Из них не уцелел ни один.
Совершенные проповедовали ненасилие, но не были слепцами. Достаточно ведь просто оглянуться по сторонам, и сразу же увидишь вокруг злодеев, готовых сожрать тебя живьем, а потом продать твои кости.
Мейсаляне тесно соприкасались с миром и отличали идеальное от реального.
Второй появившийся в деревне совершенный был родом из Гролсача и говорил с сильным акцентом. Еще двое пришли перед самым закатом. Брат Колокольчик раньше жил в Арсгенте, а брат Умелец – в Кейне, в Аргони. Теперь он странствовал по Коннеку, чтобы обрести самое себя. Его речь почти никто не мог разобрать.
В тот вечер жители Сен-Жюлез-анде-Нье отправились спать в твердый уверенности, что скоро в их маленькой скромной деревушке будут приняты судьбоносные решения.
Собор совершенных официально начался в середине второй недели месяца мантанса. В Сен-Жюлез-анде-Нье собралось двадцать четыре совершенных. Такая толпа была деревенским в тягость, и они наперебой ворчали, хотя охотно набивали карманы невиданными деньгами и вовсю пользовались бесплатной рабочей силой.
Мейсаляне попирали учение церкви, почитая совершенных женщин равными совершенным мужчинам.
В самом начале чалдаряне тоже исповедовали равенство, но об этом забыли, еще когда пророки и основатели не успели покинуть этот мир.
Те жители Сен-Жюлез-анде-Нье, кто не исповедовал мейсальскую ересь, были разочарованы: в деревне не случилось ни одной оргии, а совершенные не устроили ни одной черной мессы и не поклонялись Орудиям Ночи.
Именно из-за этого бротской церкви было так трудно в Коннеке: здесь почти у каждого кто-то из друзей, соседей или родных числился еретиком. Поэтому все имели возможность узнать правду. Мейсаляне действительно искали свет, наблюдали и проявляли милосердие, из-за них прихожане (а с ними и деньги) отвращались от епископальной церкви.
Безупречный и епископ были совершенно правы.
Церковники теряли Коннек.
Если так пойдет и дальше, ересь распространится. Однажды сам Граальский император, возможно, начнет ее исповедовать, просто чтобы насолить Броту.
Лишь очень немногие совершенные понимали, насколько опасна мейсальская ересь. В том числе и поэтому они назначили собор в деревеньке Сен-Жюлез-анде-Нье.
У ищущих свет были хорошие друзья в Антье, в окружении епископа. Да и в самом Броте. У Безупречного вообще хватало врагов, которые охотно вступали в союз с совершенными.
Собор должен был решить, что делать с грядущей угрозой.
4
Андорегия, старейшины СкугафьордаДа, эти старые перечники в последний раз были в стурлангерском походе, еще когда Всеотец пешком под стол ходил. У них кишка тонка распускать сплетни о Шаготе Выродке и его младшем брате Сваваре. Такого братья не позволяли даже собственной матери. Мерзкие прозвища они терпеть не собирались.
На самом деле Шагота звали Гримуром, а Свавара – Асгриммуром. Всю свою жизнь они задирали любого, кто встречался у них на пути. Нигде не было им места, только среди воинов Эрифа. Старики решили отправить их на поиски беглецов. Ведь после смерти Эрильсона братьям больше не представится возможности грабить, убивать, насиловать и воевать за объединение разрозненных андорежских кланов. И никакого больше почета и уважения, никакой борьбы за новое невиданное королевство.
Шагот и Свавар не отличались особым умом и потому не поняли, что соотечественники просто-напросто хотят от них избавиться.
Пулла, Брига, Трюгг, Херва и Видгис решили, что чужеземные проповедники не убивали Эрифа. Эти глупцы искренне верили в ту чушь, которую несли. А их собственные верования не дозволяли поднять руку на человека, даже если он того заслуживал.
Шагот и Свавар с дружками страшно обрадовались, что смогут прикончить слабаков-южан. Братья взяли себе на подмогу бывших товарищей по ладье – Холлгрима, Финнбогу и близнецов Сигурдура и Сигурьона Торкалсcонов.
Видгис, двоюродная бабка близнецов, побеседовала с ними напоследок.
Еще до рассвета мстители начали долгое восхождение на перевал Хеклы, пересекли все продолжающий расти ледник Лангьёкуль и в конце концов вышли на дорогу, ведущую прочь от моря. Именно по ней, видимо, и отправились беглецы.
Старики хотели избавиться от смутьянов. Теперь в Скугафьорде хотя бы ненадолго воцарится мир.
Мало кого из старейшин действительно волновало, кто убил Эрифа Эрильсона. Гораздо больше их занимал вопрос о том, почему на похороны явились Похитительницы Павших. Но на него ответить не мог никто.
Разгорелся ожесточенный спор, и мнения разделились, ведь все по-разному относились к объединению Андорегии. Многие хотели, чтобы даже маленькие острова и фьорды оставались независимыми. Вопрос религии отошел на второй план.
Свобода или единство – вот что занимало жителей Андорегии в ту эпоху. Все, от мала до велика, имели на этот счет собственное мнение, зачастую подкрепленное дремучим невежеством. Те, кто жаждал свободы, называли Эрифа орудием Глюднира из Фрисландии (он, кстати, тоже величал себя королем Андорегии). Довольно нелепо, ведь Глюднир и Эриф были заклятыми врагами, а, объединившись, андорежцы легко отвадили бы фрисландцев. Но здравый смысл редко уместен в спорах о политике. Особенно если замешаны подступающие к северным пределам льды. Сторонники Эрифа как раз утверждали, что только объединенная Андорегия устоит перед близящимися снегами.
Противники же Эрифа заявляли, что надвигающиеся льды – сплошная выдумка.
В конце концов старики порядком набрались эля. Женщины, посовещавшись, решили, что Эрифа убила Кьярваль Фирстар Эйольфсдоттир. Эриф жил с ней против ее воли с тех самых пор, как вернулся из похода в южные земли – Сантерин, Скат и Воул. Именно в том походе ее отцу Эйольфу в глаз угодила стрела. А перед смертью он якобы умолял Эрифа взять себе в наложницы его единственную дочь.
Загадочным образом тому не сыскалось ни единого свидетеля, и даже преданные сторонники Эрифа не верили в эту историю.
Трюгг предположил, что убийцу подослал некий чужеземный король (чье имя называть не следует), обитающий в Могнхагне в Фрисландии.
Эль лился рекой, и споры разгорались все жарче. Но потом спорщики начали засыпать, эль закончился, и все потеряли к делу интерес.
Никто так и не понял, почему же за Эрифом прилетели бесстыдные Похитительницы Павших, но страх уже успел пустить корни. Похитительницы явились прямиком из мифов и легенд, а жители Скугафьорда привыкли, что мифы – это всего лишь мифы.
Последним уснул скальд Брига. Он долго смотрел на угасающее пламя и думал о том, что сам превратился во второстепенного персонажа какой-то саги, совершенно не похожего на настоящего Бригу.
Видывал он и такое на своем веку. Скальд уже порядочно гостил на этом свете и лично знал многих, о ком теперь слагали саги. Некоторые легенды помогал создавать он лично – тут чуть преувеличить, тут умолчать. Ведь истинной правды не существует. Правда – это то, что согласилось считать правдой большинство. Истинная же правда не щадит никого и никому не приносит пользы, ей дела нет до всеобщего блага. Истинная правда – весьма опасный зверь, даже в самые спокойные времена его не следует выпускать из клетки.
Спросите об этом любого священника или владыку.
Правда – главный предатель.
Вот так, едва не открыв для себя самую главную и последнюю правду, Брига уснул мертвецки пьяным сном.
5
Антье, КоннекСекретарь Серифса торопливо привел Бронта Донето в покои епископа. Патриарший посланец увидел, как сидевший у ног Серифса белокурый длинноволосый мальчик вскочил и кинулся прочь. Ему, по всей видимости, не исполнилось еще и двенадцати. Сутана на коленях у епископа странным образом топорщилась. Значит, слухи не врут, и всемогущий не обделил священника мужской статью.
Если епископ и смутился, то виду не подал. Он смерил секретаря гневным взглядом, не решившись все же открыто выражать раздражение перед Донето. Лично посланца Серифс не знал, как не знал и о его положении в Броте. Но отправил его сам Безупречный, а это уже кое о чем говорило.
Оба священнослужителя сделали вид, что ничего особенного не случилось. Донето не выказал Серифсу должного почтения. Значит, он, по всей видимости, состоит в коллегии и занимает более высокое положение.
Но Серифс усмотрел в этом еще и признаки недовольства: наверное, Безупречного не радуют его успехи в борьбе с мейсальской ересью. И посланец не преминул подтвердить опасения епископа.
– Наш с вами пастырь – человек весьма прямолинейный и велел мне говорить без обиняков, – начал Бронт на церковном бротском, коннекским наречием он не владел. – Безупречный отправил вас сюда искоренять ересь. Но мы уже давно не получали добрых вестей, вместо них – постоянные жалобы: из Антье, Каурена, Кастрересона, да почти отовсюду. Вы якобы пользуетесь саном и положением ради собственной выгоды.