— Я знаю.
Все молчали. У Айсмингера отвисла челюсть.
— Как Герман? — спросила Кэти.
Я ответил:
— Мардж от него не отходит. Говорит, все будет в порядке.
— Хорошо.
На пульте управления зажглось несколько желтых лампочек: до старта оставалось две минуты. Вдруг я испугался: не заденет ли наша реактивная струя «Зеленую ласточку»? Мак-Гайр, видимо, тоже об этом подумал; его пальцы быстро пробежали по клавишам, и на дисплее высветился длинный ряд цифр. Я увидел, как напряглись желваки на скулах Кэти — стиснув зубы, она ждала приговора.
— Все в порядке, — сказал наконец Мак. — Ее не зацепит.
— Кэт... — Айсмингер еле сдерживал рыдания. — Если б я только знал, что ты...
— Да, Эд. — Ее голос был нежным и спокойным, и она улыбалась, хотя из глаз катились слезы.
Где-то далеко внизу загудели топливные насосы.
— Как я хочу, — бесстрастно произнес Айсмингер, не отрывая взгляда от экрана, — хоть чем-нибудь помочь.
Кэти улыбнулась в последний раз и, грациозно повернувшись, ушла в глубину рубки. Теперь она осталась только на одном экране — изящный профиль, мягко подсвеченный огоньками штурманского пульта, далекий и щемяще прекрасный.
— Ты... можешь помочь, — сказала она. — Построй двигатель, который изобрел Виктор. И вернись за мной.
На секунду мне показалось, что Мак сейчас отменит старт, но он сидел, сжав кулаки, и все делал правильно — то есть ничего не делал. Я вдруг понял: Мак-Гайр органически не способен вмешиваться в естественный ход событий.
И еще я знал, что женщина, оставшаяся в темной рубке, смертельно испугана тем, что она совершила. Представление прошло великолепно, но ей так и не удалось скрыть ужас в самой глубине глаз. Внезапно и отчетливо я осознал: Кэти хотела спасти не себя, а Программу.
Когда включился двигатель, ее лицо словно окаменело — лишь теперь она окончательно поняла, что ей предстоит, — а потом вдруг исчезло.
— Где картинка? — рявкнул Айсмингер.
— Она выключила камеру, — ответил я. — Видимо, не хочет, чтобы мы сейчас ее видели.
Эд окинул меня мрачным взглядом и, стиснув кулаки, повернулся к Мак-Гайру.
— Какого черта... неужели вы не могли схватить ее и силком притащить сюда?
— Но мы же не знали, — ответил я. — Разве о таком догадаешься?
И про себя подумал: «А разве нет?»
Когда стартовый импульс закончился, корабли разошлись всего на несколько километров — и в то же время между нами разверзлась пропасть, громадность которой неподвластна человеческому воображению.
— Кэти, Кэти, Кэти, — непрерывно повторял Айсмингер в микрофон. Ответом ему было молчание.
Вдруг ее голос пробился сквозь помехи, и в тот же момент вновь вспыхнули экраны.
— Хорошо, — сказала Кэти. — Великолепно! Проверьте кассету — убедитесь, что все записалось как следует. — Она аккуратно перевязала волосы ленточкой; ее глаза были подведены, а губы тщательно накрашены.
— Роб, — продолжала Кэти, — не забудь особо проработать то место, когда Эд называет меня по имени, — убавь звук до предела, наложи посторонний шум. И никаких комментариев о том, кто виноват! Нам нужна жертва обстоятельств, а не оплошности.
— Господи, Кэти... — Я все еще не мог опомниться. — Что ты наделала?!
Она глубоко вздохнула.
— Я уже все вам сказала. Еды мне хватит лет на восемь, а то и больше; воздуха — хоть залейся. Вшестером нам пришлось бы куда хуже.
— Кэти! — прямо-таки взвыл Мак-Гайр. — Это же были прикидочные данные! Да еще с большим запасом! Система жизнеобеспечения вполне могла бы потянуть шестерых. Это была только прикидка...
— Ладно, хватит, — оборвала его Кэти, — теперь это уже неважно. Послушайте! Со мной все будет в порядке: у меня есть что посмотреть, есть что почитать и есть что написать. Так как дальней связи крышка — Роб знает, — вам надо вернуться хотя бы за моей книгой. — Она улыбнулась. — Мак, тебе понравится, как я пишу, вот увидишь!
В рубке «Верности» стояла мертвая тишина.
— А ночью, если мне станет совсем одиноко, я поиграю в бридж с компьютером.
Мак-Гайр покачал головой:
— Ты уверена, что все будет в порядке? Пять минут назад ты казалась такой расстроенной.
Кэти опять улыбнулась и подмигнула.
— Мак, — сказал я, — ей наконец-то удалось сняться в кино.
— Не понимаю... — Мак-Гайр развел руками. — Почему? — Он придвинулся ближе к экрану. — Почему ты это сделала?
— Та молодая женщина, — ответила Кэти, — совершила, что называется, поступок высокой доблести. Это далось ей нелегко, и она могла показаться вам испуганной и расстроенной.
«И вызывающе прекрасной», — подумал я. И понял вдруг, что значит любить Катрин Перт.
— А эта Кэти, — улыбнулась она, — честно заработала право на отдых — на долгий отдых. Постарайтесь построить корабль; я буду вас ждать. И прилетайте на нем... если сможете. — Катрин помолчала. — Наверное, его назовут в честь Виктора.
Я встречаю на Земле уже пятое Рождество. Немалый срок... Связь с Кэти мы потеряли примерно через неделю. Вначале она хотела починить антенну дальней радиостанции, и я уже начал готовить инструкции, но для этого ей пришлось бы выходить в открытый космос, так что затея была благоразумно отклонена.
А насчет кассеты она оказалась права: весь мир словно поднялся в едином порыве. Люди вновь обратили глаза к небу и настойчиво требуют ускорить Программу. Звездолет Виктора Лэндолфи почти построен: десятка три или четыре стран предложили НАСА свое содействие.
Айсмингер занимается бортовыми компьютерами этого корабля и держит меня в курсе дела. Запуск был намечен на весну, но Эд написал «СЕНТЯБРЬ» — значит, опять встретились какие-то трудности. Значит, Кэти пробудет там еще год.
Специально для нее ведутся постоянные радиопередачи — я тоже вызвался в них участвовать и иногда часами говорю в микрофон. Ей рассказывают о новостях политики и достижениях техники, о спорте и развлечениях — и многое, многое другое. Если Кэти слышит нас, то знает: мы идем.
И она знает, что имя нового звездолета — не «Виктор Лэндолфи». Его назвали «Катрин Перт».
Если слышит... Мы не знаем, доходят ли до Кэти все наши послания. А вдруг нет? Сумеет ли человек прожить шесть лет в полной изоляции? Правда, летом ко мне заезжал Айсмингер — уж он-то не сомневается.
— Кэти — крепкая девушка, — не раз повторял Эд. — Выбить ее из колеи просто невозможно. Помнишь, она даже устроила нам под конец небольшое представление?
Актерские способности Кэти — вот это меня и пугает. Я думаю об этом все пять лет. У меня есть копия последнего репортажа (хотя Мак-Гайр и не рекомендовал ее оставлять), которую я смотрел много раз. Смотрел до тех пор, пока мне не стало страшно. Теперь она запрятана глубоко в шкафу, под грудой старых папок.
Там, на коричневой магнитной ленте, две Катрин Перт: перепуганная отважная девушка, чей образ покорил весь мир, и наша обычная Кэти — стройная, гибкая, вечно занятая работой и абсолютно невозмутимая.
И я не знаю, которая из них настоящая.