Джеки хотел себе рукой помочь, но я ему запретил, сказал: «Без рук!». Он тогда меня за бедра обхватил, прижался грудью к моим коленям и присосался так отчаянно, будто хотел из меня душу через хуй высосать. Думаю, губы у него после меня опухли, как пить дать. Не знаю, сколько он так трудился, пока я наконец не спустил ему в рот. Он закашлялся, но все проглотил, во второй раз спермы обычно мало совсем. Я его оттолкнул, забрал у Фила камеру, выключил, потом к Джеки повернулся. Он возле кровати свернулся клубочком, колени к груди подтянул, лицо руками закрыл. Я над ним наклонился, встряхнул его хорошенько, потом еще раз, пока он на меня не посмотрел. Глаза такие огромные, напуганные. «Если расскажешь кому, Фил тебе всю морду исполосует, понял?» — говорю тихо и внятно. Джеки закивал. «У нас все на кассету записано, если будешь плохо себя вести, ее пол-Москвы увидит». Джеки снова кивнул, как будто даже с облегчением, глаза закрыл и обмяк — понял, что мы с ним закончили. Я сказал: «Парни, уходим». Взял камеру, и мы пошли.
На следующий день было воскресенье, предки в гости уехали, Катька с подружкой в кино ушла. Я у себя в комнате закрылся на всякий случай и кассету на VHS перегнал, у меня в комнате тоже видак был. Там здорово получилось, лиц наших не видно, зато Джеки во всей красе. Я ее целиком посмотрел, а конец даже два раза перемотал, где Джеки мне минет делает. Мне тогда в голову пришло, что он красивый, Джеки, только грудей не хватает, а то был бы на девочку похож, волосы эти еще, как у фотомодели. Интересно, как он будет с накрашенными губами выглядеть? Тут я еще подумал, как мы дальше будем. Пока кассета у меня, Джеки и пикнуть не посмеет. Мы его, конечно, можем еще пару раз выебать, но это не то все-таки, ну не знаю, скучно как-то, он же просто лежит, и все, и плачет. Заставить его можно, это просто, он же трус, Джеки-то, за мордашку свою побоится, пара шрамов на щеках его не украсит, а нам за это ничего не будет, это даже как нанесение увечий не котируется. Но мне надо, чтобы он сам захотел.
Я взял телефон и набрал его номер. Он долго не подходил, небось, отлеживался после вчерашнего, но я был настырнее, так что он все-таки взял трубку. «Привет, — говорю, — узнал?» На том конце провода тишина, только слышно его дыхание, или, может, это в трубке шуршит. Наконец он сказал: «Что тебе надо?» Довольно твердо сказал, надо заметить. Пришел уже в себя, значит, я думал, что на первый раз он трубку бросит. Не бросил. «Поговорить, Джеки. Про кассету помнишь?» «Сука ты, Босс», — сказал он устало и как-то печально, таким тоном это даже на оскорбление не похоже. Скорее на капитуляцию. «Я с ней могу что-нибудь сделать. Родителям твоим, например, в Вену послать». «Ты адреса не знаешь». «Посольство-то российское в Вене одно», — я улыбаюсь, хоть Джеки не может этого видеть. «И Крестовский там один». Он опять долго молчит. «Джеки?» «Ладно, чего ты хочешь?» «Я думаю, десять штук будет в самый раз». Я слышу, как он облегченно вздыхает, и тогда добавляю: «Баксов». «У меня нет таких денег». «Можешь отработать», — говорю со значением. Вот сейчас он наверняка расплачется и бросит трубку.
Не бросил. «Как вчера, да? — спросил дрогнувшим голосом. — Тебе не хватило, еще хочешь?» «Я тебя не заставляю, Джеки. Будешь кое-что делать для нашей команды — и я тебе долг буду списывать». «Персональная проститутка?» О, мы еще и шутим. «Не хочешь — не надо, — говорю жестко. — Завтра на почту пойду, ну, и в школу заодно занесу, кому-нибудь подкину. Тебя тогда не мы одни, тебя полгорода будет трахать, после такого-то». «Погоди, Босс, — с трудом говорит он. — Давай договоримся». «Мы зайдем к тебе сегодня, в пять», — я не спрашиваю, я ставлю его в известность. «Л-ладно», — он слегка заикается. Я вешаю трубку.
Я думал, что он откажется. Я просто был уверен. Если б он подумал, понял бы, что я никому эту кассету не стану посылать, уж тем более его папашке. Он же нас уроет за то, что мы с сыночком его сделали. Ну, в школе бы мог кое-кому показать, но Джеки-то что от этого, перешел бы потом в другую школу. Просто я на Джеки надавил, психологически, и он сдался, слабее он потому что. Как девчонка, которая ищет, кому бы подчиниться, кто бы ей покомандовал, сильного парня. Вот я сильный парень, имидж у меня такой, харизма, взгляд стальной, металл в голосе, я только глазом моргну, и Шварц, горилла, готов на задних лапках прыгать. А уж Джеки я поимею, как захочу. Он все для меня сделает. Будет моей девочкой.
Мы к нему пришли вчетвером, пива прихватили, хавчик. Я еще кассету принес, копию, первую-то понадежнее спрятал, и камеру его.
Джеки долго дверь не открывал, а шагов не было слышно, будто он стоял в прихожей и не решался открыть. Я подумал даже, что если бы прислушался, то услышал, как бьется его сердце. Наконец он открыл и сразу же ушел в гостиную, сел там в кресло, руки на колени положил, а на них голову, так что волосы свесились. Мы сбросили обувь, куртки, я подошел к телеку и поставил кассету.
«Давай, ты только нам правду скажешь, и все, мы тебе ничего не сделаем». Джеки от этого аж вздрогнул, когда голос мой услышал. Я его столкнул с кресла на пол, сам уселся. Он только пару минут посмотрел на экран и перевел на меня глаза. На скуле у него был маленький синяк, и круги под глазами, а так вроде ничего выглядел, не убитый, даже какой-то интерес во взгляде, что я ему скажу. Тут я ему спокойно объяснил, чего я хочу. Реальный секс за виртуальные деньги. Я вроде как говорю цену, а он может согласиться, а может и отказаться. Только если он не выплатит долг через полгода, кассета поедет в Вену. Цены мы тоже обсудили, у него голос почти не дрожал, со стороны послушать, будто бы о бизнесе говорим. Я цены даже немножко завысил, на Рижском проститутки берут сотню деревянных за минет, но Джеки все-таки парень, и тут с гарантией, что ничем не болен, что клофелину какого-нибудь там не подсыплет. Короче, я выдрал из блокнота листок и выписал ему двести зеленых за то, как мы вчера его отодрали. Ну, просто написал там крупно цифру, знак доллара, число и подпись свою поставил. И еще двести за сегодня предложил, за всех четверых. Он посмотрел на этот листочек, потом снова на меня, глаза умоляющие: «Босс, не надо сегодня, пожалуйста, больно очень, я потом как-нибудь, ладно?» Я сказал: «Окей, тогда в рот». Джеки заерзал, никак не мог решить, что делать, и тогда я одну руку положил ему на затылок и наклонил к себе, а другой расстегнул штаны. Он взял в рот, как миленький, а что ему еще оставалось? Я почти с нежностью смотрел, как его ротик скользит по моему хую, как он ласкает его губами, старательно так. Он был от стыда весь красный, глаз не поднимал, но сделал все, как ему велели, перед каждым встал на колени и отсосал, он неплохо делал минет, хотя, может, у парней даже не было с чем сравнивать, да и у меня не такой большой опыт, одна только опытная была, студентка, Катькина знакомая левая. Но мне нравилось, как Джеки это делает своими пухлыми губками, а иногда он проглотить все не успевал, и у него сперма на губах выступала, это возбуждало очень.
В понедельник синяк у него уже сошел, только сидеть он нормально не мог на уроках, конечно, зад-то у него болел. Я ему дал передышку на неделю, а в следующие выходные мы к нему опять завалились. Так вот это все и пошло. Джеки почти ни от чего не отказывался, да и смущаться почти перестал. Какое уж тут смущение, когда каждый из нас уже по десять раз его отымел во все дыры. Может, ему даже нравиться немного начало, не знаю, я его никогда не спрашивал. Мы просто приходили и пользовались им, как хотели. Так заводило, что он почти все для нас мог сделать. Любую фантазию, любую мечту, только цифирку побольше написать на бумажке. У меня воображение богатое, и порнушки я уже много пересмотрел, книжки всякие читал типа «Истории О» или «Эммануэль», так что скучать Джеки не давал. Мы сначала только трахали его довольно просто, без затей, включим порнушку по телеку, выпьем пива, поставим его раком посреди гостиной и ебем по очереди, или он одному минет делает, а второй его ебет в это время. Он был такой послушный, податливый, чистенький, мылся всегда перед нашим приходом и дырочку сам смазывал, так что можно было сразу, как придешь, нагнуть его и выебать. Я иногда это даже без резинки делал, только никому больше не позволял. Парни знали, что Джеки моя девочка, я им просто попользоваться давал, потому что меня и смотреть тоже заводило, как Джеки под Конем, например, стонет и жопой двигает. Но все знали, что только я им командую, и Джеки это тоже знал, я это видел в его глазах, когда он на меня смотрел. Может, ему это тоже нравилось. Нет, ну у нас все по доброму согласию было, разве нет? Мы же с ним не как с рабом или, там, с проституткой обращались. Я просто к тому, что он и шутил с нами, и в кино ходил, ну точно, как будто он моя девочка, с Лизкой так же было, только ее остальные, конечно, не трахали. Джеки иногда у меня на коленях сидел, когда мы телек смотрели, или ляжет головой на колени мне и отрубается, когда мы его совсем уж затрахаем, а я его волосами играюсь. Жертва изнасилования так себя не станет вести, верно? Может, он вообще о таком мечтал, дрочил в ванной и мечтал, поэтому и в бар этот долбаный пошел.