— Уже время?
— Да сын мой, — кивнул святой отец. — До рассвета всего час и пришло время исповедоваться.
— Хорошо.
Он опустился на колени и перекрестившись заговорил.
— Отец прости меня, ибо я грешен…
Он говорил и пристально смотрел на священника, а тот смотрел на него.
" Как же он постарел, — подумал бывший диктатор. — Похоже, даже лекарства уже не помогают и все же он дожил.»
Командующий секретного отдела безопасности Земли внимательно смотрел на вытянувшегося перед ним капитана.
— Ледянцев Иван, тридцать два года, капитан разведки, операции на Магнусе шесть и при Альдебаране, два креста мужества и орден славы третьей степени.
Он захлопнул папку и кинув ее на стол жестом указал на стоявшее рядом со столом кресло.
— Садитесь, разговор будет долгим.
Подождав, пока тот усядется, командующий включил карту Солнечной системы.
— Положение у нас крайне тяжелое. Горгувы прорвали первую и вторую линию обороны, к сожалению, у нас нет больше сил их сдерживать. Первый флот полностью уничтожен, от второго и третьего осталось меньше половины, надо признать, что эту войну мы проиграли.
Он отвернулся к окну и тихо спросил:
— Капитан, вы представляете, что ждет Землю?
— Да Командующий.
— Вы хотите такой судьбы своим родным, близким?
— Нет, но…
— Я тоже, — командующий резко обернулся. — Там, — он ткнул пальцем себе под ноги. — На глубине в десятки километров уже созданы огромные жилые комплексы и заводы, куда прямо сейчас, в обстановке полной секретности, отправляются лучшие ученые и их семьи. Рабочие, техники, солдаты и офицеры, те, кто будет готовить нам победу. Такие же убежища есть и на ближайших планетах.
— Значит, и я?
— Нет, — командующий покачал головой. — Нет, сынок, у тебя другая судьба. Нам понадобится человек здесь. Человек, которому бы горгувы бесконечно доверяли, тот, кто сможет помочь нам всем необходимым и скрыть от захватчиков наше существование. Вот ознакомься.
Он положил перед ним небольшую папку.
— Операция «Подсадка», об ее проведении знают всего несколько человек из разведки, хотя если честно, после вчерашней атаки на второй флот остался я один. Но все готово и механизм уже запущен, так что тебе осталось только согласиться, кстати, ты не единственный кандидат, но это впрочем, не важно, главное, чтобы это удалось хоть одному из наших.
«Да командующий постарел», — он вздохнул и поднялся с колен.
— Бог тебе все простит, — бывший командующий, одетый в одежду священника, перекрестил его и нажал на кнопку вызова охраны.
Их взгляды на секунду встретились.
— Тебе придется стать подлецом, мерзавцем и предателем. Тебе придется унижаться и лизать сапоги захватчикам. Тебе придется убивать людей, возможно даже знакомых и дорогих тебе, но ты должен выстоять, должен, — всплыли у него в голове слова, произнесенные тогда напоследок.
«Я выстоял, — сказал он одним лишь взглядом. — Выстоял».
«Да солдат, ты выстоял, — ответил взгляд командующего. — Потерпи еще чуток сынок, скоро все кончиться».
Дверь с шипением закрылась.
Он развернулся и подошел к окну, где над далеким лесом небо уже окрасилось в кровавый цвет рассвета.
Через почти двести лет унижения и рабства Земля неожиданно восстала. Мощная армия и флот появившийся точно по мановению волшебной палочки легко смели колониальный корпус горгувов и преданные им войска Диктатора. Находившийся в Солнечной системе флот пришельцев тоже бы застигнут врасплох. Началась паника. Горгувы срочно эвакуировались, бросая все, что можно. Вместе с ними бежали и те, кто, когда-то предав свой народ, стал служить захватчикам, но были и другие. Вместе с ними уходили и те, кто долгие годы вместе с ним служил одной только цели — ПОБЕДЕ. Их было немного, но они были, те, кому горгувы доверяли так же, как и ему и теперь они там, в несущихся к другим мирам кораблях, к мирам, которые лежат под властью горгувов. Летят, неся весть о том, что Земля вновь взялась за оружие.
Он поднял глаза к небу и несколько минут бездумно смотрел на плывущие облака.
Горгувы очень подозрительны и наверняка, даже сейчас, за его казнью будут наблюдать десятки их устройств и глаз их шпионов, а поэтому никто не должен знать. Для всех он останется их верным слугой, погибнув за великую идею чужого народа. Да и за все сотворенное им, нет ему прощения, даже в собственном сердце.
Дверь с легким шипением отошла в сторону. Он обернулся и поправив ворот помятого мундира вышел из камеры под презрительные и ненавидящие взоры охранников.
Длинный коридор с облезлыми серыми стенами, его последняя дорога. Металлическая дверь в конце коридора распахнулась, и ему в глаза ударило яркое утреннее солнце. Солнце свободы, солнце надежды. Он поднял лицо подставив его теплым, ласковым лучам солнца после чего, неожиданно для себя, улыбнулся и шагнул вперед.
Он не верил в чудеса
Он не верил в чудеса, ибо их не бывает.
Он не верил в них давно — с самого детства. С того самого момента, как под Новый год пожелал себе модель самолета. Новую, сверкающую серебром, такую, какую он однажды летом увидел в витрине «Детского мира». Она стояла там, горделиво расправив откинутые назад крылья со звездами и ярко блестя прозрачными стеклами кабины. Он полгода упрашивал родителей купить ее, грезил о ней, рассказывал своим друзьям и часто, втайне от всех, бегал к витрине магазина, чтобы полюбоваться еще и еще раз. Однако родители, грустно улыбаясь, лишь качали головами и все равно он мечтал, надеялся, верил в чудо, как может верить всякий мальчишка в 9 лет, тем более, что приближался день чудес и сбывшихся мечтаний каждого ребенка — Новый год. Улицы и витрины магазинов украшались разноцветными огнями, на площадях устанавливались елки и точно на дрожжах росли снежные городки, усиливая с каждым днем ожидание чуда. В тайне от всех он написал письмо Деду Морозу со своим самым заветным желанием и опустив его в почтовый ящик с нетерпением ждал прихода заветной ночи. Но чуда не случилось, да он получил подарки, кучу конфет, шоколада и коробку с маленькими металлическими самолетиками. Несколько минут он непонимающе смотрел на эти пародии на гордых металлических птиц, а затем, развернувшись, отправился спать. Проснулся он уже другим человеком.
Он с трудом разлепил глаза. Мороз видимо усилился и его хваленная, импортная, куртка, за пару тысяч баксов, с несколькими слоями утеплителя, похоже совсем сдалась, превратившись в нечто негнущееся. «Следующий раз надену ватник», — вяло подумал он, прекрасно понимая, что следующего раза не будет. Он несколько раз разогнул и согнул окоченевшие пальцы, разгоняя в них застывшую кровь, и медленно поднялся на ноги. След от его снегохода, «чуда японских технологий», четким отпечатком стелился по снегу, петляя причудливым узором среди вековых сосен, а сам этот снегоход бесполезным куском железа застыл где то в нескольких сотнях или тысяч шагов позади. Он нагнулся и, подхватив лежащую рядом винтовку медленно, погружаясь по колено в казавшееся таким плотным полотно снега, побрел вперед.
Чудес не бывает, ибо чудо — это нечто противоречащее всем законам логики.
Вот и сейчас его не случилось, ибо «чудо техники», даже японское, без горючего просто красивая железяка. А наплевательское отношение к простейшим мерам безопасности иногда вылезает боком, но это он понимает сейчас, а тогда была молодецкая удаль, вызванная выпитым спиртным и желанием похвастаться перед друзьями и полуголыми красотками. Как же, крутой мен едет в одиночку на охоту в глухую тайгу. Мужчина, блин, добытчик. Он грустно усмехнулся и оперевшись на воткнутое в снег ружье, перевел дух. Да, не уедь Семеныч в город, по каким-то своим делам, хрен бы он выпустил его со двора. Лесник всегда отличался независимым норовом и мог и в лоб заехать, не смотря на регалии, из-за чего у него иногда случались столкновения с особо крутыми и строптивыми клиентами, которые, правда, с утра протрезвившись частенько бывали ему благодарны за его поступок, особенно после того, как он их, полузамерзших, привозил из тайги обратно. Но сейчас его не было.
Чудес не бывает, ибо чудо есть нечто чужеродное нашему практичному миру.
Это он понял сразу, едва окунувшись в клоаку бизнеса, где его травили, били и давили все кому не лень, от мордатых, бритых братков, до не менее мордатых чиновников различного уровня и пошиба. Но он выжил и пошел в гору, выжил не благодаря какому-то там зачуханному чуду, а благодаря себе, своей живучести. Он крутился волчком, лез ужом, кланялся и лебезил где надо, а когда надо и бил морды, он заслужил уважение. Стал уважаемым человеком и теперь уже перед ним кланялись и лебезили, смотрели преданно в глаза, но плевали в спину в бессильной зависти. Он это знал и лишь брезгливо улыбался, понимая, что одним движением пальца может раздавить этих мелких ничтожных людишек, но не давил, в отличие от подобных ему, почему он не знал, хотя иногда ему казалось, что где-то, глубоко в душе, зажатый в тиски равнодушия, жил тот маленький мальчик верящий в чудо. Но чудес не бывает, он-то это знал и иногда по ночам подтрунивал над этим наивным мальчишкой.