, по всей видимости, она носила титул княгини или даже великой княгини. Посредничество «великого и светлого князя» Олега II в заключении брачного договора между двумя подчинявшимися ему великокняжескими домами — киевским и тутраканским — выглядит вполне естественным.