— Подите прочь, Филипп, оставьте меня одну.
Анжелика с ужасом увидела, что Филипп направляется к ней. Она ощущала себя голой, совершенно беззащитной.
— Чем больше я смотрю на вас. тем меньше мне хочется вас покидать.
Он обхватил ее и крепко прижал к себе. Анжелика задрожала, у нее перехватило дыхание так, что она не могла разразиться рыданиями, которые душили ее.
— Пустите меня, пустите… прошу вас…
— Мне нравится слышать ваши просьбы. Он легко приподнял ее, как куклу, и кинул на тюфяк, служивший постелью какой-то монахине.
— Филипп, вы забываете, ведь мы в монастыре!
— Да? Вы хотите сказать, что двух часов, проведенных вами в этом святом месте, хватило вам на то, чтобы дать обет целомудрия. Но вам не придется долго хранить верность этому обету. Мне всегда доставляло большое удовольствие лишать чести монахинь.
— Вы самое презренное существо из всех, кого я когда-либо знала!
— Ваши любовные разговоры не из самых приятных, которые мне приходилось слышать, — проговорил он, срывая перевязь.
— Вам следовало бы проводить больше времени в салоне у прелестной Нинон.
— Хватит жеманничать, мадам. Вы, к счастью, напомнили мне о моем долге, и я намереваюсь выполнить его.
Анжелика закрыла глаза. Она перестала сопротивляться, по опыту зная, чего ей это будет стоить.
Безразлично вынесла она унизительное совокупление, к которому он принудил ее, причиняя ей страдания и боль.
Она подумала о несчастных в браке женщинах, которые исполняют свои супружеские обязанности, думая о любовниках или перебирая четки в объятиях какого-нибудь пузатого старикашки, с которым их связала горькая судьба.
Иное было с Филиппом. Он не был ни пузатым, ни пожилым, и Анжелика сама хотела выйти за него замуж. Да, теперь она раскаивалась в этом, но было уже поздно. Наверное, ей нужно было бы научиться обходиться благосклонно со своим повелителем, которого она сама себе выбрала.
Но что он за чудовище! Женщина для него всего лишь вещь для удовлетворения его низменных страстей. Но, несмотря на все это, он был мужественным и стойким чудовищем, и в его объятиях ей трудно было направить мысли на душеспасительный лад и шептать молитвы.
Филипп по приказу своей прихоти ринулся в атаку, как закаленный воин. Трепетная дрожь сражения и жажда обладания этим телом не оставили ему места даже для малейшего проявления нежности. Тем не менее, оставив ее, он прикоснулся руками к ее шее в том самом месте, где грубые пальцы его слуги оставили след, и слегка провел своими пальцами, как будто хотел выразить этим свою пренебрежительную ласку. Затем, выпрямившись, он оглядел ее с гадкой усмешкой.
— Ну, моя радость, похоже, что вы поумнели. Я предупреждал вас, что так и будет. Скоро вы будете моей рабыней, покорной рабыней. А пока что желаю вам приятного времяпрепровождения за этими толстыми стенами. Вы можете плакать, стонать и ругать меня сколько вам заблагорассудится. Никто не услышит вас. Монахиням приказано кормить вас, но запрещено выпускать хоть на шаг из этой кельи, а у них превосходная репутация тюремщиков. Для них вы не представляете никакого интереса, а просто кажетесь нежелательной нахлебницей в их монастыре. Развлекайтесь сами с собой, сударыня. Быть может, сегодня вечером вы услышите звуки охотничьего рога, когда королевская охота будет проезжать мимо вас. Я прикажу дуть в рога в вашу честь.
Он разразился громким смехом и вышел. Как ненавистен был ей этот смех! В нем не было ничего, кроме злобной радости мести.
Анжелика осталась неподвижной под грубым, толстым, тяжелым одеялом, сохранившим запах мужского пота. Она была уставшей и безразличной ко всему. Напряжение прошедшей ночи, раздражение от ссоры и удовлетворения желания мужа истощили всю ее энергию. Силы оставили ее. Тело словно погрузилось в глубины блаженного расслабления.
Неожиданно она почувствовала боль в животе. Появился неприятный привкус желчи во рту, на лбу выступили капельки пота. Она старалась справиться с приступом неожиданной болезни, но затем вновь распростерлась на постели, еще более опустошенная, чем раньше.
Это были те же симптомы, которые месяц тому назад она старалась не замечать. Теперь же надо было взглянуть правде в глаза. Мрачная свадебная ночь принесла свои плоды. Анжелика не могла вспомнить эту ночь без чувства стыда.
Анжелика была беременна. Она понесла ребенка от Филиппа, от того человека, который ненавидел ее и клялся мучить до тех пор, пока не доведет до безумия.
На мгновение Анжелика почувствовала себя беззащитной. Если бы только она могла заснуть! Сон восстановил бы силы и придал ей мужества. Но время сна прошло, наступило утро. Недовольство короля возрастет, и ей придется покинуть Версаль, а может быть, и Париж.
Она вскочила, подбежала к двери и барабанила по ней до тех пор, пока на суставах пальцев не выступила кровь.
— Откройте дверь! Выпустите меня отсюда!
Вот уже и солнце проникло в келью. В это время все приглашенные на королевскую охоту должны были собраться в Кур-де-Опера. Только Анжелика не будет присутствовать на этом празднике.
— Я должна быть там! Если король отвернется от меня, я погибла. Только король может удержать Филиппа. Я должна попасть на королевскую охоту во что бы то ни стало! Ведь Филипп упомянул, что я смогу услышать звуки охотничьего рога из окна. Значит, монастырь расположен поблизости от Версаля.
О, ей надо выбраться отсюда! Она должна это сделать! Но сколько она ни ходила по келье, не смогла найти выхода.
Внезапно она услышала глухое эхо от стука деревянных башмаков по коридору. Она в напряжении застыла, исполненная внезапной надеждой. Затем бросилась к тюфяку и прикинулась самым беззаботным существом в мире.
Ключ снова повернулся в замке, и вошла женщина. Очевидно, это была прислужница, а не монахиня. На ней был плотный чепец и плисовое платье, в руках был поднос. Вошедшая угрюмо пробурчала:
— С добрым утром.
И стала выставлять содержимое подноса на стол.
Еда была скудной: кувшин с водой, чашка, от которой слегка пахло бобами и свиным, жиром, маленькая булочка.
Анжелика внимательно наблюдала за служанкой. Быть может, эта женщина будет единственным существом, с помощью которого она сможет общаться с внешним миром. Надо попытаться извлечь какую-нибудь пользу из этой встречи.
Женщина не походила на тех полных, неуклюжих крестьянок, которые обычно обслуживают монастыри. Она была еще молода и довольно привлекательна. В больших черных глазах затаилась свирепая злоба, а крутые бедра, подчеркнутые юбкой, достаточно красноречиво говорили о ее прошлых занятиях.
Наметанным глазом Анжелика определила, кем была эта служанка, особенно после того, как услышала ругательство, слетевшее с ее губ, когда ложка соскользнула с Подноса на пол. У Анжелики не осталось и тени сомнения, что перед ней одна из подчиненных «Великого Керза» — короля отверженных.
— Эй, сестра, — шепнула Анжелика.
Женщина обернулась. Глаза ее округлились, когда она увидела, как Анжелика сделала жест взаимопомощи, принятый у нищих Парижа.
— Господи боже! — воскликнула она, как только пришла в себя от изумления.
— Могла ли я подумать… А они говорили мне, что вы настоящая маркиза. Бедняжка, и тебя схватили подонки из банды Святого причастия? Не повезло тебе, да? А кто же может ужиться с этими стервятниками?
Она присела на край тюфяка.
— Шесть месяцев я торчу в этой дыре. И не сердись, что я так глупо хихикаю. Мне приятно видеть тебя, как будто я только что сытно поужинала. У меня все заботы сразу из башки вылетели. В каком районе ты работала?
Анжелика неопределенно махнула рукой:
— И там, и тут… везде. У Деревянного зада…
— О, у Великого Керза! О тебе, наверное, хорошо заботились. Для новенькой ты довольно быстро забралась на самую верхушку. Ты ведь новенькая? Никогда не видела тебя раньше. А как тебя зовут?
— «Милый ангел».
— А меня «Воскресенье». Мне дали это имя за мою специальность. Я работаю по выходным. Я не хочу быть такой, как все. Я прогуливалась перед церквами. Боже, какие все эти мужики чопорные и набожные, когда входят в церковь, у них там много времени, чтобы подумать кое о чем во время молитвы. Хорошенькая девочка после мессы, почему бы и нет? Так что к окончанию мессы у меня уже куча клиентов. Но что за шум поднимают их старые женушки! Они чуть там друг друга не поубивали, стараясь арестовать меня. Собирались судить меня и отправить в тюрьму. Немало, наверное, пришлось кое-кому выложить денег. Но так или иначе процесс они выиграли. Вот почему я здесь, в этом проклятом монастыре. И теперь я должна служить вечно. А что с тобой? Что у тебя произошло?
— Один сводник хотел, чтобы я сошлась с ним. Я было согласилась, да он стал заставлять перевести на него все мои сбережения. Черта ему! Он не смог меня заставить. Тогда он, чтобы отомстить мне, запрятал меня в монастырь, пока я не переменю решения.