отличаются внешне и хорошие американцы от плохих американцев. Прозрение
 пришло ко мне, но прежде я убил несколько "плохих" вьетнамцев, укокошивших
 моего приятеля. С трудом я тогда избавился от поразившей меня первобытной
 бациллы мщения.
 Так я разлюбил Америку. Я ушел к "плохим" вьетнамцам. Я предложил им
 свою помощь. Хотел учить их английскому, польскому языкам. Но они просили
 меня научить их побеждать американцев. Так я разочаровался и в них.
 Оказавшись меж двух воюющих сторон, я представлял собой третью
 невоюющую и этим, должно быть, сильно раздражал обе стороны. Обе стороны
 объявили награду за мою голову, которая в данном случае никакой
 стратегической или иной ценности не имела, тем более, что никакие секреты
 известны мне не были. Ря бежал, скрываясь от всех вооруженных людей.
 Я бежал несколько лет. Бежал в сторону Ближнего Востока. По дороге
 мне шесть раз предлагали участие в военных действиях за "правое дело". В
 пяти случаях отказаться было невозможно, отказ был равнозначен
 самоубийству. Ря снова одевал какую-то военную форму, получал какое-то
 оружие и в очередной раз ожидал удобного момента, чтобы дезертировать из
 неизвестной мне армии. Однажды я забыл сбросить форму и несколько дней
 пробирался по руслу высохшей реки, пока не добрался до маленького селения.
 Я постучал в первую попавшуюся мне глинобитную хижину, хотел попросить
 воды. Открывшая дверь арабка так громко завизжала при виде меня, что в
 следующие две минуты за моей спиной собралась вся деревенька. Они так
 радостно галдели, показывая на меня пальцами к что-то рассказывая своим
 детям. Потом они начали меня одаривать лепешками и урюком. Дошло до того,
 что меня на руках отнесли в самую высокую хижину, где и оставили на ночь.
 Однако поздно ночью, когда я видел один из самых мирных своих снов, эти же
 люди меня растормошили, знаками показав, что мне надо срочно убегать.
 Когда я в темноте с мальчонкой-проводником выходил из деревеньки, до моих
 ушей донесся гул танков, подходивших с другой стороны. Мальчонка довел
 меня до русла высохшей речки и умоляюще заглянул мне в глаза, одновременно
 схватившись своей ручонкой за автомат. Я понял его просьбу и снял автомат
 с плеча. Пройдя километров пять, я услышал стрельбу со стороны покинутой
 мною деревни. Позже я сообразил, что причиной радости местных жителей была
 не снятая во время военная форма. После этого я стал внимательнее
 относиться к деликатному вопросу самовольного ухода из рядов неизвестных
 мне армий.
 Как бы там ни было, но, спустя годы, я оказался на родине моей
 матери, где мне тут же повязали на шею теплый серо-белый платок и вручили
 короткоствольный автомат и несколько гранат. На следующий день я, будучи
 под контролем "однополчан", подорвал гранатой израильский патруль, за что
 был сразу награжден непонятной бронзовой медалью, испещренной мелкой
 арабской вязью. На стороне палестинских патриотов я воевал дольше, чем
 обычно. Объясняется это довольно легко - меня ни на минуту не оставляли
 одного и я уж было испугался, что эта невидимая линия фронта окажется для
 меня последней. Но вскоре "однополчане" решили мне доверить "великую
В РјРёСЃСЃРёСЋ Аллаха". РћРЅРё поручили РјРЅРµ пробраться через Саудовскую Аравию РІ Рран
 и убить аятоллу Хомейни, позволившего себе нелестное высказывание по
 адресу старшего брата палестинцев Ясира Арафата. Трудно не угадать, что со
В РјРЅРѕР№ приключилось дальше. Уже РЅР° границе Ррана меня переодели РІ форму
 стража исламской революции и в числе других мусульман, возвращавшихся со
 священного хаджа в Мекку, отправили на не менее священный ирано-иракский
 фронт. Военные действия на этом фронте меня позабавили тем, что солдаты
 постоянно смотрели в небо, и в зависимости от увиденного перепрыгивали из
 одной воронки в другую. На этом фронте я похудел на килограмм восемь.
 "Повоевав" таким образом с недельку, я спокойно, без всяких трудностей
 покинул линию фронта и ушел в горы. Слава Аллаху, никакие посты на ночь не
 выставлялись. Видно аятолла полагался на высокую мусульманскую
 сознательность правоверных. В них он не ошибся.
 Следующий и последний мой фронт оказался в Афганистане, куда я вышел
 после недели пешего перехода по ущельям. Дехкане встретившегося мне на
 пути аула ласково приняли меня, накормили, напоили, а когда я уже заснул
 на заботливо постеленной мне циновке, добрые местные жители тщательно