– Тебя не испортит, – уверенно произнес он. – У тебя закваска хорошая. Тебя дубиной жизнь била и не сломала. Такого, как ты, не согнешь и не испортишь. Знаешь, сколько я пацанов встречаю, которые ломаются сразу после первой «ходки» в колонию? Вся жизнь у них после нее идет наперекосяк, и они не в силах ничего изменить. А ты выстоял, назло всем смог.
– Только ты меня еще не хвалил, – разозлился Виктор Викторович. – Лишь от тебя я таких слов не слышал…
– А я никогда их тебе и не говорил. И никогда больше не скажу, уедешь ты в Киев или нет, мне все равно. Но сейчас послушай меня. Ты мужик настоящий, правильный. Другой на твоем месте давно сломался бы, махнул бы на все рукой. А ты зубами жизнь свою вытащил. Как тогда сам выбрался из отстойника. До тебя двое мужчин там утонули. И после еще один утонул. Никто сам не мог оттуда вылезти. Только ты и вылез. Я ведь помню, как все было. Не успели мы добежать, а ты уже на склоне был, сам выбрался. Вот так же ты и всю свою жизнь вытащил. Назло всем остальным. Когда ты сюда еще заместителем пришел, я сразу сказал, что не надолго. Не такой ты человек, чтобы на вторых ролях подвизаться. И точно. Через месяц тебя первым заместителем сделали. А через восемь месяцев ты у нас стал председателем.
– Ты мне еще мою биографию расскажи, – смутился Ермакович. Он никогда не говорил с Николаем о таких проблемах. Поэтому ему было немного странно слышать от старого друга такие слова. От человека, с которым он знаком всю жизнь.
– И расскажу, если понадобится, – огрызнулся Кравченко. – Где ты видел, чтобы человек, побывавший в колонии, работал бы потом на таких должностях? Я лучше тебя знаю, куда такие бывшие идут. Путь у них всегда один. А ты другой. И везде тебя люди примечали. И дисциплина у тебя была – дай боже. Характер у тебя, правда, тяжелый, это верно. Но мужик ты справедливый, и это все знают. Поэтому тебя и уважают.
– Ладно, хватит болтать.
– Не хватит. Сам видишь, кто вокруг власти в Киеве крутится. Жулики разные. Одного в Америке поймали, позор на весь мир. В тюрьму посадили. Другого выгнали, третий не подошел. Все эти Назаренки, Мищенки, Финахи… И наконец, Милашенко посадили.
– Ее уже отпустили. И она была только вице-премьером.
– Какая разница? Ты же знаешь, почему ее отпустили. Это политика была такая: сначала сажать, потом отпускать. Только нам всем от этого не легче. Туда такой человек, как ты, нужен. Надежный. Чтобы все знали, какие мужики у нас есть.
– Вот назначат меня, и все газеты тут же опубликуют мою биографию, – мрачно пошутил Виктор Викторович. – Все о двух моих судимостях. Мне с такой биографией только в премьеры идти. Еще и у тебя неприятности начнутся. Не странно ли, что у такого рецидивиста друг – начальник милиции?
– Не говори так, – мрачно попросил Кравченко. – Мы с Машей всегда помним, как ты нас тогда спас. Никогда об этом не забываем. И тысячи людей эту историю знают.
– Ты из меня еще святого сделай. Это Маша нас тогда спасла.
– Судимости у тебя уже давно погашены, – напомнил Кравченко. – Ты и сейчас на виду, большой пост занимаешь – самый большой в области. Тебя уже вся Европа знает, а скоро и весь мир узнает. Или ты решил отступить? Дурных слухов боишься? Не в твоем это характере, Виктор.
– Кто тебе сказал, что я чего-то боюсь? Сам знаешь, я, кроме Бога, ничего и никого не боюсь.
– Ну и правильно. Вот и соглашайся. Мы за тобой стоим. Вся область. Я поэтому и приехал. Ты должен знать, что мы все за тебя. Как поддерживали тебя все эти годы, так и будем поддерживать.
– Поэтому и приехал? – усмехнулся Виктор Викторович. – Решил меня успокоить?
– Нет, не поэтому. Вчера по одному из каналов сказали, что ты можешь отказаться. Мол, с твоей биографией нельзя идти в премьеры. А я считаю, что ты не имеешь права отказываться. И биография у тебя самая подходящая, рабочая. Автослесарем начинал, а какие объединения потом возглавлял.
– По какому каналу? – заинтересовался Ермакович, хотя уже догадался, кто и почему мог такое заявить.
– Не знаю. Это мои домашние смотрели. Я спрошу у них и перезвоню. Только не в этом дело… Ты мне прямо скажи: ты поедешь в Киев или нет?
Вчера его спросила об этом жена. Он не ответил на ее вопрос, заявив, что президент еще не принял окончательного решения. Но с Колей так поступить не мог. И не хотел. Он посмотрел другу в глаза и твердо сказал:
– Поеду. Если позвонит и предложит, сразу соглашусь.
– Я не сомневался, что ты так и сделаешь, – признался Кравченко. – Ведь знаю тебя столько лет! Ты совсем не меняешься. Теперь будешь с киевских панов три шкуры драть. Не завидую я им. Ты ведь у нас всегда первым был. Твоей тяжелой руки вся улица боялась, весь поселок…
Воспоминания
Пройдя через тяжелое испытание и вернувшись после колонии на работу, Виктор почувствовал, что люди стали относиться к нему по-другому. С одной стороны, его по-прежнему уважали, отдавая должное его силе воли, настойчивости, умению работать. С другой – немного побаивались. За ним закрепилась слава неуступчивого, решительного человека, не склонного идти на компромисс. Сказывалась и судимость. В значительно разросшемся к тому времени поселке все знали, как и почему пострадал молодой человек, отсидевший целый год за преступление, которого фактически не совершал. Обвинить автослесаря в должностном преступлении было глупо и незаконно. Его нельзя было считать должностным лицом, да и детали ему выписывали со склада. Поэтому сразу по возвращении Виктор отправился в юридическую консультацию, находившуюся в Донецке, чтобы опротестовать приговор по его делу и отменить постановление районного суда.
Адвокат, помогающий ему написать жалобу, был уверен, что решение суда будет отменено. Абсурдность вынесенного приговора была очевидна. Семнадцатилетний парень, работавший автослесарем, получил статью, по которой осуждали руководителей предприятий. Виктор терпеливо ждал, когда наконец будет вынесено решение об отмене злосчастного постановления.
Ему очень хотелось добиться оправдания, доказать всем, что его несправедливое наказание было всего лишь ошибкой, тем самым несчастным случаем, который может произойти в жизни каждого человека. Но для встречи с адвокатом приходилось ездить в Донецк, чтобы добиться наконец вожделенной реабилитации.
В январе семидесятого, сразу после «больших праздников» Виктор Ермакович в очередной раз поехал в областной центр. Ему шел двадцатый год. «Большими» праздниками в Советской стране традиционно называли январские праздники, которые начинались с католического Рождества и плавно перетекали сначала в Новый год, затем в православное Рождество и, наконец, в празднование старого Нового года. Независимо от религиозной принадлежности и места жительства все граждане огромной страны дружно гуляли в течение почти трех недель, отмечая эти даты. Католики и православные, мусульмане и буддисты, иудеи и атеисты одинаково охотно отдавали должное Бахусу, объединяясь для того в дружные компании.
Виктор поехал в Донецк в понедельник, сразу же, как только закончились эти затянувшиеся «январские календы». Встретился с адвокатом, узнал у него, когда будут рассматривать его апелляцию в областном суде. Адвокат твердо заверил своего подопечного, что решение суда будет в его пользу. Обрадованный Виктор в тот же день вернулся домой, в Енакиево. Если их ходатайство будет удовлетворено, значит, с него снимут наконец эту судимость и он сможет спокойно поступить в высшее учебное заведение. Ему хотелось учиться. До лета еще много времени – он успеет и подготовиться к экзаменам, и собрать необходимые для поступления документы. Однако этот так хорошо начавшийся день оказался для него злосчастным. Судьбе было угодно в который раз испытать молодого человека. Словно предыдущих было недостаточно.
В Енакиево на вокзале Виктор встретил Колю Кравченко, который зашел сюда со своей молодой женой, работавшей в билетной кассе. Николай с Машей поженились за несколько месяцев до этого рокового дня. Разумеется, на их свадьбе рядом с женихом сидел его самый близкий друг. Свадьба была веселая, пригласили всех друзей и знакомых. А теперь молодые супруги уже ждали прибавления в их семействе.
Вскоре Виктор, Николай и Маша дружно шагали по поселку, благо их дома по-прежнему находились недалеко друг от друга. Решив скоротать дорогу, они свернули к заброшенному зданию, чтобы выйти на свою улицу напрямик.
Виктор весело рассказывал друзьям о разговоре с адвокатом, который заверил его, что дело будет пересмотрено. И вдруг они услышали чьи-то душераздирающие крики. Можно было пройти мимо, не обратив на них внимания, можно было, добравшись до дома, позвонить в милицию… Но такое поведение было не в характере двух друзей. Попросив Машу их подождать, молодые люди бросились к заброшенному зданию, откуда раздавались эти крики.