– Ивар! Прекрати, пожалуйста! Выслушай ме…
Не оглядываясь, дерхан выставил назад согнутую левую руку, чтобы перекрыть мне дорогу, и вот на эту руку я с разгону и налетела, не успев притормозить или отклониться. Учитывая нашу разницу в росте, огромный шип на локте трансформированного боевого чудовища вонзился мне в шею.
Не знаю, что было потом… Я еще услышала истошные девичьи крики, пару раз булькнула разорванным горлом, а мир закружился и угас. Кажется, я умерла, по крайней мере, свет в конце длинного темного коридора манил, звал… Нужно было сделать всего лишь несколько шагов. Совсем чуть-чуть, и я увижу то, что там сияет. Хотелось бы верить, что я попаду туда, куда после смерти переносятся хорошие девочки. Ведь я не успела так уж сильно нагрешить. Но врут те, кто говорит, что в минуту смерти перед глазами проносится вся жизнь. Ничего не пронеслось, была только невыносимая раздирающая боль в шее, а потом этот зовущий свет…
Уйти никак не удавалось. Неведомая сила тащила назад, удерживая, заставляя вернуться. Свет отдалялся, пока не угас совсем, а я провалилась в черное небытие. И это было чертовски обидно! Я могла бы попасть в Рай, если, конечно, туда принимают неугомонных ведьмочек. А так…
Изредка из темноты до меня доносились тихие голоса. Кто-то ругался, чуть повышая интонации, и тут же испуганно стихал.
– …Все зло от женщин! – заявлял один из говоривших.
– …Бабы во всем виноваты! – вторил ему другой.
Потом, судя по звуку, некто отвесил этим спорщикам по звонкой оплеухе, и стало тихо.
Была и другая беседа, которую я, конечно же, целиком не услышала.
– Я только посмотрю и уйду, – надтреснуто сказал кто-то.
– Да очнется она, – со вздохом ответил ему нежный девичий голос. – Ты что, Кирюшку не знаешь? Она ведь живчик. Такие, как она, так просто не сдаются. Вот посмотришь, она хоть и человек, а еще нас с тобой переживет. Тем более магистр…
Что там сделал какой-то магистр, я не услышала, снова уплыла в свое чернильное небытие.
А потом внезапно проснулась от чувства дикого голода. Ощущение было такое, словно я не ела несколько дней. Поморщившись, я чихнула и открыла глаза. С недоумением уставилась на белый потолок, потом покосилась по сторонам. О как! Я в лазарете… Занятно, значит, не умерла, а эти злые эскулапы морят девушку голодом. Беспредел полный!
Я завозилась, с кряхтением перевернулась на бок, подтащила подушку повыше и, мысленно стеная от ужасной слабости, с трудом переместилась в сидячее положение. Фу-ух! Тяжело-то как… Словно марафон пробежала, аж испарина выступила от усилий.
Отдышавшись, я расправила больничную сорочку, принялась восстанавливать в памяти события, приведшие меня в это место, и, вспомнив, поёжилась. Ивар, драка, пострадавшие парни, я, врезавшаяся в локоть обезумевшего дерхана… Ой, мама!
Рука сама устремилась к шее и принялась ее ощупывать. Так, горло в порядке, ни повязок, ни шрамов, значит, лекари успели вовремя и заштопали меня. Хорошо, что есть телепортация. Ни в жизнь бы меня не спасли – с разорванным-то горлом – на Земле. Ни парамедики, ни реанимация не помогли бы. Только чудо!
Пока я занималась исследованием пострадавшей части тела и рефлексировала, дверь бесшумно растворилась, и в палату вошел Карел.
– Ки… Кира! – выдохнул он и бросился ко мне. – Очнулась! Как же ты… Да как ты посмела умереть?!
В одно мгновение напарник пересек комнату, упал на колени возле кровати, вцепился в мою ладонь и прижал ее к своей щеке. И такое у него выражение лица было… И не поймешь, чего больше: дикой радости, что я пришла в себя, испуга или злости на то, что я опять (черт, и правда ведь – опять) собралась покинуть его навсегда.
– Эй! – шепотом возмутилась я, так как голос не слушался. – Чего кричишь? Ну авария, ну пострадала… Впервые, что ли? Чего сразу орать-то? Умереть? Ха! Да не дождетесь!
Ответить он не успел, так как, услышав его голос, в палату тут же вломились Ривалис и Мальдин, а следом за ними и все остальные, кроме Ивара.
Шум, переполох, рыдающие от счастья и облегчения Лола и Тина, сияющий невменяемой счастливой улыбкой Зайчик, взволнованные парни…
– Ве-едьма ты бессо-овестная! – рыдая в голос от облегчения и размазывая по щекам слезы, перемешанные с черной тушью для ресниц, провыла Лолина. – Как ты посмела умереть?! Напугала нас всех! Ни стыда, ни совести у тебя нет! Как же мы без тебя? А Ивар? Дурак он, конечно, псих ревнивый. Но ты хоть представляешь, что он чувствовал? Он же убил любимую девушку…
– Лола! – тоже тихонько всхлипывая, одернула разбушевавшуюся подругу Тельтина. После чего сунула зареванной дерхане носовой платок, и та шумно высморкалась, наплевав на все свои аристократические манеры.
– Эй, ты как? – потеснив коленом Карела, вцепившегося в мою руку, спросил Ривалис и присел на край кровати.
– Есть хочу! – подумав, прошептала я. – И с какой стати вы меня похоронили?
Ведь я в тот тоннель на свет не ушла? Не ушла! Значит, не умерла, а только чуть-чуть повалялась на грани. Люди вон в коме годами лежат, и их никто не спешит списывать со счетов. А при смерти что только не примерещится. Чего они так говорят, словно я зомби? Умерла… Убил…
Последний мой вопрос заставил всех замолчать. Ребята начали переглядываться, и это мне совершенно не понравилось. Нахмурившись, я требовательно уставилась в глаза напарнику. И пусть только попробует мне соврать!
– Кирюш, это не мы похоронили, – со вздохом ответил он, отводя взгляд. – Это ты умерла. Когда прибыли магистры и лекарь, ты… Ну, в общем, ты уже была мертва. По-настоящему…
– Ага, – моргнула я, осознав. Все же не на грани… – То есть клиническая смерть. Понятненько. – Значит, свет в конце тоннеля мерещился мне не зря. – А как все закончилось? Вы-то в порядке?
– Да чего мы? – пожал плечами переминающийся у порога Юргис и погладил по голове свою заплаканную подругу. – Нас тоже сюда забрали, подлатали и вечером уже отпустили. Не в первый раз такие пораненные. Риву больше всех досталось, его сутки подержали.
– Зайчик, ты как? – спросила я эльфа.
– Главное, что уши на месте, – блеснул зубами в улыбке Ривалис. – Если что, их обратно не пришьешь и новые не отрастают. А все остальное – ерунда.
– А… Ивар? – задала я вопрос. – Вы помирились?
– Да мы-то помирились, – увяла улыбка эльфа. – Правда, он… избегает нас. Только к тебе сюда ходит как на работу, сидит и смотрит. А если кто-то из нас появляется, сразу уходит. Мы с Карелом ему все объяснили.
– И я! – вмешалась успокоившаяся Лола. – Я ему все рассказала, и про то, что ты испугалась и запаниковала, и что помолвка эта ненастоящая, а в рамках вашего договора с Ривалисом. И что ты хотела сама с ним первым поговорить, но не успела, так как он поздно прибыл. А он…
– Он когда увидел тебя там… на траве, в крови, с разорванным горлом… – тяжело подбирая слова, заговорил Мальдин, – словно с ума сошел… Сразу же принял человеческий облик и… так кричал… И все на руки свои таращился, а они ведь в крови… Его тоже в лазарет упекли, успокоительным накачали и усыпили на сутки.
Все потупились, а у меня возникло ощущение, что они чего-то недоговаривают, но давить я не стала. Выпустят меня, сама все узнаю.
– Я ему пытался объяснить, что это трагическая случайность, – погладил меня по руке Карел. – Ведь все видели, что произошло. Там куча свидетелей была. Но он… винит себя. Сказал, что…
– Карел, не надо, – тихо окликнула его Тельтина. – Пусть они сами поговорят. Ты же видел, что с ним творится. Не нужно…
Градус настроения в палате ощутимо понизился, и я решила перевести разговор.
– А меня кормить будут? – прошептала требовательно. – Ощущение, словно дня три не ела.
– Неделю, дорогая! – фыркнул Ривалис. – Только, боюсь, кроме бульончика тебе ничего не светит.
– Кира, как можно быть такой бессердечной? – укоризненно произнесла Тина. – Мы переживали, Ивар с ума сходит, а ты о еде…
– Тин, вы переживали, а я умерла, – перестав улыбаться, отозвалась я. – Что толку, если я сейчас начну снова нервничать и волноваться? Как-то не хочется мне опять на тот свет. Вот отойду, подкреплюсь… И вообще, лучше улыбаться. Поплакать я еще успею.
– Прости, Кирюш, – залилась до кончиков ушей краской эльфиечка и потупилась. – Я не подумала. Это все нервы и… Изверга жа-алко, мы ведь друзья. Он псих, но такой несчастный псих. И у него… – Она подняла ручку к волосам, но договаривать не стала.
Наш дружный междусобойчик нарушили самым бесцеремонным образом. Вошла главный лекарь магистр Литаниэль и всех разогнала. Сказала, что мне нельзя пока так много разговаривать, пострадавшие голосовые связки не готовы к нагрузке. Да и поесть надо…
Вот насчет «поесть» я не возражала, хотя на самом-то деле оказалось «попить», поскольку мне выдали глубокую бульонницу с наваристым куриным бульоном и ложку. Вот, кстати, лучше бы коктейльную трубочку выделили, у меня же руки трясутся от слабости. Как мне управляться с ложкой? Учитывая это, я попросила разрешения, чтобы со мной посидел напарник. Сделав жалостливые глазки, я прошептала магистру Литаниэль: