– Скажите, вы так хорошо говорили про людей руси. Но ведь они воюют с нами и убивают нас, разве не так?
Амир Ильяс кашлянул.
– Ты должен различать действия правительства, Сулейман, и действия простых людей.
– Но разве солдаты – не выходцы из тех же простых людей, эфенди?
– Да, это так. Но есть разница. Ты должен понимать, Сулейман, что джихад мечом – не единственный джихад из возможных. Более того, джихад сердца более предпочтителен, чем джихад языка, джихад языка более предпочтителен, чем джихад руки, джихад руки более предпочтителен, чем джихад меча[12]. И это правильно – потому что если ты вышел на пути Аллаха, в то время как в твоем доме творится всяческий харам, Аллах никогда не даст тебе победы над врагом. И джихад меча следует делать только тогда, когда иного выхода не остается. Я много сражался, Сулейман, и я видел людей разных народов в бою. И нет из джахилей народа, который вел бы себя в бою достойнее, чем русские. Это же говорят многие афганцы со слов своих дедов.
– Но они все равно остаются джахилями и упорствуют в своей джахилии.
– Да, но среди их народа меньше грязи и разврата, чем у многих других. Посмотри на Европу. Они не просто не верят в Аллаха Всевышнего, они делают все, чтобы вызвать его гнев. Они предаются самому омерзительному разврату, среди них полно мужеложников и тех, кто делает никахи с животными. Хуже того, они заключают браки с подобными им, и ходят молиться Пророку Исе и требуют, чтобы в их церквях освящали такие браки – что вызывает нестерпимый гнев Аллаха и многочисленные кары на них. Они готовы в любой момент предать друг друга и за деньги, и просто так. Они не живут семьями, а дети получают воспитание не от отцов, а от государства. Детей отбирают из семей и отдают в другие семьи. Они готовы отдавать своих детей в другую страну и людям другой религии, в то время как у нас если женщина осталась вдовой, мужчины этой семьи должны позаботиться о ней, иначе они покроют себя позором[13]. Они придумали такое развлечение, как виртуальный секс…
– Что это такое, эфенди? – удивленно спросил один из моджахедов.
– Да ничего. – Амир Ильяс вовремя опомнился, поняв, что его собеседники никогда не видели компьютер. – Это еще одна мерзость, отвратительная Аллаху. И обратить их в веру попросту невозможно – если они и примут ислам, то будут лицемерить и дальше заниматься отвратительными делами, радующими шайтана. Но русские – несмотря на то что они кяфиры, – они соблюдают многие запреты шариата, воздерживаются от недозволенного. Вот почему Аллах позволил именно им победить нас, и вот почему Аллах унизил и разгромил американцев и европейцев, которые пришли на земли ислама и которые…
Громыхнул гром. Сулейман поднял голову от снайперской винтовки – он установил прицел и пытался понять, насколько правильно он это сделал. Конечно, с помощью лазера снайперскую винтовку не пристреляешь, там надо будет потом еще заниматься.
Еще один разрыв.
– О, Аллах…
Еще.
– Надо идти туда! – встал Иса, один из моджахедов.
– Нет! – Амир Ильяс преградил ему путь, он один знал, что такое удары дронов и как это бывает. – Не ходи! Всем оставаться на месте!
В голове было только одно – знают ли они про пещеру. Сама пещера – неуязвима даже для бомбежки, но если они знают – то могут послать сюда барражирующий дрон – самоубийцу[14].
– Но там наши братья! – возразил Сулейман.
– Если вы верите мне – не ходите.
К лагерю они добрались только к середине следующего дня, когда, по расчетам амира Ильяса, дроны, которые могли барражировать над местностью, чтобы оценить результаты удара и понять, кто и как будет реагировать, – ушли.
Разорванные палатки, сбитый осколками флаг, белый, с черной вязью шахады, афганский. И трупы, трупы, трупы. Немногие из выживших пытались помочь тем, кто уцелел. Но большинство раненых к этому времени умерли.
– О, Аллах… – Сулейман поднял взгляд к небу.
– Нет! – Амир Ильяс дернул своего ученика за рукав. – Больше не смотри в небо. Никогда.
– Слушаюсь, эфенди… – сказал Сулейман.
– Потом поймешь почему. Как ты говорил, когда нес потери?
– Те, кто стал шахидом, сражаясь на пути Аллаха, не мертвы. Нет, они живы, они у Господа получают свой удел.
– Так и есть…
Амир Ильяс пошел к своей палатке, тоже сорванной взрывом, покопался в остатках и нашел телефон. Телефон ему дал амир Ислам. Он вставил аккумулятор и начал набирать номер.
– Что он делает? – спросил Иса. – Звонит кяфирам?
Сулейман больно ударил Ису по ноге.
– Неужели кто-то из вас сомневается в нашем учителе? Мы – это то, что он сделал из нас. Из всех, кого я видел, нет человека, более близкого к Аллаху, чем он. Неужели вы сомневаетесь?
– Аллаху Акбар, – испуганно сказал Иса.
Аллаху Акбар…
– Привет…
Она улыбнулась. Нет более привлекательной улыбки на земле, чем ее улыбка.
– Что делаешь?
– Стою в пробке, как видишь.
Мой звонок застал Настю в машине. Камера была установлена наверху, там, где в мои времена было зеркальце для водителя, и я видел ее всю – загорелую, в коротком ярком платье-сарафане.
– …Я знаю, что бы ты сказал…
– И что же?
– По крайней мере, машина подзарядится[15].
– Ты хорошо меня узнала…
– Ну… не так хорошо, как хотела бы. Как ты там?
– Как прошел показ? – сменил тему я.
– Отлично. Получила больше заказов, чем рассчитывала. Придется нанимать помощницу. Или, – она проказливо улыбнулась, – помощника.
– Не шути так с человеком, у которого есть в распоряжении боевые дроны.
Она сразу перестала улыбаться. Это всегда происходило, когда я начинал говорить о чем-то подобном. Она очень боялась всего этого.
– Револьвер при тебе?
– Да.
– Не обижайся. Мне спокойнее, когда он с тобой. Это как бы частичка меня.
– Ты шутишь?
Да уж.
– Извини…
В самом деле какой-то я… ненормальный. Причем конкретно.
– Как бизнес?
– Отлично. Торгуем потихоньку. Уже выходим на окупаемость. На прибыль чуть попозже.
– Отлично…
У нас всегда было так… или почти всегда. Разговор, начинавшийся просто отлично, как-то исчерпывался, и ни она, ни я не знали, как его закончить. Просто мы всегда были очень разными людьми.
Несколько раз я брал ее на стрельбище. Лучше бы я этого не делал. Некоторые женщины любят такие вещи… я знал одну дамочку из ВВС, она была до предела откровенной – армия ее привлекала огромным количеством мужиков… и это было честно и намного более нормально, чем британский принц, в отношении которого вся страна спорит, в какой брак он должен вступить – в обычный или в гомосексуальный. Но Настя была совсем не такой…
На сей раз нас прервали. Я посмотрел на телефон, скривился.
– Черт…
– Ответь.
Телефон продолжал звонить. Я переводил взгляд с одного на другое.
– Ответь, это же по работе.
– Ладно. Выбирайся из этой пробки.
– Люблю тебя.
– И я.
Нажимая на кнопку «ответить», мне вдруг пришло в голову, что она ни разу не задала мне вопрос – с кем я тут и не наставляю ли я ей рога. Она никогда мне таких вопросов не задавала – но тем хуже для меня, потому что я чувствую себя полным козлом.
Нет, не потому, что я изменяю тут ей направо-налево. Просто я чувствую, что недостоин тех чувств, которые она ко мне испытывает. И я не могу дать ей того, что она дает мне.
– Слушаю. Можете не называться.
– Надо поговорить. Как можно быстрее.
– Где?
– Выбирайте место сами…
Территория Халифата. Ночь на 09 июля 2037 года
Что для вас значит «надо срочно встретиться и поговорить»?
Наверное, вы бронируете столик или просто назначаете место встречи где-нибудь в центре и идете в кафе. Ну, или заказываете номер в отеле, если встречаетесь с дамой и есть надежда на продолжение после этой встречи. Как-то так. При отелях чаще всего неплохие рестораны, так что очень удобно.
Но в Халифате слова «встретимся и поговорим» имеют совсем другое значение…
Свет в десантном отсеке конвертоплана «Пустельга» в варианте SR – поиск и спасение – выключили сразу после взлета из Ташкента. Десантный отсек был рассчитан на шестнадцать человек или двенадцать с тяжелым снаряжением – конвертоплан создавался для заброски групп спецназа за линию фронта, и вместимость десантного отсека рассчитывали исходя из этого. Сейчас в десантном отсеке было восемь человек, не считая меня. Это то, что ваххабитские амиры называют «личный джамаат» – то есть телохранители.
В полной темноте мы пересекли линию фронта. Она выделялась сразу после огней Ташкента, пусть и редких, но огней – беспросветный и страшный мрак…