Так прошло несколько дней. Про то, что надо возвращаться в свой век, Олег вроде бы уже забыл окончательно. Во всяком случае, даже не заикается об этом. А я и не напоминаю. Честно говоря, привязался я к нему уже как к родному брату - ведь ни братьев, ни друзей у меня раньше никогда не было. Да и пользу обществу он приносит огромную, потому что работает, что называется, без брака. Если у меня из десяти "случаев", в среднем, в двух-трех осечка бывает по каким-то причинам - то после него у "телок" "светофор" неизменно только красным загорается...
Но в один прекрасный день - а вернее, вечер - возвращаясь домой с работы, встречаю я в подъезде мою соседку Рину. В слезах. Сначала я подумал, что с ее сынишкой что-то стряслось, а оказалось - друг мой Олег расстроил ее. Даже можно сказать, смертельно обидел ее. Подкараулил ее на улице, слово за словом, и...
- И что? - допытываюсь я у нее. - Случиться с тобой хотел, что ли?
- Если бы! - всхлипывает она. - Извращенец он, твой Олег!.. Сказал, что жить без меня не может, что никто, кроме меня, ему не нужен, что... что любит он только меня!..
- Не может быть! - еле выдавил я. - Так и сказал?!..
- Ну да, - подтверждает Рина, а сама всё слезы льет. - А потом... потом... нет, я даже это не могу произнести вслух!.. Поцеловал он меня в губы, представляешь? Как я убежала от него - сама не знаю!.. Позор-то какой! На всю жизнь теперь пятно!..
Я еще долго простоял, чтобы прийти в себя. Потом кое-как успокоил несчастную женщину, а сам схватил первый попавшийся скутер - и на всех парах помчался к Олегу...
Он забаррикадировался на очередной "конспиративной" квартире и на звонки не отзывается. У дверей ошивались жаждущие "телки", но я их так шуганул оттуда, что они все свои высокие каблуки о лестницу поломали. Хорошо, у меня свой ключ от той квартиры был, так что удалось мне проникнуть внутрь. А там дым коромыслом, турбозвук орет на полную громкость, пустые бутылки разных размеров на полу валяются, а Олег сидит на полу в ванной, тупо уставившись в одну точку, весь не в себе.
Вижу - не столько пьян он, сколько плохо ему, аж всё нутро у него корежится.
- Олег, - сказал я. - Ты что же делаешь, а? Ты зачем к Рине со всякими непристойностями приставал?
Посмотрел он на меня как бы сквозь туман и продолжает молчать. Как говорится, у нас, "семёнов": ни реакции, ни эрекции...
Выключил я аппаратуру, окна настежь распахнул, чтобы квартира проветривалась, а потом подхожу к своему приятелю, беру его неторопливо за грудки и приподнимаю с пола.
- Послушай, - говорю я. - Ты эти свои штучки... насчет любви и поцелуев брось! Это тебе не в двадцатом веке!.. Да ты знаешь, что у нас это величайшим извращением считается?! Одно только слово это - "любовь" - и то неприлично на людях произносить!.. Ты же сам потом стыда не оберешься, когда все тебя презирать будут!
И тут он тоже не выдержал. Побледнел, как бумага, и кричит:
- Неприлично?! Любить - неприлично?!.. А ...ться, - (тут он снова вставил какое-то давно забытое словцо, видимо, имеющее такое же значение, как и "случаться"), - у всех на виду, по-твоему, прилично?! А превратить самое светлое человеческое чувство в обязанность - прилично? А опуститься до скотского состояния и относиться к женщинам, как к самкам, - это вы считаете приличным?..
- Не кричи, - перебил его я. - Лучше послушай, что я тебе скажу. Ты меряешь нас по своей, давным-давно устаревшей мерке. Потому что вы там, в своем веке, никогда не сталкивались с такой угрозой исчезновения с лица земли!.. Ты что, думаешь, мы по своей развращенности пошли на полигамные сексуальные связи? Мы вынуждены были сделать, пойми, Олег! Иначе мы бы давно уже вымерли, как... какие-нибудь редкие животные, и некому было бы даже занести нас в пресловутую Красную Книгу!.. Ты, наверное, считаешь нас моральными уродами, да? Но ведь мораль определяется самими людьми с учетом условий внешней среды!..
Но он меня почти не слушал и всё кричал, что мы вернулись к первобытному стаду, что в будущем мы все равно выродимся, потому что якобы сама природа не потерпит хаоса в интимных связях и, рано или поздно, нанесет по нашим генам такой удар, от которого мы уже не оправимся...
- Ты посмотри сам, - помнится, говорил он. - У вас же больше нет никаких интересов - только бы ... - Он опять употребил какой-то архаичный глагол. Куда ни взглянешь - всюду сплошной Содом и Гоморра!.. По-моему, вы даже рады, что вас обстоятельства к этому подтолкнули, иначе вам просто нечем было бы заняться!.. Что у вас ни спросишь - всё было сделано до вас! "Это наши предки в двадцать первом веке искусственный белок открыли!"... "Это еще в прошлом веке антигравитацию стали применять!"... "Это давным-давно хороший климат установили"... А вы-то сами - что вы сделали? Пользуясь плодами труда предыдущих поколений, зажрались - вот и решили разврат узаконить!..
Тут я чуть не ударил его. Хорошо, что он вовремя замолчал.
- Ладно, - сквозь зубы процедил я. - Бесполезно тебя переубеждать, наверное. Только вот что... Раз уж мы такие-сякие, нехорошие и гадкие, то что же ты у нас задерживаешься, а? Катись тогда обратно в свой век и не суй больше носа в наши дела!.. Живи прилично, женись, заведи кучу детей... Только при этом ты, как и другие твои современники, все равно будешь лицемерить. Потому что весь ваш век был насквозь пропитан лицемерием!.. И ты будешь похотливо разглядывать порножурналы, украдкой коситься на женские ножки на пляже, покупать тайком видеокассеты с "клубничкой" и, глотая слюнки, слушать рассказы тех, кто осмелился посетить публичный дом или переспать с чужой женой!.. Жить так, по-твоему, прилично?
Тут он совсем взбеленился. Видно, задел я все-таки его гордость за свое время и за свое общество.
Не буду больше вспоминать, что он тогда говорил, что я ему отвечал главное, поссорились мы с ним крепко, и я ушел.
А на следующий день Олег пропал. И даже записки на прощание не оставил. Вот уж действительно - извращенец!..
Кто знает, может быть, он сумел каким-то образом вернуться в прошлое?
Всё бы ничего, только неделя проходит, другая, месяц, а Рина не показывается со своими кулинарными открытиями. Поэтому как-то вечером я сам пошел к ней. Для сынишки гостинцев набрал, как положено, сам зачем-то приоделся, будто в кино сниматься собираюсь...
Открывает она мне дверь, а я стою столбом и на нее пялюсь. И никак не могу узнать ее. Вся она какая-то бледно-зеленая стала, иссохла, щеки ввалились, глаза погасли...
Увидела меня, на грудь кинулась, рыдает.
- Что случилось, Рина? - спрашиваю. - С сынишкой что-нибудь?
А она ни слова не может вымолвить, только трясется как в ознобе да зубами стучит.
Кое-как успокоил я ее, требую, чтобы выкладывала, в чем дело.
Ну, она и призналась.
- Берт, - говорит, - не могу больше!.. Разве это по-человечески?!.. Я же не смогу теперь жить без него!..
Дальше ее речь вообще бессвязной стала, но мне и так всё понятно. Растравил душу бедняжке своим признание в любви пришелец из прошлого. Черт его знает, может быть, в сердце каждой женщины, как заноза, засела с древних времен эта потребность - быть нужной мужчине, одному мужчине?.. Словом, о многом передумала Рина и внутренне совсем было решилась изменить свою жизнь, только... Только поздно уже было. И теперь она мучается, вспоминая Олега с его извращенной любовью к ней...
И всё твердит:
- Послушай, Берт, верни мне его, а?.. Куда он уехал, скажи? Я ведь за ним на край света готова!..
- А где сын твой? - спрашиваю, потому что в квартире как-то пусто и тихо стало.
- Я отдала его... В Гнездо. Понимаешь, я...
А сама опять плачет.
- Это что же, ты из-за Олега сделала? - спрашиваю, а нутро мое так и холодеет от нехорошего предчувствия.
- Да, - говорит она.
И тут меня наполняют сразу два чувства. Во-первых, жалость к этой несчастной дуре, поверившей какому-то проходимцу из прошлого и перечеркнувшей из-за него всю свою жизнь. А во-вторых, злость - и на нее, и на Извращенца одновременно...
Может быть, под влиянием этих чувств, а может быть, потому, что в действительности я сам был неравнодушен к Рине (до этого я уже потом допёр, когда ничего нельзя было исправить), только совершил я тогда такое, за что буду раскаиваться теперь до конца своих дней.
Я просто хотел как-то ее утешить, дать ей то, чего так и не сумел дать Олег... Короче говоря, я обработал ее как "семён". Я так старался при этом быть ласковым и нежным, я... я даже целовал ее!.. Но почему-то ничего хорошего из моей затеи не вышло. Она не сопротивлялась мне, нет, она только съежилась в комочек, глотая слезы, а когда я кончил, попросила бессильно:
- Уходи, Берт.
И голос ее в тот момент был таким, что я не помню, как оказался на улице, как бежал куда-то, то и дело натыкаясь на прохожих и видя перед собой только ее взгляд. Последний, безжизненный взгляд...
Понимаете, когда между нами произошло это, браслета на ней не было, и я даже не знаю, сумел ли я оплодотворить ее... Хотя теперь это не имеет никакого значения.
Потому что на следующий день Рина покончила с собой, бросившись вниз из окна своей квартиры.