Нет ничего страшнее тех первых часов. Люди сходили с ума от ужаса. До последнего у них была надежда, что этой войны не будет. Вронский получает задание установить связь со штабом.
«Семь утра. Прибежал ко мне мой старший наставник Карлов Георгий Ильич. Дал мне пистолет «КТ» и говорит, как бы в шутку: «Это для себя. Значит, так. Если в опасности будешь, в безвыходном положении, то застрелись», – вспоминает Михаил Владимирович.
10-я армия и ряд других частей Западного военного округа были дислоцированы в Белостокском выступе, выгнутом в сторону противника. Такое расположение войск было невыгодным, и, если бы эта грубейшая ошибка была исправлена, возможно, с самого первого дня ход войны можно было изменить. Именно по этому выступу и был нанесен первый и главный удар немцев. Их силы превосходили наши в пять-шесть раз. Более того, советским высшим военным командованием был допущен серьезный просчет в плане обороны границ. Западные границы оказались самыми незащищенными. Уже 26 июня, спустя всего лишь четыре дня после начала войны, немцы бомбили Минск. Город был объят пламенем. Погибли сотни людей. Страна с напряжением слушает сводки с фронта. И вот становится известно, что арестован командующий Западным фронтом генерал Павлов. Через несколько дней его расстреливают за измену и предательство. Однако в последнем слове Павлов заявляет, что он не получал приказа о подготовке к войне в мирное время.
По словам Михаила Фёдорова, «самыми трудными были первые дни. Некоторые люди винтовки бросали. Безалаберность такая, нет команды… Все вспоминаю историю этого Павлова. Он был командующим Западным округом. Его расстреляли за то, что он смел оказать должное сопротивление! Ему было очень трудно это организовать. Я бы его оправдал в том отношении, что немцы заранее своей агентурой повредили связь, и связь между военными частями была плохая».
Только в первые три недели войны советские войска потеряли 3500 самолетов, 6000 танков, 20 000 орудий и минометов. 28 дивизий было разгромлено, свыше 70 лишились половины людей и боевой техники. Красная армия потерпела поражение и отошла в глубь страны. В Кремле паника.
29 июня Берия предупреждает Сталина о возможности заговора в армейском руководстве. 30 июня Сталин создает Государственный Комитет Обороны и лично следит за всеми военными действиями. С первого дня войны Верховный главнокомандующий практически не покидает здание Кремля. Это видно из секретных документов – журналов охраны Кремля.
В это же время нашей контрразведке становится известно, что на всей территории Советского Союза действуют немецкие агенты, которые убеждают население страны в том, что война с Германией уже проиграна. Сталин решает поднять боевой дух своего народа. С этого момента с фронта передают только новости о победах, а не о поражениях Красной армии.
Впрочем, победы действительно были. В марте 1941-го, за три месяца до начала войны, наша разведка доложила Сталину, что согласно тайному плану Гитлера основной удар немцы нанесут по южному направлению, где сосредоточены наиболее важные промышленные районы. На Украине была создана мощная группировка из 60 дивизий. Именно на юге в первые дни войны немцы понесли наибольшие потери. Однако эти потери были хорошо просчитаны Гитлером. Утечка информации была допущена им сознательно – с тем, чтобы Советский Союз не успел закрепить свои западные границы. Это и был один из тайных моментов плана «Барбаросса». Даже своим генералам гитлеровское командование все карты не открывало.
На французском побережье в начале 1941 года шла полномасштабная подготовка к операции по вторжению «Морской лев». Но все это было только маскировкой готовящейся восточной кампании. И об этом Гитлер сообщил своим офицерам за несколько часов до вторжения в Советский Союз.
Сергей Кондрашов вспоминает: «Мы знали о подготовке плана «Барбаросса». А план «Барбаросса» предусматривал как раз подготовку наступления на юге, потому что в последний момент Гитлер изменил тактику. Но если вы возьмете план «Барбаросса», который был утвержден Гитлером в декабре 1940 года, то там все расписано: что должна делать авиация, что должна делать артиллерия, где подготовка, какими силами. Понимаете, план «Барбаросса» – это фантастический документ. Он, кстати, у нас опубликован. Это план, где все расписано по родам войск.
Мы знали о подготовке этих планов. Больше того, не только мы знали, но и английская разведка работала в Германии очень эффективно. И американская разведка работала в Германии активно. И мы через свою агентуру в Великобритании знали о том, как идет подготовка. То есть, когда на юге немцы готовили наступление, это тоже нам было известно. Это была точная информация о том, что немцы переориентировались на южный фронт. И там, кстати говоря, довольно быстро смогли принять меры к тому, чтобы противостоять наступлению, которое было на юге, хотя у немцев были превосходящие силы. Но тем не менее, если бы не приняты были те меры, которые были приняты, война могла бы быстрее закончиться. Не в нашу пользу».
Итак, наши отступали на восток. На нескольких грузовиках уходило в тыл белостокское разведотделение. Колонна грузовиков двигалась только глубокой ночью. Днем из-за постоянных обстрелов передвигаться было опасно. Разведчики рассчитывали, что соединятся со штабом 10-й армии. Связи не было никакой. Ориентиром была только карта, но большинство деревень уже было уничтожено немцами. Надежда выйти на своих была слабой.
Михаил Фёдоров рассказал об этом так: «Какое-то время проехали мы, и вдруг из-за оврага выбегает человек и машет флагом. Мы остановились. Ура! Наши… Красная армия. Люди махали, бросали свои шапки. Они подъехали, развернулись, по команде люки закрылись, и пулеметный огонь по нам. Я был во второй машине. Надо было бежать. Все бросились бежать обратно, по полю, давно не паханному, а там была рожь. И вот я бежал. К счастью для меня лично и для всех, пули были трассирующие. Раннее утро, солнце, но все равно их видно было. И я бежал и видел, как пуля идет. Я ложился на землю и полз, не оглядывался. Как спортсмен, я понимал, что каждая секунда дорога. И ползком, ползком… Прошла пуля над головой – поднимался и снова бежал».
В живых осталось всего лишь пять человек. Каким-то чудом они добрались до ближайшей деревни, где местные жители их накормили и дали одежду. Военную форму пришлось закопать где-то в лесу. Вокруг на сотни километров все было оккупировано немцами. Но наши разведчики вновь стали пытаться прорваться к своим. По дороге им пришлось пройти через поле, где всего лишь несколько часов назад они едва не погибли, где покоились их товарищи. Вскоре они увидели еще одну разбитую колонну. Одна из частей Западного округа была полностью разбита. Многих взяли в плен. Несколько мотоциклистов подъехали к разведчикам, и один из них приставил пистолет к виску лейтенанта Вронского. Но в самый последний момент немец передумал стрелять в «нищего крестьянина».
Спустя две недели, во второй половине июля, остатки белостокского разведотделения соединились с частями Красной армии. В Москве в полном поражении Красной армии на Западном фронте обвиняли командование Западным особым военным округом. Однако в этом поражении был виноват сам Сталин и люди из его ближайшего окружения. С января 1941 года Сталин получил около 17 донесений нашей разведки, в которых называлась даже точная дата начала войны. Не поверил он и послу Германии в Советском Союзе – человеку, которому был ненавистен режим Гитлера, человеку, который несколько раз предупреждал о начале вторжения. Граф Шуленбург – именно он приехал в ночь с 21 на 22 июня в Кремль, чтобы передать Молотову меморандум об объявлении войны.
Рассказывает Сергей Кондрашов: «В начале марта Шуленбург пригласил начальника Управления по обслуживанию дипкорпуса к себе и сказал, что ему в этом году дача под Москвой будет не нужна. Тот говорит: «Ну, вам не нужна, так посольству, может быть…» – «И посольству не нужна будет дача». «Ну, господин посол, а может быть, кому-нибудь, кто вас сменит, дача все-таки понадобится…» – «Никому дача не понадобится». Вот так, открытым текстом. А в начале апреля он вызвал того же начальника УПДК и говорит: «Вот вам чертежи. Изготовьте мне ящики по этим чертежам. Большие деревянные ящики». Тот спрашивает: «Господин посол, а для чего ящики?» – «А я, – говорит, – все ценное имущество посольства должен упаковать в эти ящики». «Но, господин посол, вы что – меняете всю мебель, и все ковры, и картины, и т. д.?» – «Я должен упаковать и подготовить. Я ничего ни на что не меняю». И последнее – он 5 мая был у Владимира Георгиевича Деканозова, замминистра иностранных дел. Эта беседа не сохранилась, но по косвенным данным, по рассказам помощников, с которыми я беседовал, судя по всему, Шуленбург сказал: «Господин министр, наверное, мы с вами в последний раз беседуем в такой мирной обстановке». Это было 5 мая».