Марине захотелось увидеть Валентина в суете рабочего дня. Захотелось остро, нестерпимо, срочно. Она набрала его номер.
– Ты где?
– На одной неофициальной встрече. Точнее, разговор у меня на скамейке в сквере. А что?
– А если я сейчас приеду в этот сквер?
– Буду счастлив. Объясняю, где он… Если ты из редакции и на такси, будешь здесь через двадцать минут. Может, мы к тому времени разговор закончим, если нет – подождешь немного. В любом случае я тебя жду на скамейке.
…К лавке Марина бежала и видела только Валентина. Лишь когда он встал, взял ее за руки, поцеловал в щеку и сказал: «Мы, собственно, почти договорили, садись, подожди минуту», – она увидела, что на скамейке сидит длинный парень, немного косоглазый, так что не совсем понятно – на нее он смотрит или чуть в сторону.
– Здравствуйте, – вежливо промолвила Марина. – Извините, что помешала. Не обращайте на меня внимания. Я не слушаю, почитаю книгу.
– Здрасте, – ответил парень, подумал и встал.
– Николай, можно без почестей. Это моя невеста, – улыбнулся Валентин. – Марина, это Николай, сын Валентины Ветлицкой. Ты почитай, действительно. Мы с ним договорим.
Николай послушно сел, Марина тоже, достала из сумки книгу. Валентин повернулся к собеседнику и с интересом отметил, что тот не может глаз отвести от Марины. «Надеюсь, ей такой косоглазый не понравится, а вообще к ревности мне, похоже, нужно себя готовить», – подумал Валентин.
– Коля, еще пару минут, будь так добр, – он постарался переключить внимание парня на себя. – Мне хотелось бы прийти к внятному результату нашего разговора. Вы хотите участвовать в деле вашей матери со стороны защиты? Вы в любом случае будете привлечены как свидетель. Если не со мной, то с обвинением.
– Так я ж говорю: не знаю ничего.
– Вроде бы у нас разговор был о том, что ничего не знать вы не можете. Вы не в курсе, что случилось той ночью, верю, но вы хотя бы со слов приемной матери должны знать о том, что происходило в этом доме. В каком настроении вернулась Валентина, какие отношения возникли у нее с тетей после возвращения, кто еще бывал в квартире и так далее.
– Пусть мамка и рассказывает на суде. Я при чем…
– При том, потому что вы – родной сын подозреваемой. И по идее должны быть заинтересованы в том, чтобы ее не обвинили, если она не виновата.
– Откуда я знаю…
– Валь, – вдруг вмешалась Марина. – Извини, просто сил нет молчать. Николай, вы тоже простите меня, что влезаю. Но сын не может не сочувствовать матери, не может не пытаться ей помочь. Знаете вы что-то или не знаете, кто, кроме вас, ей протянет руку помощи… Только в одном случае вы в этом не заинтересованы: если боитесь, что обвинят вас.
– Че это… Ничего себе… А я при чем?..
– Марина права в том, – серьезно сказал Валентин, – что, защищая мать, вы тем самым отводите подозрение от себя. Если будете помогать обвинению, я выдвину версию, что вы с вашей приемной матерью больше всех заинтересованы в том, чтобы упрятать в тюрьму прямую наследницу. Отвести подозрение от себя и все получить в результате. Такой расклад, Коля.
Николай так глубоко задумался, что это напоминало кому. Потом посмотрел не на Валентина, а на Марину.
– Так скажите, че говорить надо…
– Мы ничего не собираемся вам диктовать, – объяснил Валентин. – У нас разговор всего лишь о вашей нравственной позиции.
– Мне кажется, Николай понял, – Марина мягко взглянула на парня, которого явно повело от этого взгляда.
Валентин вздохнул. Похоже, в этом деле он начинает использовать совершенно непредвиденный ресурс.
– Тогда на этой ноте пока расстанемся, – сказал он и встал. – Мой телефон у вас есть, если что-то вспомните, звоните. Я тоже вам позвоню. Спасибо за беседу. До встречи.
– До встречи, – повторила Марина и встала рядом с ним. – Пока, Николай.
– Ага, – ответил тот, по-прежнему глядя только на нее. – Я забыл сказать. Если вдруг… Ну, в общем, есть один человек, который вроде знает что-то… Я спрошу. Я позвоню.
– Буду ждать, – сказал Валентин.
– Обязательно позвоните. Побыстрее, – добавила Марина.
Валентин быстро уводил ее за руку, не зная, то ли поблагодарить ее за помощь, то ли строго запретить на будущее, чтоб никогда больше… Решил не делать ни того, ни другого. У выхода из сквера оглянулся. Николай по-прежнему стоял у скамейки и смотрел им вслед. «Им» – это, конечно, преувеличение. Он смотрел вслед Марине.
Когда Валентин и Марина сели в машину и уехали, к Николаю подошел Роман.
– Что за девка? – ухмыльнулся он.
– Невеста его, адвоката этого.
– Хороша. Понравилась?
– Твое какое дело?
– Да так… Мало ли. Посоветоваться хочешь с опытным мужиком?
– С тобой, что ли?
– А что… Мать твоя была еще та штучка. Но не ушла от меня. Ладно, по делу: чего они хотели?
– Чтоб я мать защищал. Вроде и я подозреваюсь, а так – ну, как бы я ни при чем.
– Понятно. Знаю я адвокатов. Тут можно и бабла немножко срубить.
– Это как?
– Пожалуйся на то, что остался на нулях без бабки.
– А ты расскажешь то, что собирался?
– Так я по-всякому могу рассказать. Надо подумать. Вообще-то – если Вальке помочь, она с нами поделится, это точно. Она не жадная.
– Опять, – возмутился Коля. – Кто это с тобой должен делиться? Одно дело – я, другое – ты, не…
– Тебя заклинило, чувствуешь? Целыми днями бубнишь: «не пришей кобыле хвост». Были б у меня деньги, сводил бы тебя к врачу. Понимаешь, сынок, в этом деле ты без меня ни фига не справишься. Это я могу что-то сказать, а у тебя с беседой вообще туго. А где адвокат живет, не знаешь?
– Откуда?
– Ну, карточку он тебе давал, я видел.
– Вот она. Там только фамилия и телефон.
– Петров. Наверное, непростой адвокат, раз за такое дело берется. Где живет, узнать легко.
– Зачем?
– Невеста его мне понравилась.
Глава 14
Слава посмотрел на входящего в кабинет Сергея, как на спасителя.
– Привет. Слушай, это ужас – квартира Ветлицких. Столько комнат, и ни одной нормальной стены.
– В смысле?
– В смысле – стеллажи от пола до потолка. Книги, рукописи, записки, наброски, картинки… И между ними – много чего еще. Во-первых, кто-то небольшие заначки прятал между книгами. Наверное, хозяйка… Покойная. Во-вторых и последующих – там блокноты с чем-то вроде дневниковых записей, фотографии – не в альбомах, как у людей, хотя есть и в альбомах. И письма, записки… Знаешь, Вера Ветлицкая писала мужу послания, когда они жили вместе, и прятала их в книги… Наверное, он не читал. Я вот читаю, и мне не по себе как-то. Очень личные, интимные, но там есть, конечно, информация для того, чтобы что-то понять. Думаю, для следствия записи не слишком пригодятся. Я решил отдать вам с Петровым, даже ксерить не стал. Не могу это нигде светить. Слишком сладкая добыча для всех желающих смаковать чужую жизнь. Вам придется доверить: если там есть факты, надеюсь, от меня не утаите. И потом, это ваше занятие. Чужие письма читать…
– Слав, ты себя слышишь вообще? Ты мне сам предлагаешь материал и меня же заранее презираешь. И Петрова заодно.
– Да не то чтобы презираю, – Зелищев почесал затылок. – Просто работа у нас разная. Мне б убийцу обвинить или кого другого найти, а вам – страсти накалить, интерес привлечь, всех с толку сбить.
– Да, – Сергей смотрел на приятеля уже сочувственно. – Как с непривычки ударяет по мозгам слишком большое количество книг. Может, пойдем пива выпьем, чтобы землю под ногами почувствовать?
– Пойдем, – грустно согласился Слава.
Они долго сидели молча под тентом летней пивной, наслаждаясь холодным вкусным напитком. Потом Слава взял папку, которую приготовил для Сергея, нашел фотографию, показал.
– Смотри. Это они где-то на юге. Симпатичный мужик, а она – такая красивая женщина, так преданно на него смотрит… В этих письмах – тоже… Любовь, страдание и все в этом духе. Слушай, а ты все это понимаешь? То, как они жили, каких дров наломали?
– Да я вроде не психолог, не сексопатолог, чтобы делать вид, будто других людей понимаю. И не тот, кто грехи отпускает. Я, знаешь, смысл пытаюсь найти в их грехах. Оно того стоило, такая жизнь? С расплатой за все? Поэтому я эти письма почитаю. И Валентину их дам, – заявил Кольцов.
«Мой дорогой. Ты сейчас сидишь в своем кабинете, а я в соседней комнате пишу тебе письмо, которое ты, возможно, никогда не прочитаешь. Мы вместе уже четыре года. Я каждую минуту благодарю судьбу за встречу с тобой. И каждую минуту хочу заглянуть тебе в глаза и спросить: а где же наше счастье? Этот ночной бред, лихорадка, Надя – таким стало наше счастье? Ты знаешь, если удается не думать, чего-то не видеть, мне даже бывает хорошо. Мы вместе. Мы все-таки вместе. Но, когда я остаюсь одна, даже так, как сейчас, в соседней комнате, – мне кажется, что ко мне войдет палач и скажет: «Тебе пора на казнь». И я всегда готова это принять. Твоя любовь стоит дорого. Поэтому Валя сидит в колонии для несовершеннолетних преступниц. Я боюсь туда ездить. Я представить себе не могла, что такое может произойти в моей жизни. Но нам стало легче, когда мы избавились от нее, правда? Мы ведь избавились от нее! Какой ребенок способен вынести то, что происходит в нашем доме. Значит, пусть это происходит без нее. Ты знаешь, там есть карцер. Возможно, ее бьют, возможно что угодно… Но какой выход… Сегодня утром Надя посмотрела на меня белыми от ненависти глазами. Наверное, ей показалось, что тебя мне досталось больше этой ночью. У моей сестры бывает взгляд убийцы. Ты не заметил? Ты не боишься ее? А я боюсь всех. Даже тебя иногда… Я думаю, я часто думаю о том… Вот и не напишу тебе сегодня, о чем. Всегда твоя Вера».