Легко сказать — встретиться с доктором Винсентом. Можно по пальцам пересчитать тех, кому это удавалось. И он, и его предшественник доктор Браун отличались затворническим образом жизни и практически не появлялись на публике. Их объяснения не блистали оригинальностью: каждый из них жил только своей работой и не желал отвлекаться ни на что другое.
Андерсон, Браун и Винсент. Ну и троица подобралась! Андерсон вот уже более ста лет покоился под колонной, возвышавшейся перед входом в санаторий. Браун, несомненно, тоже умер, но не на боевом посту. Он неожиданно покинул санаторий, и дальнейшая его жизнь окутана тайной. О Винсенте медицинскому миру не было известно практически ничего, кроме его высокой профессиональной репутации.
Итак, трое врачей, трое исследователей, посвятивших свою жизнь поиску лекарства от «космовируса». Андерсон и Браун потерпели неудачу. Больные «космовирусом» прилетали к ним из всех уголков Солнечной системы. Даже сейчас, через сто пятьдесят лет после начала исследований, эта болезнь означала смертный приговор. Правда, отсрочка его исполнения стала продолжительнее, тем не менее излечить от «космовируса» не удалось никого.
Это не значит, что все усилия были напрасны. Лечение солнечной радиацией уменьшало боль, замедляло распад тканей, дарило жертвам «космовируса» дополнительные месяцы жизни и облегчало предсмертные страдания. И это все. «Космовирус» по-прежнему оставался победителем.
Я был в санатории всего один раз, вскоре после своего приезда в Нью-Чикаго. Тогда нью-йоркская редакция заказала мне документальный очерк о санатории. Материал я получил, но не от доктора Винсента. Робот-секретарь с приятным голосом сообщил мне, что доктор крайне занят. Секретарь перепоручил меня заботам другого сладкоголосого робота, вероятно санитара. Тот устроил мне экскурсию по зданию, со знанием дела ответил на все вопросы, после чего дал исчерпывающую информацию о работе доктора Винсента. Располагая столь обширным материалом, я легко написал заказанный очерк.
Меня удивило, что практически весь персонал, какой я видел во время экскурсии, составляли роботы.
— Мы не делаем ошибок, — объяснил мне сопровождающий, — Там, где ошибка может стоить пациенту жизни, мы надежнее людей.
Объяснение звучало вполне правдоподобно, но все равно за ним скрывалась какая-то недосказанность.
Как и тогда, я беспрепятственно добрался до робота-секретаря, охранявшего Винсента от вторжения извне. И ответ был все тот же:
— Доктор Винсент крайне занят. Чем могу служить?
Я перегнулся через стол, загородив доступ к пульту, на котором наверняка была и кнопка тревоги.
— Дело очень важное. Вопрос идет о жизни и смерти.
Произнося эти слова, я выхватил из кармана стальной брусок и со всей силы долбанул им робота между сверкающих глаз.
Одного удара оказалось достаточно. Брусок пробил корпус, повредив тонкие механизмы секретаря. Робот сполз со стула и грохнулся на пол.
Потянулись томительные секунды. Я замер. Больше всего мне в тот момент хотелось, чтобы стены оказались звуконепроницаемыми. Я ожидал: вот-вот в приемной появятся роботы-охранники или на шум выйдет сам доктор Винсент. Ничего подобного. Видно, стены и впрямь обеспечивали полную звукоизоляцию.
Хвала звездам, никому в голову не пришло заменить дверные ручки каким-нибудь новомодным устройством. Как и сто пятьдесят лет назад, двери здесь открывались традиционным способом. Я закрыл входную дверь, пересек приемную и вошел в кабинет Винсента.
Сидевший за столом седовласый человек лет шестидесяти был настолько погружен в свою работу, что при моем появлении даже не поднял головы. Едва ли он вообще слышал мои шаги. А если и слышал, то, наверное, решил, что это робот-секретарь.
— Доктор Андерсон? — спросил я.
— Да. Чем могу…
Он вдруг поднял голову и уставился на меня.
Я негромко рассмеялся.
— Так я и думал.
Андерсон плотно стиснул челюсти, будто не хотел, чтобы я слышал, как у него стучат зубы.
— Кто вы? — наконец хрипло спросил он.
— Друг старого Илая, — ответил я.
— Это он вас послал?
— Нет. Илай мертв.
Андерсон даже привстал со стула.
— Я не ослышался? Илай мертв? Вы в этом уверены?
— О его смерти написали в газетах, — сказал я, — Да и по радио несколько раз передали.
— Я не получаю газет. У меня все равно нет времени их читать. Радио, правда, есть. — Андерсон махнул в угол, где стоял громоздкий старый приемник, — Но я уже забыл, когда в последний раз его включал.
— Я вам не лгу. Илай мертв. Его убили, а кристаллики похитили.
Андерсон побледнел.
— Кристаллики похищены! Кто мог это сделать?
— Наверное, тот, кто знал об их свойствах, — предположил я.
Андерсон медленно оседал, напоминая марионетку, у которой вдруг обрезали нити. Упав на стул, он по-старчески съежился.
— Вы ведь давно боялись, что такое может случиться, — негромко произнес я.
Он отрешенно кивнул.
Воцарилась тишина. Долгая. Гнетущая. Я смотрел на доктора Андерсона и чувствовал, как внутри нарастает жалость к этому человеку.
— Да, я этого боялся, — подтвердил он глухим, усталым голосом, — По двум причинам. Но теперь мой страх уже не имеет никакого значения. Я окончательно проиграл. Лекарство не найдено. У меня оставалась одна надежда, но и она рухнула.
Я несколько раз прошелся взад-вперед по его кабинету.
— Значит, вы подтверждаете, что являетесь не кем иным, как доктором Андерсоном?
— А какой смысл это отрицать?
— Вообще-то я думал, что вы окажете мне сопротивление. Вызовете охрану, прикажете меня задержать.
— Теперь это бесполезно, — сказал Андерсон. — Двести лет жизни — слишком долгий срок для любого человека. Особенно когда он многие годы подряд терпит сплошные неудачи, пытаясь достичь поставленной цели.
— Итак, я имею удовольствие лицезреть доктора Андерсона и одновременно с ним — доктора Брауна и доктора Винсента, — констатировал я, обращаясь не столько к этому затворнику, сколько к самому себе.
Он вяло улыбнулся.
— Да, всех троих. Трюк нехитрый. Я построил санаторий и был его владельцем. Я ни перед кем не отчитывался и ни с кем не советовался. Я назначил себе преемника, а потом то же самое сделал он. Фамилии я не придумал. Браун и Винсент работали у меня в лаборатории. Гениями их не назовешь, но работу свою выполняли хорошо.
Андерсон вновь улыбнулся. Улыбка получилась вымученной.
— Ну как? Ловко?
— А как вы объяснили это своим сотрудникам? — спросил я.
— Сотрудники у меня были лишь в самом начале. Потом в санатории остались только я, моим пациенты и роботы. Роботы, как известно, не болтливы, а пациенты рано или поздно умирали.
Андерсон забарабанил пальцами по столу.
— А вы кто будете?
Я втянул побольше воздуха и представился:
— Шерман Маршалл из «Солар пресс»
— Хотите взять у меня интервью?
Я кивнул, побаиваясь, как бы наш разговор на этом не закончился.
Но случилось то, чего я меньше всего ожидал.
— Садитесь, — сказал доктор Андерсон. — Раз уж вы явились сюда, вам должно быть известно, что к чему.
— Только самую малость. Остальное надеюсь услышать от вас, — ответил я и внутренне замер в ожидании реакции.
Ее не последовало. Пол подо мной не зашатался, и молния меня не испепелила.
— Скажите, у вас бывало так: вы носите что-то в себе… долго, очень долго… настолько долго, что больше уже невмоготу, и хочется кричать? — спросил Андерсон. — Вас когда-нибудь выворачивало наизнанку от этого состояния? От того, что вам страстно хочется с кем-то поделиться некой тайной, а вы обязаны молчать.
Я кивнул.
— Тогда вы меня поймете.
Доктор Андерсон замолчал. Надолго. Я уже начал было подумывать, не забыл ли он о моем присутствии.
Наконец Андерсон заговорил…
— Я прилетел на Меркурий, желая проверить свою теорию. Я считал, что солнечная радиация, направляемая избирательно, способна оказывать целебное воздействие на жертв «космовируса». Моя догадка подтвердилась. Но лишь частично. Солнечная радиация приносила облегчение, но не излечивала. Процедуры дарили больным кому несколько месяцев, кому несколько лет жизни, но… потом все равно наступала смерть. Я понял, что проиграл.
Примерно в это же время Илай где-то в пустыне наткнулся на кристаллики. Я вообще удивился, как он выжил после той аварии. Машина почти всмятку, кислорода в скафандре оставалось на полчаса. Я оказал ему необходимую помощь. Тогда-то я впервые и увидел эти кристаллики. Поначалу они показались мне разновидностью меркурианского песка, но я все-таки решил сделать химический анализ. Илай не возражал. Кристаллики он оставил мне, а сам кое-как подлатал свою машину и уехал. Так совсем случайно я узнал об их свойствах.