Нет, они с Иваном тоже ее в детстве баловали, конечно. И тоже любили. Хотя почему – любили. И сейчас любят. Только теперь каждый сам по себе.
Фу… Зачем опять про Ивана вспомнила? Все, надо вставать! Быстро в душ, потом кофе и вон из этой квартиры… Еще же к офису тащиться надо, машину забирать. А потом – в Сосновское, к бабушке.
Через полчаса, умытая и причесанная, Ольга сидела перед ноутбуком, прихлебывая кофе. Привычка у нее такая вдруг стихийно образовалась – по утрам пить кофе, глядя в компьютер. Может, от одиночества? Когда слово сказать некому, компьютер становится первым другом. И что самое страшное – другом единственным.
Ладно, не надо с утра грустных мыслей! Лучше по привычке в почту глянуть.
Опа! Ну, конечно. Опять письмо от того же придурка. И опять с номером телефона и просьбой перезвонить. С досадой удалила письмо в «корзину» – показалось, даже услышала, как оно туда шлепнулось. Захлопнула крышку ноутбука, натянула джинсы, футболку, выскочила из квартиры, будто на свободу вырвалась.
До офиса доехала на такси. Родненькая «Тойота» скучала в уголке стоянки, сияла на солнце перламутровым боком. Обиделась. Прости, подружка, за вчерашнее, надо же и хозяйке иногда расслабиться. Сейчас, сейчас мы с тобой прокатимся… Как выедем на трассу, как дадим жару, ух! Лишь бы из субботних пробок на выезде из города выбраться.
Да, дорога в Сосновское – это отдельная песня… Когда столько лет подряд мотаешься по отрезку в сто километров туда-сюда, уже каждую вмятину на дороге знаешь, каждый перелесок справа-слева родным кажется. Сто километров, час езды. Поселок Сосновское, заброшенный рай. Когда-то построился вокруг деревообрабатывающего комбината, процветал себе тихой размеренной жизнью, а теперь комбинат умер, и поселковый народ никому не нужен оказался. Обычная история, уже никого не удивляет и не возмущает. Как-то иссякло с годами и возмущение, и удивление. Люди привыкли. Ничего, живут как-то.
А ей, выходит, повезло, что выбралась в город. Кто она была? Обыкновенная поселковая девица, внучка учительницы словесности Елизаветы Максимовны Стрелковой. Да, смешно звучит – поселковая девица. Но ведь это действительно так. Не всем поселковым девицам удалось во время учебы выскочить замуж и остаться в городе. Многим с институтскими дипломами приходилось возвращаться в поселок, там и пропадать… Да, как-то раньше она о себе в таком ключе не думала. Выходит, опять спасибо Ивану?
В первые годы, как поженились, они с удовольствием ездили к бабушке. Тогда еще машины не было, на автобусе… Польку под мышку – и вперед. А потом, когда машину купили, уж каждый выходной в Сосновское, святое дело. И девчонок с собой брали, Владу и Томку. Им такие поездки – как праздники в безмужней жизни. У бабушки дом большой, всем места хватало. Шашлыки жарили, купаться на озеро бегали, баню топили. Да, все было. И как-то развеялось в одночасье, улетело пылью по ветру. Была семья – нету семьи. У дочери своя жизнь. Муж предателем оказался. Была подруга Влада, и нет подруги Влады. И подруги Томочки тоже нет, потому что она с Владой отношения разрывать не захотела, даже после такой подлости. А если ты друг моего врага, значит, мне уже не друг. Выходит, никого не осталось. Одна, совсем одна. Кремень и скала. Женщина, которая не простила. Женщина с пещерой внутри – пробежал сквознячок, опалил холодом… Так опалил, что горло перехватило, дышать нечем. И в глазах туман. Лучше на обочину съехать, постоять пять минут.
А ведь не хочется, если честно, ехать в Сосновское. Но почему? Может, в одиночестве непривычно? Или потому, что опять надо обсуждать эту тему с бабушкой, объяснять что-то, оправдываться, будто она виновата в чем? Но почему – объяснять и оправдываться? Бабушка – единственный близкий человек. Ближе никого нет. А вот поди ж ты – будто через силу себя заставлять приходится! Выходит, счастливые внуки всем нужны, а несчастливые картину мира портят?
Ладно, надо ехать дальше, чего самой себе капризы устраивать. Тем более, свороток на Сосновское за тем леском начинается. Приехала почти. Вот моя деревня, вот мой дом родной.
Бабушка встретила ее, как всегда, без эмоций и поцелуев. Да, у них так принято. И ничего страшного, между прочим. Всегда так было – и ничего, не умерли.
– Здравствуй, Ольга. Ты почему не позвонила, что едешь? Я же тебя всегда прошу предупреждать заранее… У меня и обеда нет.
– Я не голодна, бабушка. Тем более, в багажнике продуктов полно, я по дороге купила.
– Зачем? Мне ничего не надо, у меня все есть. Господи, Ольга… А это уж совсем ни к чему! – с презрением указала бабушка на палку копченой колбасы, вывалившуюся под ноги из пакета, – это же сплошной холестерин, убийца сосудов! Я это даже под пыткой есть не стану!
– Ну, я съем… Я просто хотела тебя вкусненьким побаловать. Чего ты?..
– Меня? Побаловать?
– Ну да… А что здесь такого?
– Да ничего… Просто немного странно.
Бабушка пожала сухими плечами, глянула с недоумением. Будто оттолкнула от себя внучку вместе с ее «побаловать». Дальше пуговиц не пустила. Ольга вздохнула, улыбнулась миролюбиво – да ладно, мол, не больно-то и хотелось твоей приветливости. Ладно, пусть будет, как всегда. Не может же человек в свои восемьдесят пять взять и перемениться эмоционально. Зато – какая она красавица в свои восемьдесят пять! Собранная, аккуратная, прямая, как сухая крепкая палка. Поглядишь на нее – и стариться не страшно.
– Что твой Иван? Как поживает?
– Он уже не мой. Мы разводимся, ты же знаешь.
– Я надеюсь, ты хорошо подумала, Ольга? Все взвесила, прежде чем принять такое радикальное решение?
– Я вовсе не думала, бабушка. И не взвешивала. Чего тут взвешивать? На сколько граммов предательство тянет?
– А ты взвесь, Оля. Ничем в жизни нельзя разбрасываться. Надо целесообразно относиться к тому, что дает в руки судьба. Иван любит тебя, это же ясно, как божий день.
– Нет, бабушка. Выходит, не любит. Если б любил… Ну, ты сама понимаешь, что я тебе буду объяснять.
– Он отец твоей дочери…
– Ну, дочь скоро сама матерью будет, ей не до нас.
– Но… Он же хороший, Оля! Он мужчина. И ему можно простить.
– Не поняла акцента, бабушка… Простить – потому что хороший или потому что мужчина?
– Не смейся! И не придирайся к словам! Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю! Он любит тебя, за это его можно простить.
– Не знаю. Наверное, можно. Только я не могу. Не умею. Не получается. Ну нет во мне этого рычажка, природой не предусмотрен. Мне или все, или ничего. Или семья, или не семья. А если уж семья, то… То это как родина, которую надо любить и от врагов защищать. И я именно так любила…
– Но ведь и Ваня – так. Просто он один раз ошибся. Но – любил… Я же видела, как он тебя любил. Я еще не совсем из ума выжила.
– Да, ты права, и Ваня любил. Но он оказался предателем родины. А предателей родины на войне сразу расстреливали – без всякого суда и следствия.
– Ты не на войне, Оля…
– Я на войне, бабушка. Я всегда на войне. Да ты же сама всегда меня учила держать оборону! Если оборону ослабишь – затопчут, уничтожат. Забыла, что ли?
– Да. Я тебя учила. Но я тебя учила обороняться, а не нападать.
– Так и обороняюсь – от предательства!
– Нет, Оля, нет… Это не оборона. Это похоже на глупый демарш. Когда обороняться не от кого, а оборону все равно надо придумать. И Ваня твой не сапер, которому можно ошибиться только один раз. Он обыкновенный человек. Его надо простить, Ольга. Я бы на твоем месте простила.
– Ты? Ой, сомневаюсь! Ты бы на моем месте уж точно не простила!
– Ладно, что с тобой разговаривать… Совершенно бесполезное занятие, ты слышишь только себя и свою обиду. Пойдем лучше в дом, я чайник поставлю. Ну и характер у тебя, даже страшно иногда становится, оторопь берет…
– А чей у меня характер? Мамин или папин?
Не хотела спрашивать – само получилось. Опять нарушила табу. Бабушка посмотрела сердито и чуть испуганно, как всегда, когда она приставала с расспросами о родителях. И, как всегда, ничего не ответила. Проигнорировала, будто и не было никаких вопросов.
Вошли в дом. На кухне чистенько, как всегда. Ольга открыла холодильник, начала выкладывать продукты из пакетов. Бабушка нажала на кнопку электрического чайника, поставила на стол чашки, сахарницу, сухарики в вазочке.
– Хочешь, яичницу сделаю? – полуобернулась к Ольге.
– Нет, я бутербродами обойдусь.
– Бутерброды есть вредно. Надо внимательно следить за питанием, Ольга. Надо беречь здоровье смолоду.
– Да, бабушка. Я знаю. А еще – Волга впадает в Каспийское море. А лошади кушают овес и сено. Кажется, так у Чехова, да?
– Ты хочешь упрекнуть меня в банальности?
– Нет. Ни в чем я тебя не хочу упрекнуть. Я просто хочу понять… Ну почему, почему я не могу спросить ничего о своих родителях? Нет, правда? Что, есть какая-то в этом ужасная тайна? Ну, понятно, мой папа, он твой сын. А мама? Кто была моя мама? Она тебя обидела чем-то, да?