— Сам виноват, — изрекла я и выдернула пятую по счету пробу, думая о том, что надо бы осмотреть его всего, особенно спереди.
Мой подопытный оказался носителем черной крови и крылатой ипостаси. Он мог обернуться драконом. Вернее сказать, перевоплощался до того, как в обороте застрял, после чего уже только человеком бегал. К слову, бегал он хорошо, даже отменно и за сегодняшний день побил все мыслимые рекорды выносливости: вначале три часа спасался от меня, а затем еще час со мной в нагрузку убегал от метаморфа. И вот наконец-то устал, свалился в кусты жимолости и замер неподвижно. Именно тут, среди ароматных нежно розовых цветов, Бруг был окончательно мною «пойман», частично осмотрен и опрошен — тоже кое-как, ибо задыхался и, кажется, стеснялся, или же просто боялся показать самое дорогое.
Я спрятала крохотную колбочку и щипцы, которые мне браслет выдал по запросу, и строго обратилась к красноглазому:
— А теперь переворачиваемся и ручки в сторону убираем.
— Наминочка, — взмолился подопытный, — а давай я просто полежу.
— Так ты лежи, а я просто погляжу, — ответила с улыбкой, никак не ожидая, что мне на ухо иронично хмыкнут.
— Ага, еще скажи, что ты на этом остановишься.
— Рыжий! — выдохнула я с ужасом и в следующее мгновение оказалась вздернутой за шиворот.
— Спасибо! — прохрипел освобожденный от моего захвата Бруг и с низкого старта ломанулся через кусты.
— Стой! Стой, кому говорят! Я с тобой еще не закончила!
— Ты уже закончила, — отрезал Герберт, поворачивая меня к себе. — Ты с ним уже все закончила…
— Нет, я с ним только начала, — возмутилась я, взглядом отслеживая передвижения беглеца. Вот он свернул к главной аллее, вот спрятался у забора, а теперь бежит к фонтану, стараясь остаться незамеченным. — Мне кадета Тугго сам декан в подопытные выдал, как первое семестровое задание, так что…
— Ты поступила?! — раздосадованно воскликнул Дао-дво, и ворот моего кителя в его руке жалобно затрещал.
— А что такого? Тагаш Уо меня поддержал и Октован тоже… — Я решительно посмотрела на метаморфа и вздрогнула. — О, боже…
— Что? Хорош? — Он иронично вскинул разодранную бровь, и добрый десяток шрамов на лице вздулись красными линиями. Смотреть на грудь рыжего я не решилась, там все было красным.
Отвела глаза и прошептала, слабея:
— О-о-о-чень, но она страшнее. — И кивком указала за его плечо.
А там, всего в десятке метров от нас, где только что стояла красавица брюнетка в синем платье, с маленькой корзинкой в руках, появилась явная наследница горцев с темным перекошенным от гнева лицом и тысячей шипящих змей в волосах. Гостинец, который она кому-то несла, был безжалостно растоптан, живой цветок, украшавший платье, содран, а голос, который только что призывно звал Дао-дво, до неузнаваемости изменен.
— Вот что значит не моя?! — прохрипела она. — Вот что значит против воли привязан! Вынужден быть рядом! Обязан присмотреть…
— Как же ты не вовремя, — произнес многоликий и допустил ужасную ошибку — его услышали.
— Кто?! Я… или эта безродная плоская страшила, которую ты был готов растерзать!
Будь ситуация иной, я бы, наверное, обиделась на формулировку, но сейчас лишь сжалась, мечтая живой выбраться из цветущих кустов жимолости.
— Амидд, — голос Герберта был на удивление спокоен, слова просты и невольно вызывали уважение, — давай отложим этот разговор, достаточно скандала с утра.
— И поэтому ты при виде девчонки чуть ли не выпрыгиваешь из штанов! — рявкнула она.
Сказать по правде, я только сейчас обратила внимание, во что помимо вздувшихся красных полос одет рыжий. Результат осмотра оказался неутешительным, потому что на нем не было одежды.
— Вообще-то, это трусы, и весьма хорошего качества, — заверила я с высоты своей башни, все же родилась не в монастыре и штаны от белья отличить в силах. Но едва ляпнула, получила два явно ненавидящих меня взгляда — черный и карий.
— Ах, ты!.. — взвилась наследница горцев.
— Беги, — скомандовали мне и отпустили.
Бежать?! О да, это желание повторно проснулось во мне, едва я увидела измененную оборотом змееволоску, но бросить и без того израненного Дао-дво не смогла, позвала на помощь духа. Того самого хранителя академии, который давным-давно должен был прекратить эту драку, или, вернее сказать, избиение беспомощного рыжего озверевшей фурией. Многоликий отступал, стараясь увернуться от ударов ее хвоста и крыльев, но мало в этом преуспевал. Там, где были вздувшиеся красные полосы, на этот раз появилась кровь, а Севой все их не остановит ни лично, ни через эхо-порт. Безмолвствует.
— Нваг-нваг, или вы сейчас же появляетесь здесь, или я вас декану сдам! — рявкнула я в браслет, понимая, что Герберт сбежать не рискнет, и если повторно потеряет жизнь, то снова обвинит меня.
Шантаж оказался действенен.
— И как ты намерена сделать это? — полюбопытствовал призрачный старичок, оказавшись справа от меня. Постоял, посмотрел и ухмыльнулся, глядя, как черная фурия прижимает к ограде Дао-дво. — И учти, Довар Горран не любит ложь — точь-в-точь как и его незабвенная дочь Амиддария.
Дочь? Эх, а я думала, у магистра с этой ненормальной просто расовая схожесть. Ну да что с того! Подумаешь, подцепил рыжий дочь декана… а теперь вот и получает от нее. Бедолага, да что ж он терпит до сих пор?
Вдохнув побольше, заявила духу:
— Скажу, что вы у его бы… которая была бу… стащили ящик дорогого эльфийского вина.
— Вряд ли это его хоть как-то заденет, — ухмыльнулся дух. — Нигбетту магистр выдворил не только из собственного сердца, но также из квартиры, из академии и из столицы. И ничего ей не оставил.
— Но это еще не значит, что он обрадуется вашему пьянству по четвергам.
— Да не пью я вино, а всего лишь смакую пары! — возмутился старичок, дернув себя за бороденку. — И нечего шантажировать меня на каждом шагу. Я же молчу о твоей чудесатости…
И глазом косит на меня, реакцию выжидает. А не дождется!
— Моя чудесатость еще не доказана, а ваше невмешательство с попустительством очень даже процветают, — фыркнула, едва не добавив: «с самого раннего утра», и прищурилась злобно: — Так вы вмешаетесь или нет?
— Нельзя, — ошарашил меня хранитель академии и начал исчезать со словами, — пока Амидд не успокоится, трогать ее нельзя, иначе хуже будет.
— Да куда уж хуже? — возмутилась искренне, когда дерево, за которое скользнул многоликий, спасаясь от хвоста фурии, вдруг расщепилось на куски и с треском разлетелось. — Объясните хотя бы, почему он не примет оборот и сам не даст отпор.
— Потому что драки и спарринги во внеучебное время за пределами полигонов и без наблюдения кураторов запрещены Уставом академии пункт 3.5.1.
— Тот самый пункт, что отдал в мои руки кадета Тугго?
— Да. И в соответствии с которым все кадеты, принявшие оборот, застревают в обратном перевоплощении, — ухмыльнулся дух в бороденку и развел руками: — Результаты бунтарского поведения большинства ты увидела с наступлением рассвета.
Видела. Вспомнила повторно и вздрогнула, поежившись, когда еще одно дерево разлетелось на куски, а затем осыпалась и каменная горка, от которой Дао-дво едва успел отскочить.
— И что, он так ничего и не предпримет?
— Да нет… даст остыть, а потом профессионально скрутит в последний раз. Доревновалась, безголовая, — прицыкнул дух языком и, взяв меня за руку призрачной дланью, сказал: — Пошли отсюда.
Мы исчезли как раз в тот момент, когда рыжий, увернувшись от хвоста, оказался за спиной фурии и крепко обнял уже не крылатую зверюгу, а истерично вопящую девицу с растрепанной шипящей прической.
И видение, где многоликий, как ледник, усмиряет бушующий в брюнетке огонь, еще бы долго стояло перед моими глазами, не закинь меня Нваг-нваг в комнату к Бругу как раз в тот момент, когда мой беглец вышел из ванной во всей своей неприкрытой красе.
— Ух, ты… Как я вовремя, спасибо Севой! — просияла я, на расстоянии осматривая новую область для взятия проб. Область была внушительной и уникально оформленной — с гребнем у основания и двумя плавниками с боков. Изящно.
— Намина?! — взвыл красноглазый, руками прикрывая наготу и красоту. — Что ты тут делаешь?
— Тебя жду и думаю. Знаешь, получи я в обороте все вот это, — указала на спрятанное, — я б на твоем месте тоже бегала.
Мгновение он осознавал только что сказанное, а потом как взревет:
— Это все мое, без изменений!
— Да? — Наивный взгляд и взмах ресниц.
— Да, — улыбнулся двуликий, явно думая о произведенном на меня впечатлении, и обязательно положительном.
— Правда-правда?
— Правда, — заверяет оборотень и, убрав руки от бесценного, плавно пошел на меня. Как Кардинал разбитых сердец, как истинный захватчик, мягко, с предвкушающей ухмылкой.