– Менты! Гады! – в приступе шизофренического безумия заорал он.
И выстрелил прямо в голову автоматчику. Сержант успел среагировать. Чуть пригнулся. Пуля со страшной силой ударила в каску, сбила ее с головы. Боец без чувств рухнул на землю. Падая, нажал на спусковой крючок. Живот шизоида превратился в месиво, кровь и дерьмо смешались в страшную кашу.
– А-а! – заорал браток, который собирался выйти четвертым.
Одна пуля угодила ему в ногу, раздробила коленную чашечку. Он вывалился из машины с другой стороны, закрутился волчком по земле.
Пятым выходил самый старший. Вернее, ему помогли выйти. Федот самолично выдернул его с переднего сиденья, как мячик швырнул на землю. А тут еще взбешенный сержант подскочил к нему. И с силой приложил его прикладом по затылку. Это было лишнее. Но Степан ничего не сказал. Боец мстил за своего раненого или даже убитого товарища.
Пострадавшим бойцом занялся Лозовой. На пару с Куликом он уже успел прибыть к месту. Рома не врач, даже не фельдшер. Но по части оказания первой медицинской помощи волокет – зачеты лучше всех сдает.
– Жить будет! – заключил Лозовой.
Пуля всего лишь контузила сержанта. Прошла по касательной. Но все равно удар был достаточно силен. Если бы каска была закреплена, то отлетела бы вместе с головой сержанта. А так улетела сама по себе вместе с пулей.
– Век живи – век учись, – многозначительно изрек Федот. – И не у кого-то, а у нашего Степаныча…
За свою жизнь Степан пересмотрел множество фильмов про войну. Ему импонировал образ комбата, который в любое время дня и ночи, в любой ситуации ходил в каске. Не в залихватской кубанке, не в заломленной набок пилотке, а только в каске. Ни грамма позерства и озорства в его поведении. Потому что знает опытный вояка: война – это очень серьезно, шуток она не прощает.
И милицейская служба – тоже дело серьезное. Поэтому Степан не поощрял мальчишества. Если тебе положены бронежилет и каска – носи. Холод, жара – неважно, все равно носи. И только попробуй снять. Этот боец с каской не расстался. И вот результат – он остался жив. А ведь мог бы сейчас валяться на бетонке с пробитым черепом. И семья бы без кормильца осталась.
О раненом бандите тоже позаботились. Перетянули ремнем перебитую ногу повыше колена – чтобы кровь из раны не хлестала. И швырнули в зарешеченный отсек подъехавшего «лунохода». Туда же заскирдовали и остальных братков. Только один покойник остался лежать на холодном бетонном покрытии дороги.
Прапорщик был явно доволен своей работой. Его группу Степан оставлял на подхвате. Чтобы задействовать в экстренном случае. Был грех, когда началась заварушка, он забыл о ней. Но прапорщик не для того был оставлен на подходе к объекту, чтобы хреном груши околачивать. Поставил машину так, чтобы видеть из нее сразу две дороги – ту, которая шла с трассы, и ту, которая уходила в лес.
Старый волк не растерялся, когда увидел джип. И выстрелы он слышал. Мгновенно среагировал, бросил свой экипаж в правильном направлении. Быстро и четко сработал. Сумел отсечь бандитам путь к бегству.
– Спасибо тебе, Владимиров! – Степан крепко пожал ему руку. – К награде представлю…
Прапорщик скупо улыбнулся. Едва заметно кивнул в знак благодарности.
– Возле трупа кого-нибудь оставь. А этих, – кивнул Степан на «уазик», – давай в отдел. По всем правилам оформи. Только смотри не потеряй…
– Да уж понятное дело…
– А мне тут кое-какое дело надо уладить…
В пылу погони Степан совершенно выпустил из виду Сафрона. Когда все началось, авторитет и его отбойщики не стали пытать лиха. Залегли на пол. И как бы потерялись. Только сейчас Степан вспомнил о них. Он не надеялся застать Сафрона в ресторане. Но нет, его «мерc» по-прежнему находился на стоянке. В дверях кабака стоял швейцар, на этот раз он встретил Степана едва ли не с поклоном. Угодливо проводил в зал.
А там полный порядок. Перевернутые столы уже подняты. За одним, заново сервированным, сидит Сафрон. Лицо неестественно спокойное – как у мумии. Взгляд напряжен. С опаской устремлен в сторону Степана и его оперов. Два телохранителя застыли за спиной. Руки на виду. Как бы показывают – за оружие никто хвататься не будет. Чуть поодаль – официант. На беднягу страшно смотреть. До смерти напуган. Но уходить нельзя – не для этого его сюда поставили.
– Я что-то тебя не понял, Сафрон. – Степан и не думал приветствовать Сафрона. Слишком много чести. – Ты почему не сделал ноги?
– Обижаешь, начальник. – Авторитет попытался улыбнуться. Только вышел какой-то мертвецкий оскал. – Я на своей территории. А потом, я закон не нарушал…
– Да? – как будто удивился Степан.
Он запросто мог взять эту честную компанию в оборот. Разложить всех троих на полу, сковать руки наручниками. Затем доставить в отдел и для порядка хорошенько прессануть – чтобы жизнь медом не казалась. Сафрон бы, конечно, обиделся, но все бы понял. Сам виноват: не надо было с уродами встречаться, которые чуть что – за стволы хватаются.
– А разве я сделал что-то не так? – В голосе Сафрона не было вызова.
***Шкурой чувствует – Степан сейчас на взводе, не стоит играть с огнем.
– А этого я тебе сказать пока не могу… Круча отодвинул стул подальше от стола, сел на него. И Федот присел рядом.
Остальные опера остались на ногах, как противопоставление телохранителям авторитета. Сафрон щелкнул пальцами. Халдей мигом подскочил к ним. Приготовился получить заказ.
– Не надо, – покачал головой Степан. – Мне поговорить с тобой нужно. Если б не это, я бы с тобой на одно поле не сел. А за стол тем более…
– Как знаешь, – тускло пожал плечами авторитет. Движением руки прогнал официанта.
– Что за уроды были с тобой? – грубо спросил Степан.
– Так, знакомые…
– И по какой же части ты с ними знаком? По наркоте?
– С чего ты взял? – напрягся авторитет.
– Ты, Сафрон, вола не води. Я ведь этих уродов взял. В отделе они. В изоляторе. Колоть их буду. Как думаешь, расколются они или нет?
– Ну, это смотря что ты с них спросить хочешь.
– За то, что в меня стреляли, за то, что сержанта моего чуть не убили, за это с них спрошу… А еще за наркоту хочу спросить. Узнать хочу, кто наркоту на моей земле сеет… Ты же знаешь, сколько мы наркопритонов накрыли.
– Наркопритонов?! – выпучил глаза Сафрон. – Накрыли?! Вы?! Когда?!
– А то ты не знаешь… – усмехнулся Степан. – Ты лучше спроси, где их накрыли… Хотя нет, не спрашивай. Сам знаешь, что в Битове… Ты мне лучше вот что скажи: ты сам эту мутоту развел? Или вместе с этими уродами?…
– Не понимаю, о чем разговор… – надул губы авторитет.
– Да мне все равно, понимаешь ты или нет. Узнаю, что это ты бодягу с наркотой на моей земле развел, держись. Шкуру спущу…
– Только не надо пугать! – вскинулся Сафрон.
И тут же сник… Понял, что сила не на его стороне. Два его телохранителя будут смяты в лепешку в один миг. А его самого Степан на стол уложит и, как муху, к нему припечатает.
– Я не пугаю. Я предупреждаю… Ты меня знаешь, Сафрон, я тебе дышать даю, пока ты по моим правилам играешь. Пока в мире жить со мной хочешь. Не знаю, что ты там надумал, какие и на кого ставки делаешь, но игру с наркотой останавливай. Останавливай рулетку, пока не поздно…
– А если я ни при чем?
– Это ты своей подружке скажи. И в трусики ей можешь поплакаться. А мне чушь про свое «ни при чем» не городи. Меня ты просто слушай. Слушай и запоминай. Ты меня понял?
– Допустим…
– Ты уже допустил. Наркоту в Битове допустил… Завязывай с этим а то без башки останешься. Ты знаешь, я не пустозвон, словами не бросаюсь…
Сафрон слушал его с высоко поднятой головой. Хреново ему, но крепится. Хорошая мина при плохой игре.
– Я проблему с наркотой сверху зачистил, – продолжал Степан. – А ты за нее снизу возьмись. Чтобы к завтрашнему дню ни грамма дури в Битове не осталось… Как это сделать, думай сам. Не сделаешь, никогда и ни о чем больше думать не будешь, это я тебе обещаю… А пока живи…
Круча поднялся со своего места. И, не думая подавать Сафрону руку, двинулся к выходу из зала. До самых дверей он ощущал злобный взгляд бандита.
Не нравилось Степану, как ведет себя битовский авторитет. Ой как не нравилось. Не ту игру он ведет. С катушек съезжает. Не пора ли списывать его со счета?… Хороший бандит – мертвый бандит. Эта истина кровью была вписана в память Степана.
Глава четвертая
Как быть? И что делать? Два классических вопроса. Только не для всех они несут одинаковую смысловую нагрузку. Кто-то рвется вперед и ввысь, прорезает облака, упорно идет к высшей цели. Кто-то ищет земные блага, думает о бренных делах и хлебе насущном – для себя и для ближних. А кто-то барахтается в грязи как свинья. И даже не для того, чтобы из нее выбраться, а, напротив, чтобы еще глубже зарыться в нее.
В этой грязи и барахтался сейчас Кирилл. Солнечный свет резал глаза, окружающий мир рвал душу на части одним своим существованием. Кирилл мечтал как можно глубже погрузиться в грязевой омут. Чтобы на его дне ощутить спокойствие, умиротворение. Только там, на самом дне, можно найти высшую истину. Но для этого нужна доза. Такая, чтобы подняла тебя высоко-высоко над землей, а потом со всей силы швырнула в грязевую яму, чтобы ты смог достать ногами дно…