От шока человек не чувствует боли. Однажды я каталась на роликах по Дворцовой площади и думала «я такая же молодая, как все тут», и вдруг какой-то ребенок закричал, показывая на меня «смотрите, мама на роликах едет!», и я упала и сломала руку. Боли не почувствовала, только радость, что не «смотрите, чья-то бабушка на роликах едет». И сейчас я не чувствовала боли, а напротив, чувствовала необыкновенную ясность мысли. Сидела на полу и думала: как будто я снимаюсь в кино про 37-й год. В роли жены репрессированного партийного вождя, избалованной умницы-красавицы, за которой пришли. Наша прихожая подходит для декораций такого фильма: партийные вожди любили антиквариат, а у нас как раз шкаф арт-деко, зеркало арт-деко, торшер XIX века, картины.
Сидя на полу, я задумалась: унизительно ли сидеть на полу, в окружении незнакомцев с пистолетами?… Да, если думаешь, что унизительно, нет, если думаешь о другом. Я думала о другом: что чувствовала избалованная красавица, когда в ее красивую жизнь врывались незнакомцы в форме и она оказывалась – на полу, в крови?… Что чувствовали люди, за которыми пришли? Они были вершителями судеб народа и всех людишек, и тех, что пришли их арестовывать. Сидя на полу в крови, я поняла: изумление. Они чувствовали изумление: только что было одно, а сейчас совсем другое, не может быть!..
И это всем нам урок: не стоит строить слишком уверенных планов. Вот я, собиралась в пижаме слушать Шопена, смотреть сериал, есть колбасу, – и что? Сижу на полу, вся в крови. Слушаю Шопена, но о какой колбасе может идти речь в присутствии стольких незнакомых мужчин?
Кстати, при аресте вождей в тридцать седьмом году в качестве понятого обычно присутствовал дворник, протягивал платок вытереть кровь людям, которые еще вчера проносились мимо на «ренджроверах»… на чем они тогда ездили, на «паккардах»?
– Вы в порядке? – спросил Главный.
– Не волнуйтесь, я в целом в порядке, а синяки можно закрасить тональным кремом…
Конечно, я уже поняла: это настоящий обыск, настоящая операция, настоящая группа захвата. С чего бы группе захвата, без тени сомнений уронившей на меня стальную дверь весом с тонну, волноваться за меня? Если бы дверь упала на меня под другим углом, я могла бы умереть, и они бы списали это на усушку и утруску в ходе операции. Я могла бы умереть… А мои дети, а мой муж, а моя мама?!..Вот ведь ужас, от какой мелочи зависит столько людей – от угла падения стальной двери.
Понятой-охранник протянул мне грязноватый платок, чтобы я вытерла кровь, я взяла, сказала «спасибо» и вдруг почувствовала стыд: охранники во дворе сплетничают. Весь дом, соседи, консул дружественной страны, нехорошая квартира, все будут знать, что группа захвата вырезала нам автогеном дверь. Встречаясь со мной во дворе, будут думать: «Все же тут что-то нечисто, валюту в вентиляции прячут или, возможно, торговля рабами». Лучше бы взяли в понятые консула, – консул хотя бы не сплетничает во дворе. Из-за понятого-охранника наша семья навсегда останется с подмоченной репутацией.
– Ордер на обыск, читайте, – страшным голосом произнес Главный.
– «…Преступная группировка по продаже наркотиков… Организатор преступной группировки… проживает по адресу…» В бумажке было написано, что Организатор Преступной Группировки по продаже наркотиков проживает по нашему адресу… Это Андрей.
Я вытащила из кармана пижамы мобильный телефон, чтобы рассказать Андрею, что он глава преступной группировки, а через нашу прихожую проходит наркотический трафик. Главный выхватил у меня телефон.
– Пользоваться телефонами запрещено. Кто дома, кроме вас? Пусть выйдут и сдадут телефоны.
– Только Лев Евгеньич и Савва Игнатьич… но они звери.
– Меня не касаются ваши отношения с родственниками, – сказал Главный.
Когда выяснилось, что у Льва и Саввы нет при себе мобильных телефонов, начался обыск.
– Наркотики, оружие? – сказал Главный.
Раз уж жизнь – это имманентно присущая всему взаимосвязь, то, может быть, для саморазвития любопытно немного побыть в другом мире?… Если вытереть кровь с лица и рассмотреть метафизический дискурс.
…Честно? Я не исследователь чужих миров. Мне в моем мире хорошо. Зачем мне другой мир, мир, где сидят на полу в крови?
– …Хотите сдать добровольно?… – спросил Главный.
Главный и его люди держались строго, будто мы по разные стороны баррикад, будто мы враги: Обыскивающие и Обыскиваемые, Сидящие на Полу в Крови и Стоящие с Пистолетами. У меня никогда не было врагов… не могу припомнить ни одного врага, ни даже недоброжелателя. И сейчас я не считала этих людей врагами, – они ведь не арестовывали меня как врага народа, они просто делали свою работу, и я ведь не хочу, чтобы где-то продавались наркотики, я – с ними, и страха почти не чувствовала, чего мне бояться?
– Нет уж. Не сдам. Ищите.
Главный взглянул на меня с недоумением, возможно, ему и его людям казалось странным, что я не так уж боюсь, не так боюсь, чтобы перестать улыбаться, возможно, им казалось, что я идиот. Возможно, я идиот. Дело в том, что я, как Лев Евгеньич, надеюсь, что повсюду встречу еду.
Когда Лев Евгеньич хочет проникнуть в комнату, где предположительно есть еда, он начинает методично раскачивать лапой дверь. Раскачав дверь, просовывает в щель лапу, открывает дверь, находит еду, затем ест. Именно так обстоит дело. В любом, самом драматическом событии есть зазор между серьезным и смешным, нужно просунуть в этот зазор лапу, расшатать, проникнуть, и – там, за дверью – смешное. Не то чтобы Лев Евгеньич всегда находит еду, скорее, еда начинает оказываться там, где он ее ищет. Я не стараюсь увидеть смешное в любой ситуации, – стараться глупо, – смешное само видит меня.
…Честно?… Улыбаться, притворяться почтибесстрашной означало оставаться в своем мире, там, где не сидят на полу в крови, вот я и держалась за свой мир изо всех сил.
Вторник, 28 января Пока все дома, черт бы их подрал!
А как дерет черт? Пусть бы черт не больно подрал Муру и Андрея. Особенно Андрея.
…О-о-о!.. Не может быть! 8 утра, Мура.
8 утра, а Мура уже шуршит в прихожей! Торопится на Международный симпозиум по дентальной имплантологии. «Компьютерные технологии в дентальной имплантации. Современное оборудование для изучения костной ткани. По окончании симпозиума будут вручены памятные подарки». Все это я прочитала в проспекте, который уже несколько дней лежит на столике в прихожей.
Мурка не работает. Собирается повышать квалификацию. Мы с Андреем по советской привычке считали, что после окончания института человек идет работать. А поработав уж как умеет, – повышает квалификацию. Почему же данную Муру так плохо учили в институте, что она хочет повышать квалификацию, не вылечив ни одного зуба? Оказалось, этому существует разумное объяснение. Мурка сказала: она, Мура, не дура, чтобы вот так сразу взять и пойти работать! Она также не дура, чтобы вот так сразу взять и пойти повышать квалификацию. Поэтому Мурка не работает и не учится.
Мурка сказала, что приглашена на симпозиум. Возможно, она цапнула проспект в приемной какой-то стоматологической фирмы, – проходила мимо, заглянула и стащила проспект. Но я же мать, поэтому я верю Мурке.
Я стояла в прихожей и растроганно смотрела, как Мурка убирает золотисто-рыжие кудри в скромный хвостик молодого врача, натягивает белые сапоги, застегивает белый плащ, повязывает белый шарф. Красиво, – как привидение, во всем белом. Это настоящее счастье – видеть своего ребенка, который в восемь утра уже одет как привидение и вот-вот уйдет на симпозиум по зубам.
В сумке у Мурки белый халат. Врачи на симпозиуме должны быть в белых халатах, – врач должен быть во всеоружии, если потребуется срочная медицинская помощь. А мой ребенок как раз врач. Если на симпозиуме кому-то потребуется срочная имплантация, она тут, моя Мура.
Андрюшечка – ангел, а не ребенок, легкий ребенок, сам проснулся – умылся – съел кашу, отправляется в школу, «Азбуку» по дороге не продает…Ой. Портфель. Ангел забыл портфель. С одной стороны, нужно бежать за ним в пижаме с криком «портфе-ель!». С другой стороны, стук закрывшейся за ребенком двери означает: все, точка, материнский долг исполнен. В школе и без портфеля хорошо, можно попросить у кого-нибудь листочек.
Мура вышла из квартиры, вызвала лифт, открыла лифт, зашла в лифт – уфф, все! Золотисто-рыжее привидение улетело далеко-далеко, на симпозиум. Что это, почему?… Мура вышла из лифта, вошла в прихожую, развязала шарф, скинула плащ, сняла сапоги, скрылась в своей комнате. И через минуту высунулась оттуда в пижаме с уже сонным лицом. Проворчала:
– Глупо переться не пойми куда не пойми зачем.
– Почему не пойми куда?! Почему не пойми зачем?! Дентальная имплантология, Мура! Оборудование для изучения костной ткани! Памятные подарки!
Мура потопталась немного в коридоре, – на пижаме портрет лисы по частям, на груди хвост, на рукавах лапы, на попе лисья морда, и ушла к себе. А я пошла за ней. Хотела показать свое Молчаливое Неодобрение.