Вот такой получился конец. Поставив точку, Маша полюбовалась на свою совершенно настоящую книгу. И каждый вечер понемногу любовалась, а потом взяла и послала по электронной почте в самое большое питерское издательство. Послала и принялась нервно ждать. Отец, конечно, был, как всегда, прав – ее забрало. Да как еще забрало! В назначенные издательством три месяца никто не позвонил, Маша прибавила для приличия еще месяц и позвонила сама. Она намеренно выбрала время, когда была дома одна, но на всякий случай, словно кто-то мог посмеяться над ее возможным позором, заперлась в ванной с телефонной книжкой. В одной руке зажженная сигарета, чтобы немедленно затянуться для поддержания духа, а другой она набирала код России, Петербурга и, наконец, номер редакции, по которому четыре месяца назад велели узнавать о судьбе ее рукописи.
Низкий женский или высокий мужской голос в трубке лениво произнес:
– Сейчас поищу...
Из своего американского далека Маша мгновенно глупо удивилась – почему ей ответили по-русски и почему таким сонным, совсем «неофисным» голосом.
– Как вы сказали, Мария Раевская? А название? «Питерская принцесса»?
Маша не была мнительной и никогда не подозревала подвоха. Но почему-то ей показалось, что голос на другом конце провода только сделал вид, что пошел куда-то узнавать, а сам положил трубку на стол и притаился. За ее, Машин, американский счет и ее собственные нервы!
– Мы вашу рукопись потеряли! Никаких следов! – радостно сообщил якобы вернувшийся голос. – Даже не знаю, распечатали ее или нет! Но вы не расстраивайтесь! Пишите нам еще! – вдруг проснувшись, оптимистично посоветовал голос и отсоединился.
Сигарета дымилась на юбке. Маленькая черная юбка, на все случаи жизни, и в присутствие можно, и в ресторан...
– Твою мать! – выплюнула оскорбленная этим сонным голосом Маша, рассматривая дырочку.
Юрий Сергеевич терпеть не мог просить, но Маша так дрожаще молчала о своей книжке, что он предложил поднять старые ленинградские связи в «Звезде» или московские в «Новом мире». Собственно, даже и поднимать не нужно было – всего лишь сделать несколько звонков.
– Ни за что! – гордо отказалась Маша. – Или я сама, или вообще ничего не надо!
– Тогда ты умрешь неизданной, – пошутил Юрий Сергеевич.
Не очень удачно пошутил, ему же пришлось Машу и утешать. Последний раз на его памяти дочь плакала десять лет назад.Маша привезла в Питер несколько аккуратных зеленых папочек, на всех папочках значилось: Мария Раевская «ПИТЕРСКАЯ ПРИНЦЕССА»
Здесь же был записан Машин американский телефон и, для пущей солидности, университетский адрес отца, Раевского Юрия Сергеевича.
Десять лет американской жизни приучили Машу рано вставать, не расслабляться и не тратить времени зря. Поэтому уже на следующее утро после приезда с зеленой папочкой в руках она стояла перед входом в знаменитое серое здание на Моховой. В здании помещалась редакция журнала «Звезда». Знакомые, как собственное детство, белые обложки с размашистой красной надписью «Звезда» рождались здесь. Для бабушки, папы и Маши. Маша почувствовала себя почти что в заднем ряду настоящих советских писателей, и слегка причастной к Довлатову, и даже не совсем чуждой Бродскому...
По этим коридорам ходили... да кто только не ходил! А сейчас идет Маша со своей зеленой папочкой под мышкой. Ходили Зощенко и Ахматова. А теперь идет она. Отрывать занятых людей от дела. Глупостями своими. Графоманией.
Заведующий отделом прозы Сан Саныч, худой и желчный, с лицом таким, что ему страшно предложить не то что первый роман, а даже леденец на палочке, хмуро посмотрел будто сквозь нее.
– Здравствуйте... – слабо пискнула Маша, мгновенно почувствовав себя маленькой нахалкой и страстно жалея о том, что осмелилась прийти в редакцию... как дура!
– А почему вы именно к нам пришли? – спросил он без интереса. – Можно много куда отнести...
Маша молчала.
– Есть ведь и другие журналы! – В его голосе зазвучала печальная надежда.
Маша настойчиво молчала. Попробовала кинуть на Сан Саныча самый свой жалобный взгляд и мгновенно поймала ответный – скучный и неприязненный. Мол, знаю я ваши штучки, знаю и не поддаюсь!
– Ну ладно, что у вас?
– У меня... да так, романчик, – она не решилась назвать зеленую папочку романом, – я вот тут попробовала... подруги в Америке читали, им понравилось.
Сан Саныч оживился, как навостривший свое жало комар.
– Да... так, знаете ли, многие и говорят: «Я написал книгу, жена читала – плакала»...
Маша старательно улыбнулась, показывая, что она поняла шутку и послушно чувствует себя сумасшедшим графоманом.
Сан Саныч поглядел на Машину папочку, словно прикидывая ее вес, и загрустил. Похоже, папочка показалась ему отвратительно толстой.
– Все хотят сразу роман. Нет чтобы принести рассказ... небольшой... – мечтательно произнес он, глядя мимо Маши в окно. – Немаленький роман-то... и зачем вам расписываться, как Лев Толстой? Лучше бы рассказ. Поменьше... а то ведь есть еще и другие журналы, – бормотал он.
– Рассказа у меня нет, – пригорюнилась Маша, – роман только...
Расслышав наконец ее хрипловатый, с интимно-нежными интонациями голос, Сан Саныч на секунду подобрел, безнадежно вздохнул и прибрал папочку куда-то вниз, за себя. Наверное, на пол.
Маша с извиняющейся улыбкой начала отступать к двери, повернулась и свисающим с плеча рюкзачком задела высокую стопку рукописей на столе... О боже! Она прикрыла глаза... Рукописи прыснули со стола. Листы на полу перемешались... «Нет! Не может быть, это происходит не со мной!» – успела подумать Маша. Это не она, распластавшись на полу, суетливо ползает, собирая бумаги, заискивающе-дебильно поглядывая снизу в глаза Сан Санычу. «Я – преданный дебил, не вредный и не опасный», – из-под стола внушала взглядом Маша.
Час спустя, слегка потрепанная Сан Санычем, она стояла в вестибюле рассеянного издательства, пару месяцев назад потерявшего ее рукопись. Став американкой, Маша научилась использовать все возможности до донышка. Она надеялась, что к рукописи, то есть к живой зеленой папочке, отнесутся не столь небрежно, как к электронной почте.
По внутреннему телефону Машу спросили полупроснувшимся голосом:
– У вас детектив? – Голос выражал вялую надежду.
– Нет, не детектив. Просто... роман, – робко пояснила Маша.
– Оставьте швейцару, я потом заберу, – велел голос, явно потерявший к ней всяческий интерес.
Голос немного набрал силу, словно проснувшись от укуса, закричал назойливому насекомому «отстань!».
Маша скорчила швейцару извиняющуюся гримаску: мол, вы не думайте, что претендую на писателя. Я так, случайно, сама над своим нахальством потешаюсь... тем более что у меня и не детектив вовсе...
В книжном магазине напротив дома Маша с горестным любопытством проглядела книги, на обложках которых простодушно значились все атрибуты жанра – пистолет, ножницы, бутылек со словом «яд», красавица брюнетка со злым лицом дамы пик, красавица блондинка с порочным лицом дамы червей. Часто встречались кружевные чулки. Девушки носили чулки то на голове, то на двухметровых ногах. Шансов у ее романа нет, вконец расстроилась Маша. Не детектив, не постмодернизм, не сопливый женский роман про любовь-морковь, не чернуха... не, не, не... Ну, еще и не шедевр, конечно, это надо признать.
На последней странице одной явно некоммерческой книжечки она заметила телефон и адрес издательства «Приоритет». Метро «Петроградская», улица Зверинская. В соседнем доме! Маша, ни на что не надеясь, занесла туда рукопись, как заносят домой пакет с продуктами по дороге в театр или в гости.
Издательство со строгой вывеской «Приоритет» занимало небольшую комнатку в длинном полутемном коридоре и выглядело сиротой среди пышных соседей – брачного агентства «Сказка» и «Проката шляп». В комнате за маленьким столом сидела девушка-секретарь, пухлощекая, голубоглазая и светлокудрая, похожая на рубенсовских ангелов – толстых и веселых. Когда толстушка извинилась за то, что редактор отсутствует и не может поговорить с автором прямо сейчас, она показалась Маше уже совершенным ангелом. Ангел взял зеленую папочку, нежно улыбнулся на прощание, и Маша почувствовала себя так сладко, будто ангел посвятил ее в писатели.
Воровато оглядевшись по сторонам, она проскользнула в «Прокат шляп», перемерила все шляпы, береты и цилиндры, пообещав зайти вскоре за черной бархатной шляпкой с широкими полями и желтой розой сбоку.
– Эту шляпу я надену на встречу с читателями, – жарким шепотом призналась она скучающей шляпной выдавальщице. – Как думаете, мне пойдет черная шляпа? Мне, самой светлой голове нашей с вами современности, – произнесла она блеющим голосом недотепы Андрея Мягкова из фильма «Служебный роман». – Мы, писатели... э-э-э... вообще эксцентричные люди...