— Ты понял, что он сказал?
— Не очень, — ответил Антон. — Что-то насчет того, что он кого-то узнал. И Петр вроде бы тоже.
— Он говорил про какого-то шофера или мне послышалось?
— Говорил.
— И что ты обо всем этом думаешь? — не унималась я.
— Я думаю, нам очень повезет, если не подхватим воспаление легких.
Тут нам пришлось замолчать: над самой головой раздались шаги и несколько голосов. Мужчины, кажется, трое, негромко переговаривались. Мы затаили дыхание, но опасения оказались напрасными, голоса смолкли, шаги стали удаляться, только невнятный шум со стороны парка давал понять, что стражи порядка еще трудятся по соседству.
Очень скоро сидение в воде стало сущей пыткой, зубы мои выбивали дробь, руки и ноги онемели, Антон чувствовал себя не лучше. Рассвело, теперь в нашем укрытии мы хорошо видели лица друг друга, но наш оптимизм все убывал. Не знаю, сколько еще я смогла бы продержаться, но наконец заработали двигатели машин, а через пять минут стало очень тихо. Я с робкой надеждой подумала: «Неужто они убрались отсюда?»
— Кажется, уехали, — пробормотал Антон, фраза далась ему с заметным трудом.
Мы еще немного подождали, Антон перебрался к краю пристани и поднырнул, я за ним. Он выбрался из воды и помог выбраться мне. Вокруг ни души, а тишина стояла такая, будто в полукилометре отсюда не было большого города с его шумной жизнью.
Мы постояли на пристани, пытаясь прийти в себя. Признаться, зрелище было довольно жалким, с нас натекли лужи, мы тряслись от холода, обхватив себя руками за плечи. Хотя солнце уже поднялось над горизонтом, ранним утром было прохладно.
— Пошли, — сказал Антон и направился к парку. Я была уверена, что не смогу сделать ни шага, однако ходко потрусила следом.
Мы пересекли парк. Ничто в нем не напоминало о недавней трагедии. По улице, заросшей сиренью, мы вышли к переулку, где ночью оставили машину. К моему величайшему облегчению, «Хонда» стояла на месте. Судя по физиономии Антона, он испытывал то же самое чувство. Оказавшись в кабине, он первым делом включил печку, стянул с себя ветровку, а потом и футболку.
— Переоденься, — бросил он отрывисто. — Не то в самом деле воспаление подхватишь.
Я взглянула на себя в зеркало и пришла в ужас: лицо серое, губы синие, зато глаза красные. В общем, хоть сейчас на конкурс красоты. Прикинув, что стекла в машине тонированные и прохожие, если таковые будут иметь место, ничегошеньки не увидят, я потянулась к сумке, лежавшей на заднем сиденье, достала футболку, носки и покосилась на Антона. Он в этот момент, обнаружив в кармане чехла полотенце, зверски растирал себе спину. Парень был так занят собой, что до меня ему, похоже, никакого дела. Я стянула джинсы, стараясь не смотреть на своего соседа, и быстро надела шорты. Антон закончил растираться, с отвращением посмотрел на свои мокрые джинсы, в свою очередь покосился на меня, а я предложила:
— Могу дать тебе футболку.
— Давай, — кивнул он.
В моей футболке с розовым мишкой на груди он выглядел забавно и заметно стеснялся своего вида, может, поэтому был чересчур молчалив. В машине стало жарко, но согреться я все никак не могла, да и в целом жизнь не слишкoм-то радовала.
Расчесавшись и проведя рукой по подбородку со щетиной, отливавшей синевой, Антон неодобрительно хмыкнул, после чего мы плавно тронулись с места и направились в сторону реки.
— Куда мы? — робко спросила я.
— Подальше отсюда.
Лаконично, ничего не скажешь.
Взяв левее пристани, по новому мосту мы перебрались на другой берег и вскоре затормозили возле густых зарослей ивняка. Я мало что понимала, но решила держать язык за зубами. Надеюсь, моему новоявленному другу не пришло в голову искупаться, лично у меня на ближайшее время на любой водоем острая аллергия.
Выйдя из машины, Антон заглянул в багажник и вернулся с двумя одеялами.
— Мы будем загорать? — удивилась я. Антон счел вопрос язвительным и сурово ответил:
— Не знаю, как ты, а я хочу спать, чем и тебе советую заняться. Выйди на минутку, я сниму чехлы, надо их высушить.
Чехлы он снял и расстелил на еще мокрой от росы траве, вслед за ними пришла очередь промокшей одежды и обуви, затем он разложил сиденья в машине, бросил на них одеяла и сказал:
— Располагайся.
Я легла, завернулась в одеяло, испытывая настоящее блаженство, и уснула, кажется, мгновенно.
Проснулась я оттого, что рука онемела от неудобной позы, а еще от духоты. Духота, однако, показалась благом, я наконец-то согрелась и внутренности не сотрясались мелкой дрожью. Разлепив глаза, я увидела прямо перед собой физиономию Антона, мы почему-то лежали не на разных сидениях, а на одном и под двумя одеялами. Антон спал, запрокинув голову и приоткрыв рот, левая рука на моей спине, а моя на его груди. Черт-те что…
Приподнявшись, я взглянула на часы. Полдень, не удивительно, что жарко. Стараясь не разбудить Антона, я распахнула дверь и вышла. Джинсы высохли, чехлы тоже. Я оделась, спустилась к речке и умылась. Возвращаясь к машине, увидела Антона, он натягивал джинсы, прыгая на одной ноге.
— Доброе утро, — сказала я и улыбнулась.
— Привет. Вроде уже день… — ответил он и добавил немного невпопад:
— Обувь, кажется, высохла.
Он отводил глаза и вроде бы испытывал неловкость, наверное, считал, что, пролежав со мной, обнявшись, несколько часов, нарушил супружескую верность. В общем-то, я тоже так считала, оттого старалась не встречаться с ним взглядом.
— Есть хочется, — сказала я, устроившись на сиденье.
— Сейчас найдем какое-нибудь кафе. Здесь полно всяких кафе, по крайней мере, четыре года назад они появлялись через каждые полкилометра.
"Что-то он больно разговорчив, должно быть, совесть мучает».
Я кивнула, соглашаясь с ним. Он торопливо убрал одеяла, расчесался, взглянул на свою небритую физиономию и тяжко вздохнул.
— Думаю, следует побриться, — заметил Антон. — Ничего, если задержимся минут на пятнадцать?
— Конечно, — ответила я. — Я немного пройдусь, а ты не торопись, от голода я не умру.
Я направилась по извилистой тропинке вдоль реки, а когда вернулась, Антон уже закончил свой туалет. В машине невозможно было дышать от его одеколона, я поморщилась, придя к выводу, что у его жены плохой вкус, могла бы подобрать парню что-то поприличнее.
Я открыла окно, а умные мысли оставила при себе. Через пятнадцать минут мы сидели в придорожном кафе, ели свинину «по-боярски» и прикидывали, чем следует заняться в ближайшее время. Я боялась, что Антон, проторчав несколько часов в воде, скажет мне «прощай» и сбежит к супруге, но он оказался из тех, кто терпеть не может загадки и старается во всем разобраться. Загадок у нас имелось хоть отбавляй, так что семья его в ближайшее время не увидит.
— Ты уверена, что Витька погиб? — задал он мне совершенно неожиданный вопрос.
— Уверена, — ответила я испуганно и, помедлив, добавила:
— Почему ты спросил?
— Кое-что наводит на интересные мысли, — пожал он плечами. — Мне не дают покоя Вовкины слова. Ведь он прошептал «шофер», так? А Витька был шофером у Щербатова.
— Ну и что? — пытаясь понять, куда он клонит, нахмурилась я.
— Я подумал, что, если ты немного исказила истину, что, если Витька жив?
— Спятил и убил всех этих людей? — не выдержала я. — А меня отправил к тебе, чтоб ты изловил его и упек в психиатрическую лечебницу? Такого даже в самом дурацком кино не увидишь. Я понятия не имею, что это за шофер, узнав которого Мансуров лишился жизни, но это точно не Витя. Когда я видела его в последний раз, он был тяжело ранен.
— Но не убит? — невинно поинтересовался Антон.
— У него не было шансов остаться в живых. Говорю тебе, он мертв.
— Я в этом не уверен, — ответил он и задумался. — Чем больше я размышляю над твоим делом, тем меньше оно мне нравится.
— Мне оно вовсе не по душе, — разозлилась я. — Но я хочу найти сестру, она у меня одна и…
— Не заводись, — вздохнул Антон и как-то странно посмотрел на меня. — Надеюсь, ты понимаешь, если я не буду знать, что происходит в действительности, толку от нашей беготни по городу никакого.
— Я ничего не скрываю, — испуганно сказала я и посмотрела ему в глаза. Он немного посверлил меня взглядом, надо признать, без всякого толку, и остался недоволен.
— Как знаешь, — заметил он и уткнулся в тарелку. Аппетит у меня сразу же пропал.
Обед закончили в молчании, выпили чаю, и я решилась подать голос:
— Что будем делать?
— Попробуем узнать, что случилось с Петькой.
— А потом?
— Потом заглянем к Витькиной жене и любовнице Таболина.
— Зачем? — насторожилась я.
— Хочу выяснить, что это за таинственная баба, от которой оба спятили. Если подружка Таболина сообщит, где он сам, я буду просто счастлив.
Поразмышляв немного, я согласилась, что в сказанном есть резон, другого способа разыскать Таболина я просто не знала, но возвращаться в город после вчерашних событий ужасно не хотелось.