— Клянусь всеми чертями ада! — взревел Франсуа, снова вскочив с кресла так резко, что поскользнулся на протезе и едва не упал. — Я убью этого недоделанного аббата, как только он сунется со своей гнусной рожей во Францию…
— Значит, вы узнали себя? — прощебетала Мари с невинной улыбкой, которая окончательно вывела из себя Бофора.
— Его я тоже узнал, — прошипел он, став из красного фиолетовым. — Писать обо мне подобные гнусности способен лишь один человек: этот жалкий аббат де Гонди, дьявол бы его забрал…
— Перестаньте взывать к мессиру Сатане! Хотите знать продолжение письма?
— Если оно в том же духе…
— Нет. Дальше в нем расточаются любезности мне. Там написано, что было бы гораздо лучше призвать на помощь меня и доверить мне это дело. Там не сказано, что, наверное, еще не поздно поместить эту особу в надежный монастырь, где ее душа, чего нельзя сказать о теле, по крайней мере будет в безопасности…
— В монастырь! — взорвался на этот раз Франсуа. — Отдать мою певчую птичку в монастырь! Она задохнется там!
— Кажется, она не более счастлива в том прибежище, куда вы ее забросили, — возразила Mapи снова став серьезной. — Ведь в письме говорится о муках отчаяния. Похоже, бедное дитя пыталось покончить с жизнью и…
— Неужели вы думаете, что я этого не понял! Я не так глуп, как утверждает ваш дорогой друг… Но почему, Бог мой, почему она сделала это?
И, безвольно опустившись на стул, Франсуа спрятал лицо в ладонях и заплакал. Мари, растроганная этой вспышкой горя и смятением Франсуа, подошла к нему и положила на его плечо свою успокаивающую руку:
— Не волнуйтесь, умоляю вас, и давайте попробуем хладнокровно во всем разобраться!
— Что я могу сделать, если бессилен даже сесть на коня, чтобы мчаться туда…
— В крайнем случае можете поехать в карете, но это ничего не изменит. Взамен этого могли бы приказать подать сюда немного вина и несколько марципанов: весь день у меня крошки во рту не было, и я умираю с голоду. Потом вы все мне расскажете. Но сначала я повторю свой первый вопрос: где она?
— На Бель-Иле, черт возьми! — воскликнул. Бофор, тряся колокольчиком, на звук которого появился Гансевиль. — Скажи, чтобы подали вино и сладости.
Франсуа ел вместе с Мари, и терпкое испанское вино слегка его приободрило. Кроме того, Франсуа де Бофор чувствовал, что ему станет гораздо легче если он поделится своей тайной (она, увы, уже не была таковой после того, как о ней узнал этот Гонди, всюду сующий свой нос) с этой истинно благородной и честной, искренне любящей Сильви девушкой, кому он мог полностью доверять. Почему, черт возьми, он раньше не подумал об этом? Но разве можно ясно соображать, будучи охваченным негодованием, горем и возмущением?
Мари слушала Франсуа молча, даже забывая грызть миндальную тарталетку, которую держала кончиками пальцев. При рассказе о муках, что претерпела Сильви, из глаз ее полились слезы; узнав о поджоге замка Ла-Феррьер, она захлопала в ладоши и спросила:
— Ну а второй? Истинный преступник? Что вы с ним сделали?
Франсуа с удрученным видом пожал плечами и ответил:
— Я совершил глупость, потребовав у кардинала его голову. «Смерть» Сильви давала мне на это право.
— А что сказал кардинал?
— Что этот, кажется, безупречно честный человек слишком необходим на государственной службе. Я был вынужден дать слово дворянина, что не посягну на его жизнь, пока Ришелье жив…
— Тогда, друг мой, необходимо сделать так, чтобы кардинал жил не слишком долго! Насколько я I «««яла, вы не давали ему слова не участвовать в заговорах?
— Нет. Так же отнесся к этому и Пьер де Гансевиль, мой конюший…
— Вот видите! Мы подумаем об этом, — прибавила Мари, стряхнув крошки, упавшие на ее кружева. — Тем более кардинал подсказал королю какие-то варварские приказы: королеву лишат права Читывать сына до тех пор, пока тот сможет носить кюлоты. К дофину приставили огромную свиту которой безраздельно распоряжается госпожа де Ланзак. Эту женщину назначили потому, что она дочь господина де Сувре, бывшего гувернера короля! Эту черствую женщину заботит только ее положение при дворе! Несчастное дитя! Дофин был бы намного счастливее и лучше ухожен, если бы с ним была моя любимая бабушка, госпожа де Ла Флот, которой я просила отдать это место…
— И король посмел вам отказать? Разве он не ваш раб?
— Это раб, которому ничуть не мешают его оковы, если его о чем-то просит кардинал. Но оставим это и вернемся к Сильви! Что мы будем делать, если этот сумасброд де Гонди растрезвонит всем о своей авантюре?
— Если я не ошибаюсь, сейчас он на пути в Венецию? То, что происходит на Бель-Иле, не должно сильно интересовать людей из Риальто. Это дает нам немного времени. Но я не могу ходить; когда вылечусь, я должен буду немедленно вернуться в армию. А вы?
— Я? Как, скажите на милость, я могу уехать сейчас? И, в сущности, чего нам опасаться в настоящий момент? Капризов госпожи де Гонди, которая считает Сильви вашей любовницей и может заставить ее страдать?
— Сильви уже не у госпожи де Гонди. Узнав что перед отъездом в Италию аббат намеревается обнять на Бель-Иле своего брата, я спешно отправил туда Гансевиля, который забрал ее из замка и поселил в отдаленном доме, где Сильви больше не придется опасаться происков герцогини, действительно обходившейся с ней не лучшим образом. Я не мог и предположить, что она способна на такое…
— Как будто вы хоть что-то понимаете в женщинах! Разве вы не замечали, что эта ханжа питает к вам слабость?
— Это она-то, с ее постной физиономией и вечно потупленным взором? Поверьте, я представить себе не мог…
— Досадно, мой дорогой Франсуа, что вы вечно не можете представить себе очень многого! Вам, к примеру, когда-нибудь приходило в голову, что я могла бы влюбиться в вашу особу?
— Вы? Но это же чудесно!
— Успокойтесь, мой милый! Я признаюсь вам в этой маленькой слабости лишь потому, что она уже миновала. Мимолетная страсть может охватить каждого, а вот Сильви всю жизнь будет любить только вас. Вам пора позаботиться о ее чувствах. Вы забыли, о чем пишет аббат? Он спас ее от самоубийства.
— Нет, не забыл, — прошептал Франсуа, снова помрачнев. — Но почему она решилась на это?
— Не знаю… Наверное, решила, что вы покинули ее навсегда. Когда вас внезапно бросают на полудиком острове, затерянном на краю света, подобное впечатление может возникнуть очень легко. Вы должны найти возможность послать письмо, в котором будете уверять Сильви в ваших нежных чувствах, но одновременно герцогиня де Рец должна узнать, что… что господин де Поль тревожится об этом заблудшем ребенке, которого он, скажем, хотел бы привести к набожной жизни, — излагала Мари свой на ходу вырисовывавшийся план. — Все это умерит пыл вашей ханжи! В случае приезда на остров подручных кардинала она будет молчать.
— Вы гений заговоров, милая моя Аврора, — рассмеялся Франсуа. — Мысль кажется мне недурной, тем более что после моего свидания с кардиналом я обо всем рассказал господину Венсану…
— Чудесно! Попросите его помочь вам в том тяжелом положении, в каком вы оказались, умоляйте о; помощи. Вам он не откажет. Что касается заговоров… Право слово, я чувствую, что готова к ним. Кроме того, что королева достаточно настрадалась от кардинала, нельзя допускать, чтобы наше сокровище годами чахло на своей затерянной в море скале! Я буду думать об этом…
Снова надев маску, Мари д'Отфор протянула руку, к которой Франсуа припал губами; потом она подобрала накидку из голубого шелка и набросила на плечи. В то мгновение, когда она выходила из комнаты, Франсуа спросил:
— Мари, вы вполне уверены, что больше меня не любите?
— Какой фат! — рассмеялась Мари. — Нет, мой милый, я вас больше не люблю: вы слишком сложный мужчина! А мне необходимо простое и преданное сердце…
Через несколько дней бедный, совсем неприметный священник, один из тех, кого господин Венсан посылал с поручениями в нищие деревни, вышел из Сен-Лазара с торбой за спиной. В подобном уходе не было ничего необычного, и он не привлек ничьего внимания; но, вероятно, этому бедному священнику предстоял долгий путь, ибо он сел в дорожный рыдван, направляющийся в город Ренн…
В тот же день в замке Рюэль, куда вернулся кардинал, Ришелье принял фрейлину королевы мадемуазель де Шемро, очень красивую и развратную женщину; из-за этих достоинств она стала лучшей осведомительницей кардинала, приставленной к Анне Австрийской. Однако Ришелье, казалось, был не слишком рад ее видеть.
— Я вас просил насколько возможно избегать встреч со мной, будь то здесь или в кардинальском дворце…
— Мне показалось, что дело вполне стоит того, чтобы я взяла на себя труд приехать к вам. Более того, при дворе ни для кого не секрет, что я предана вам. Королева и госпожа д'Отфор не упускают ни одного повода дать мне почувствовать это…