– Надеюсь, вы знаете, что делаете, – сказал Добраницкий на прощание.
На другой день Амалия получила остальную информацию, необходимую для претворения в жизнь ее замысла. Итак… В доме Монталамбера немного слуг: лакей, повар, кучер и садовник. Последний приходит три раза в неделю, по понедельникам, средам и пятницам. Повар появляется только тогда, когда граф устраивает у себя приемы, потому что месье де Монталамбер предпочитает обедать в ресторанах.
– Стало быть, остаются лакей и кучер, – резюмировала Амалия. – Мне нужна о них дополнительная информация – есть ли у них родственники, где они живут и так далее. Кроме того, мне нужно знать, когда в ближайшие дни графа не окажется дома.
Впрочем, добыть все эти сведения не составляло труда. Куда сложнее дело обстояло со шкатулкой, в которой хранились царские письма. Только через два дня агент, которому было поручено разузнать, куда граф ее прячет, смог доложить Амалии.
– В спальне графа, за небольшой картиной в позолоченной раме, находится несгораемый шкаф, сделанный по специальному заказу в английской фирме, которая также изготовляет сейфы для банков. – Агент поколебался. – Насколько мне известно, открыть его, не зная нужной комбинации цифр, практически невозможно.
– Ну, это мы еще посмотрим, – хмыкнула Амалия, косясь на ящик, в котором находилась заветная связка динамитных шашек. – Опишите мне картину, пожалуйста.
– Это портрет матери графа, – с готовностью отвечал агент. – На нем изображена красивая женщина с розой возле корсажа. В правом нижнем углу дата: 1839.
– Прекрасно. – Амалия сделала какую-то пометку на лежащем перед ней листке. – Что еще известно относительно сейфа?
Агент вздохнул.
– Он открывается ключом, а после того, как ключ повернут, надо набрать восемь цифр кода. Ключ существует в единственном экземпляре и хранится у господина графа. Как мне удалось выяснить, тот постоянно носит ключ с собой.
– Это усложняет дело, – заметила Амалия. – Ключ, да еще и код… Восемь цифр – стало быть, больше сорока тысяч возможных комбинаций… – Она встряхнула головой. – Хорошо. Можете идти.
Агент шагнул к двери.
– Будут ли еще какие-либо поручения, госпожа баронесса? – спросил он, уже взявшись за ручку двери.
– Возможно, – уклончиво ответила Амалия.
Вскоре она узнала все недостающие ей данные. У кучера Венсана близких родственников нет, у лакея Шевалье есть старая мать, которая живет в Ла-Рошели. Что же до передвижений графа де Монталамбера, то в эту субботу, то есть уже послезавтра, состоятся скачки, которые он никогда не пропускает. Так что в это время его, скорее всего, не будет дома.
Удовлетворенно потерев руки, Амалия вызвала к себе агентов:
– Так, господа, начинаем операцию. Лишних вопросов просьба не задавать, вы должны лишь исполнить то, что от вас требуется. Слушайте меня внимательно…
В четверг двое неизвестных напали на кучера Венсана Леваллуа в темном переулке. По-видимому, с целью ограбления. Кучер был сильно избит, и к тому же ему сломали руку. Беднягу пришлось поместить в больницу.
В пятницу лакей Шевалье получил телеграмму, что его мать неожиданно заболела и находится при смерти. Само собою, лакей отпросился у своего господина и тотчас помчался в Ла-Рошель.
«Все идет, как надо, – думала Амалия ранним утром в субботу, облачаясь в одежду мастерового – холщовые штаны и голубую блузу. – Лакей в Ла-Рошели, кучер в больнице, садовник по субботам не приходит, повара тоже не будет. Граф отправится на скачки, стало быть, дом окажется пуст. – Тут Амалия скривилась, как от зубной боли. – Черт возьми, а Скарамуш! Я же совсем забыла про собаку! Ну, тут уж ничего не поделаешь… – Амалия вытащила из стола револьвер и проверила, заряжен ли он. – Придется пристрелить беднягу, а жаль. Но я не могу позволить себе неудачи! Если собака будет вести себя тихо, я ее не трону».
Успокоив себя этим рассуждением, она взяла холщовую сумку, в которой лежали динамит и прочие приспособления, надвинула пониже на лицо простенькое кепи и, шаркая ногами – имитируя походку рабочего, покинула особняк через черный ход.
Погода была изумительной, и бульвары бурлили веселой, фланирующей туда-сюда, оживленной толпой. «Интересно, действительно ли только в Париже воздух словно сияет, или это мне лишь кажется? – думала Амалия, пробираясь сквозь толпу и зорко следя за тем, чтобы никто не покусился на ее драгоценную сумку. – Господи, только бы все закончилось хорошо!»
Через двадцать минут она уже была на рю де Гренель. Улучив момент, Амалия перемахнула через решетчатую ограду и приземлилась в саду, окружавшем особняк графа де Монталамбера. Слава богу, ее никто не видел… Ну а теперь – в дом!
Вспомнив план, Амалия легко нашла дверь черного хода. Та оказалась незаперта – иначе жене родовитого барона Корфа пришлось бы разбивать стекло и лезть через окно, как самой настоящей грабительнице. Однако тут Амалии пришла в голову неожиданная мысль: «Все-таки очень странно, что дверь незаперта… Уж не догадался ли этот месье граф, что нападение на его кучера и отъезд лакея организованы мной? Может быть, он решил расставить мне ловушку?»
Ни мгновения не колеблясь, Амалия достала из-под блузы револьвер. Но пока все было тихо. На цыпочках она миновала кухню и комнаты прислуги, после чего, руководствуясь выученным наизусть планом, стала подниматься по лестнице, и на нижних ее ступеньках внезапно различила странный, тонкий, хватающий за душу звук. Амалия замерла на месте.
«Черт возьми, Скарамуш! Все-таки учуял меня…»
Да, она услышала вой собаки. Взведя курок, Амалия бегом поднялась по лестнице, миновала небольшой коридор и, осторожно нажав на ручку, приотворила дверь, за которой должна была располагаться спальня. Вой доносился именно оттуда.
Коротко выдохнув, Амалия распахнула дверь и вошла в комнату. Сердце молотом стучало у нее в висках. Конечно, господин граф очень умно сделал, посадив собаку сторожить сейф, но… И тут Амалия увидела нечто, отчего кровь застыла у нее в жилах.
На полу спальни, на роскошном персидском ковре с ворсом вершковой толщины, лежал граф де Монталамбер, и кровь струей хлестала из его простреленной шеи. Большая белая собака находилась тут же и, жалобно скуля, металась вокруг своего хозяина. Когда дверь распахнулась, Скарамуш бросился к Амалии, но, не добежав до нее, вернулся к убитому и закружил возле тела. Белые лапы собаки были все в крови, в больших черных глазах стояли слезы. Пес поглядел на Амалию и жалобно не то завыл, не то застонал – совсем как раздавленный горем человек.
– Тихо, Скарамуш, тихо, – прошептала Амалия, убирая револьвер. – Ах, проклятье!
Кровь была повсюду – на ковре, на кровати, даже на картинах, которые висели на стенах. Закусив губу, Амалия склонилась над графом и осторожно взяла его запястье. Она знала, что пульса не будет, что при таких ранах человек живет каких-то несколько минут, даже секунд. И едва не закричала во весь голос от ужаса, когда рука Монталамбера неожиданно задрожала в ее руке, и граф приоткрыл глаза. Они были мутные – поволока смерти уже затягивала их, и все же Амалия, ни на что не надеясь, проговорила:
– Граф, это я, баронесса Корф. Что здесь случилось? Кто вас убил?
Губы Монталамбера дрогнули. Амалия покрепче сжала его руку.
– Прошу вас, скажите мне! Кто здесь был?
На какое-то мгновение голубые глаза графа прояснились.
– Это она… – прошептал он.
– Кто? – пролепетала пораженная Амалия.
Но взор Монталамбера уже замер, нижняя челюсть безвольно отвисла. Он был мертв.
Глава 5
Некоторое время в голове Амалии стоял полный хаос. Боже мой! Так хорошо подготовиться, устранить из дома всех лишних людей, все предусмотреть, обо всем позаботиться, продумать все мелочи – и в итоге получить на свою голову труп шантажиста, явное убийство, а в будущем – возможность таких неприятностей, о которых даже думать не хотелось.
Скарамуш снова жалобно завыл, и этот звук вернул Амалию к действительности. Надо немедленно что-то делать, но только что?
«Надо делать ноги», – лаконично шепнул голос здравого смысла.
Но письма, письма царя, от которых зависит столь многое! Нет, прежде всего надо во что бы то ни стало добыть их!
Амалия поднялась на ноги и подобрала свою сумку. На долю секунды в глазах у молодой женщины потемнело, но все же она сумела превозмочь себя и стала рассматривать картины на стенах.
Их было всего две: портрет надменного господина с большими бакенбардами и портрет женщины в голубом платье. Приблизившись, Амалия различила в правом нижнем углу второго портрета надпись: «1839».
Немного воспрянув духом, она стала ощупывать портрет, прикидывая, как отодвинуть его от стены, чтобы стал виден сейф. Скарамуш, не обращая на Амалию никакого внимания, подполз на брюхе к хозяину и улегся с ним рядом, тихо поскуливая, как смертельно раненное животное.