Выражение лица у него серьезное, но глаза улыбчивые. Нет, не весело ему, и не смешит его ничего, просто натура у него такая жизнерадостная, неунывающая.
– Сошников Егор Алексеевич, семьдесят пятого года рождения, привлекался к ответственности по статье сто пятой, в девяносто седьмом году Серпуховским городским судом был осужден на четырнадцать лет, срок отбывал в колонии строгого режима, освободился в марте одиннадцатого года. Отсидел, что называется, от звонка до звонка. Всего два месяца на свободе…
– А родом откуда? – спросил Круча.
– Оттуда же, из Серпухова. В Серпухове прописан. Надо бы по адресу съездить, узнать, каким ветром его в наши края занесло.
– Да каким ветром к нам людей заносит. Может, работу искал. Может, дружки-приятели у него здесь.
– Дружки-приятели? В смысле, друзья по зоне? Это вряд ли.
– Почему?
– Ну, статья у Сошникова серьезная, убийство, но в колонии он зарекомендовал себя не очень.
– Ты уже информацию по колонии пробил? – одобрительно глянул на подчиненного Круча.
– Да нет, не успел. Информация у него на пальце выколота. Перстень татуированный. Такой перстень зоновские шестерки носят. А какие у шестерки друзья могут быть?
– Такие же, как и он сам, шестерки. Что, в зоне, по-твоему, мало шестерок?
– Да нет, их везде хватает. Просто не всякая шестерка позволит выколоть себе такой перстень. Это же само по себе унижение. А Сошников позволил, значит, он изгоем в зоне был…
– Это все предположения, а ты факты давай.
– Друзей искать надо, в этом вы правы, – в раздумье качнул головой Шульгин. – Может, он с этими друзьями позавчера ночью на кладбище и был? Один друг «Мальборо» курил. Илья сначала окурок нашел, а потом и пачку от этих сигарет, – взглядом показал он на капитана Романова. – Пальчики там были, мы их сняли, только личность идентифицировать не смогли. Нет этих пальчиков в картотеке, значит, не сидел их обладатель, и если связан был с Сошниковым, то не зоной.
– А чем?
– Общими интересами на кладбище. Подкоп они под могильную плиту рыли. Малой саперной лопатой. Лопату в подкопе нашли, там она лежала… Там пустота под плитой была. Я так думаю, что это тайник был. А что в этом тайнике было – вопрос. Возможно, деньги, драгоценности, что-нибудь в этом роде. Сошников показал это место, вскрыл тайник, достал клад, а потом вдруг стал убегать. За ним погнались, его догнали, ну а там в ход пошел нож. Четкий удар, точный. Правда, Сошников умер не сразу. Но все-таки умер… Я так думаю, Сошников догадывался, какая участь ему грозит. Может, потому он и забросил саперную лопатку под землю, чтобы не попасть под нее…
– Но его убили ножом… – деловито добавил капитан Романов. – Я так думаю, убил его человек, который гнался за ним. Этот человек, когда бежал за Сошниковым, споткнулся о трубу, выронил пачку «Мальборо».
Круча с одобрением глянул на подчиненного. Мощный он парень, Илья, крупный, в рукопашной схватке с ним лучше не сходиться, чтобы не опозориться. Дзюдоист, краповый берет, перспективный опер. Кстати, он не только мужиков на татами легко укладывает, под ним и женщины на обе лопатки ложатся. Симпатичный он – темные густые волосы, правильные и четкие черты лица, крепкий нос, волевой подбородок. Только вот глаза подвели – небольшие они, нет в них того глубинного свечения, которое нравится женщинам. Зато взгляд у него умный, проницательный. Служба у Ильи нелегкая, но ему нравится, он живет работой, поэтому всегда о чем-то думает – всерьез, но с легкой иронией во взгляде. Хорошая у них с Шульгиным пара – ни тот никогда не унывает, ни другой.
– Искать он сигареты, разумеется, не стал, побежал дальше, – продолжал Романов. – В конце концов он догнал Сошникова и ударил его ножом в спину. Кровь с ножа он вытер о штанину Сошникова, есть следы на джинсах…
– Позаботился о чистоте своего ножа, – размышляя, проговорил Круча. – Значит, не колотило его от волнения.
– Не колотило, – кивнул Илья. – Он даже перекурить успел, пока Сошников умирал. – Мы бычок нашли, в нескольких метрах от трупа. Правда, там уже не «Мальборо», а тонкий «Парламент», но без следов женской помады. Экспертиза слюны еще не готова, но прикус на фильтре такой же, как на «Мальборо». Он фильтр клыком прикусывал. И еще на этой сигарете следы крови обнаружены. Еле заметный слой, на первый взгляд не заметишь, но все-таки он был. Нож убийца вытер, а на пальцах кровь осталась…
– Может, у него губа разбита была, – предположил Круча.
– Да нет, не на фильтре кровь была, а там, где пальцами за сигарету держатся. Он всего половину выкурил, потому и кровь осталась…
– И у могилы этот товарищ курил, – сказал Шульгин. – Шесть бычков от «Мальборо» только возле памятника нашли, еще за оградой столько же. В пачке, которая выпала, всего две сигареты оставалось…
– Волновался, значит, сильно, потому и курил.
– Волновался. И женщина волновалась. Четыре окурка, и все со следами розовой помады. Отпечатки обуви обнаружили. Тридцать восьмого размера. Возле могилы она была, и возле трупа тоже была, в кровь наступила, след на камне остался… Трое их у могилы было – Сошников, мужчина и женщина. Отпечатки Сошникова остались, женщина своими тонкими пальчиками к ограде прикасалась. И мужчина там же наследил, и на пачке с «Мальборо» его пальчики, и на ограде. Кстати, судя по всему, женщина стояла с другой стороны ограды, за нее не перелезала. Стояла, смотрела, как мужчины работают. Курила. Окурки перед собой бросала…
– Интересно то, что мы не нашли ни одного бычка от «Золотой Явы». И «Мальборо» Сошников не курил. Зато его убийца смолил безбожно. У Сошникова грязь под ногтями, на коленках земля. Он землю рыл, причем без перерыва… Заставляли его работать. Я так думаю, что заставляли. И били его, и курить не давали…
– Били?
– Да, следы побоев на лице и на теле… Работать Сошникова заставляли. И он работал. А его убийца стоял и наблюдал за ним. Ждал, когда он что-то выкопает. И дождался. А потом убил Сошникова… Правда, для этого ему побегать пришлось…
– Быстро бегал, если Сошникова догнал.
– Быстро, – кивнул Шульгин. – И еще Сошников на дерево налетел. А тут убийца с ножом… Сошников даже защищаться не стал, как стоял к нему спиной, так смерть и принял…
– Так, примерную картину мы уже имеем. Хотелось бы знать, что там, в могиле, было, из-за чего сыр-бор вышел. – Полковник Круча с глубокомысленным видом поскреб пальцами по голове Феликса Эдмундовича, чья статуэтка стояла у него на столе. Как будто у Дзержинского имелся ответ на этот вопрос, и его можно было вытянуть из бронзовой головы.
– Наверняка что-то ценное. Сошников знал о тайнике, он привел к нему человека, который, в конечном итоге, его и убил…
– А может, Сошников был всего лишь инструментом для выполнения работы? Его привели на кладбище, показали место, где копать, а когда он вскрыл тайник, его убили…
– Я думаю, о тайнике знал он, а не кто-то другой, – покачал головой Романов.
Он вынул из кармана флеш-капсулу и положил ее возле ноутбука, что стоял у полковника Кручи на столе.
– Что это?
– Фотографии из морга. У Сошникова татуировки были не только на пальце.
Круча вывел на экран изображение мертвого человека, выложенного на нержавеющий анатомический стол. Камера запечатлела покойника сверху, крупным планом выхватив лицо со следами физического насилия на нем – синяк под глазом, разбитая и потому припухшая губа.
– Так, вижу, что его били, – кивнул Круча.
Несимпатичное у мужчины лицо, черты лица крупные, размытые, нос картошкой, верхняя губа тонкая и одного цвета с посиневшей кожей – если бы не припухлость из-за удара, ее просто не было бы видно.
Покойник лежал на столе без одежды, и Круча смог рассмотреть синяк на животе в районе солнечного сплетения. Но внимание привлекали не только побои. На теле у потерпевшего хорошо просматривались татуировки не очень качественного, явно кустарного исполнения. На правой половине груди был выколот стол с длинными передними и короткими задними ножками, на нем, как на постаменте, стоял танк «Т-34» с приподнятой пушкой, на левой – целая картина. Могильный холм, с одной его стороны возвышался ангел с опущенными крыльями, с другой – крест, на поперечине которого стоял олимпийский Мишка с пятью кольцами на поясе; лапа у него была горизонтально вытянута, а на ней сидел сокол с расправленными крыльями.
– Что это за каламбур такой?
За всю свою службу полковнику Круче не приходилось видеть таких татуировок на зэковских телах. Ангелы с крыльями, кресты, могильные холмы – это сколько угодно. А танк «Т-34» и олимпийский Мишка с охотничьим соколом – как-то странно…
– Я тоже думал, что каламбур, – кивнул Романов. – А потом до меня стало доходить. Там, рядом с могилой, где подкоп был, ангел на постаменте стоял. Это уже своего рода ориентир. И Мишка с соколом – тоже ориентир. Мишка – это имя, а сокол – фамилия. Сокол Михаил Антонович. В могиле Сокола Михаила Антоновича и находился клад, и татуировка могла дать Сошникову подсказку, если бы он вдруг забыл, куда его спрятал. Он же к четырнадцати годам был приговорен, за это время много чего могло из памяти стереться…