Анне казалось, что эти съемки будут развлечением. Неким летним отдыхом, который сможет принести еще немного славы и потешит самолюбие мелким романом. Но, к ее удивлению, все шло не так, как хотелось. В это парижское лето, под ослепительным светом юпитеров, Анна ощущала глухое беспокойство. Она не могла понять источник, причину его. Хуже того, она не могла с ним справиться. С ней такое уже было – что-то вдруг начинает раздражать, мешать. Анна в таких случаях пользовалась патентованным средством голливудских красавиц – она заводила роман. Еще только начиная съемки, она опытным взглядом намечала несколько кандидатов в жертвы. И в случае расстройства чувств начинала флиртовать. Редко какой мужчина оставался равнодушным к ее классическо-кинематографической внешности высокий рост, высокая грудь, плоский живот и лицо – насколько красивое, настолько же лишенное индивидуальности. Иногда казалось, что определенная категория актрис пользуется услугами одного и того же хирурга-косметолога. Их скулы, носы, губы словно были отлиты по одной форме.
Сама Анна к этим «служебным» романам относилась как к профилактике неврозов и забывала о них еще до конца съемок. Сейчас она, обратив свои чары на Дика Чемниза, а больше, по ее мнению, и не на кого было здесь смотреть, вдруг почувствовала, что отсутствие реакции – это не что иное, как форма вежливого общения. Что этот темноволосый худощавый молодой человек представляет собой китайскую шкатулку: пытаешься открыть, открываешь, а там еще одна загадка, а потом еще одна, а дальше следующая. Анна, применив все испытанные действия, поняла, что не достигла ничего, кроме одного и совершенно нежелательного эффекта – с наступлением вечера Дик очень редко выходил из своего номера. И все расчеты провести с ним тихий, романтический парижский вечер были сведены к нулю. Еще Анна обратила внимание на его чуть отстраненный взгляд – а это никак не сочеталось с ее желанием быть центром вселенной. Анна пробовала капризничать во время съемок, но, к своему удивлению, получила жесткий отпор.
Съемки оказались сложными и по другой причине. Режиссеру Стиву Майлзу было недостаточно распространенных лицедейских приемов – улыбка-смущение, взгляд-признание, жест-отчаяние. Ему не нужны были примитивные схемы, ему недостаточно было этих клише, которые, помноженные на ее, Анны, известность, создавали видимость актерской игры. Ему, Стиву Майлзу, режиссеру, снимающему всего лишь вторую картину, требовалось полное соответствие чувствам. Он, как любила язвительно комментировать Анна, где-то набрался сведений о системе Станиславского и теперь требовал полного перевоплощения. Анна пыталась отлынивать, по привычке «включая звезду». Потом она пыталась все компенсировать выигрышными позами, но режиссер был неумолим. Анна могла работать по-настоящему, в полную силу, у нее был потенциал, но здесь, в Париже, она предпочла лениться.
– Дорогая, а почему ты все-таки не прислушаешься к советам Стива? Он знает, что говорит. У него чутье, – как-то за ужином спросил Анну муж.
И она поняла, что ее намерения пожаловаться ему на режиссера потерпели крах – Стив просто ее опередил. Она поняла, что, помимо жалоб на плохую игру, могли последовать жалобы на более серьезные проступки, а ссориться с мужем не хотелось. А еще, и это было самое главное, Анна поняла, что играла она из рук вон плохо. Так плохо, что терпеливый Стив Майлз не выдержал. Впрочем, характер свой Анна победить так сразу не смогла – на следующий день она пыталась отыграться на коллегах, намереваясь наказать всех дрязгами. Она жаловалась на гримеров, на осветителей. «Вы убить меня могли! Вы понимаете, что просто так софиты не падают! Этот бардак на съемочной площадке возмутителен!» – кричала она, не спеша занять свое место в кадре и тем нарушая весь дневной график. Последняя, к кому прицепилась Анна, была так самая девушка – художник по костюмам, которая предлагала Дику надеть синюю рубашку.
– Только человек без вкуса мог предложить такой костюм. Вы, голубушка, забыли, что мы рассказываем парижскую историю. Вам следовало бы повнимательней быть на улицах. Вам следовало бы потрудиться и изучить парижанок! – Это все Анна проговорила язвительным тоном.
К удовольствию группы, девушка не растерялась. Она ответила Анне громко, четко, так, чтобы все ее слышали. Вот только на французском языке. Анна на секунду опешила – она не понимала никакого языка, кроме родного английского.
– Что это? – Анна фыркнула.
– Летти вам объясняет, что она выросла в Париже. И как здесь принято одеваться, она отлично знает, – серьезно, без тени улыбки перевел ей Стив. На него все эти эскапады не действовали.
– Прошу внимания, начинаем съемку! – прокричал он в мегафон.
Поднялась суета, и съемочный день наконец начался.
– Скажи, зачем ты пожаловался мужу?! Кто здесь режиссер?! Ты или муж?! Я знаю свои возможности! Я знаю, что играю хорошо! – Это она уже кричала вечером, когда осталась наедине со Стивом. Тяжелый день не охладил пыл Анны. Но Стив, этот огромного роста светловолосый бородач, словно бы и не замечал ее гнева. Он только спокойно сказал:
– Согласен, ты играешь, Анна, неплохо, но недостаточно хорошо для такого партнера. На его фоне все кажутся картонными.
Анна онемела. Она так привыкла быть первой, она устанавливала планку, она была недосягаемой звездой… И вдруг ей дали понять, что именно главный герой здесь – главный.
На следующий день она вообще уже не играла. Она наблюдала за Диком. И поняла, что Стив прав. Что рядом с ней сейчас совсем другой партнер. И что ему необходимо соответствовать. И что он никогда не будет подстраиваться под кого-то. И тут Анна поняла, что ее раздражало, что все это время мешало ей почувствовать привычную уверенность в себе. Все дело было в нем, в Дике. В его облике, фигуре, манерах, а самое главное, в актерском мастерстве. Он был другим, этот молодой человек, и соответствовать ему было сложно. Анна вдруг почувствовала, как эта разница в годах, разница небольшая, но все равно существенная, проявилась в этом актере. Анна поняла, что она упустила что-то в молодости, что, будь она требовательнее к себе, не предпочти она профессиональную легкость настоящим усилиям, она, пожалуй, смогла бы встать на одну ступень с ним. Но нет. Ее время ушло, оно позволило сохранить ей красоту, свежесть, энергию, однако не оставило того, что не могло оставить, – того, что сама Анна не накопила. Время не оставило ей способности обновляться, способности учиться.
«А ведь и старость недалеко», – вдруг подумала она и тут же решительно выкинула эту страшную мысль из головы.
Когда Анна не знала, как поступить, она тоже влюблялась. Она видела в этом самый простой и естественный выход из затруднительного положения. И в этих предполагаемых условиях свои реплики она знала назубок. Сейчас, на съемочной площадке, оказавшись в растерянности от внезапного открытия, она сделала единственно возможный, как ей казалось, шаг. «Ты хотел, чтобы я не играла, а жила? – Она мысленно адресовала режиссеру свой вопрос. И тут же сама на него ответила: – Пожалуйста. Буду жить».
Гостиница, в которой обосновалась съемочная группа, стояла на окраине города. Здесь они жили, здесь же на близлежащих улицах снимали натуру. Эта часть Парижа, далекая от центра, была еще тем старым городом, где пока не появились аккуратные серые коробочки дешевого муниципального жилья, где не было иммигрантов и местные жители держали огороды. Это была еще старая парижская окраина с узкими домами без удобств, высокими мансардами, с неровными мостовыми, из которых выпирал булыжник. Это был район маленьких, не всегда чистых кафе, завсегдатаи которых отлично знали друг друга. Здесь было удобно снимать кино: машин немного, власти округа не вредничали и не жадничали – разрешения выдавали быстро, денег много не брали.
Среди старых, потертых домов попадались «жемчужинки» – некоторые дальновидные домовладельцы, предчувствуя бум, ремонтировали дома, превращая их в приличные отели. Как и ожидалось, очарование старого города и старой парижской жизни, а также комфорт вновь отреставрированных гостиниц привлекали сюда зажиточных путешественников, средней руки деловых людей и служителей искусств.
В отеле жила вся группа, кроме Анны. Она с мужем занимала особняк в тихом пригороде. Туда ее каждый вечер доставляла машина. Анна поддерживала свой статус. Впрочем, по вечерам, когда все собирались в ресторане отеля, Анна домой не спешила. Она и раньше любила подобные посиделки – ей всегда было обеспечено внимание и восхищение. В этот раз она чувствовала себя обиженной, ущемленной, она нутром понимала условность своей звездности, но отказаться от этих встреч, когда цеховое корпоративное единение заставляло забыть о соперничестве, она не могла. И еще здесь иногда был он, Дик. Молчаливый, с мягкой полуулыбкой, с тревожащим взглядом темных глаз. Анну тянуло туда, где был он, и ничего с этим поделать она не могла.