— Это какая же бабка Осипову ворожит? — удивился Орлов. — Щербаков никак не мог еще ночью на все кнопки нажать и туда его отправить. Мы же к этой клинике никакого отношения не имеем. Узнать в утренней сводке о том, что с Осиповым беда приключилась, — это да, но остальное? Значит, тут кто-то другой постарался. Наверное, этот доброжелатель и попросил Щербакова подключиться. Ладно, попробую завтра что-нибудь выяснить по своим каналам. Ну вот, Лева, — сказал Петр, поворачиваясь к нему. — А ты уже готов был всех собак на Щербакова повесить. Заподозрил его в личной заинтересованности и всем таком прочем.
— Гуров — он такой! — поддакнул Крячко. — Ангелов небесных может заподозрить в том, что они постояльцам в раю манную кашу не докладывают и червивыми яблоками кормят!
— Да ладно вам! — Лев Иванович поморщился. — А что еще мне оставалось думать? Скажи лучше, что интересного ты об Осипове в Интернете нашел.
— Все скажу, ничего не утаю, — охотно согласился Стас. — Потому что нечего. Нет там ничего об этом Осипове.
— Значит, будем действовать по старинке, — заявил Лев Иванович. — А то привыкли уже, что стоит залезть в Интернет, а там тебе ответы на все вопросы. Начну я прямо сейчас — поеду по его московскому адресу. Уверен, что соседи обязательно мне о нем что-нибудь расскажут. А то какой-то секретный физик у нас из Осипова получается.
— Я с тобой. Мне дома делать нечего, — подхватился Стас.
В квартире Осипова, расположенной в стандартной девятиэтажке в районе Беляево, сыщики, конечно, никого не застали. На их звонок вышла очень словоохотливая соседка, пожилая женщина. Она, к сожалению, недавно переехала в этот дом и была едва знакома с Ильей Павловичем и его женой. Зато знала Смирновых, живших в соседнем подъезде, которые давно работали у Осиповых и иногда заходили в их городскую квартиру, чтобы чего-нибудь взять и отвезти в Березки.
Обрадованные напарники рванули туда, ожидая, что вот сейчас все и прояснится, и попали в настоящий дурдом. Дверь в квартиру была даже не закрыта. В кресле сидела женщина неопределенного возраста, зареванная до того, что глаза ее превратились в щелочки, а лицо цветом напоминало сырое мясо. Вокруг нее суетились две какие-то тетки, судя по домашним халатам, соседки. В квартире стоял стойкий запах корвалола.
Женщина в кресле всхлипывала и причитала:
— Господи! Как же я Ирине Дмитриевне в глаза теперь посмотрю! Я же ей Христом Богом клялась, что пригляжу за Ильей Павловичем, а сама!.. Она, голубушка, только потому уехать и согласилась!
— Господи! Не дай беды! — мелко крестясь, вторила ей одна из соседок, а вторая повторяла как заведенная:
— Бог даст, обойдется!
Гуров понял, что конца этому не предвидится, решил вмешаться и сказал:
— Мы из полиции. Нам нужны Клавдия Смирнова и ее сын Геннадий.
— Я это, — отозвалась женщина из кресла. — Арестовывайте! Все равно я теперь жить не смогу!
— Да мы, собственно, просто побеседовать, — объяснил Крячко.
Он, может, и не был таким блестящим аналитиком, как Гуров, не мог просчитать ситуацию на несколько ходов вперед, но втереться к человеку в доверие, мигом стать своим в любой компании было для него легче легкого. Вот и сейчас Стас понял, что его напарник со своей вежливостью, леденящей душу, ничего не добьется, и решил взяться за дело сам.
Он пододвинул к креслу стул, сел, взял женщину за руки и свойским тоном, как давней знакомой, сказал:
— Да будет тебе, Клава! Действительно ведь обойдется! Илью Павловича в клинику Бурденко отвезли, а там врачи знаешь какие? Мертвых оживляют!
— Да знаю я, что его уже прооперировали! — с рыданиями поговорила женщина. — Сказали, что удачно. Но мне-то как дальше жить? Ведь, будь мы там, ничего бы не случилось!
— Вы сами могли бы пострадать, — заметил Стас.
— Ага, сейчас! — Слезы у Клавдии мигом высохли. — Да я за Илью Павловича кого угодно порешу и не дрогну! Я бы этого гада собственными руками удавила! А Генка тем более!
— Так чего же уехали? — осторожно поинтересовался Крячко.
— Да зять позвонил и сказал, что дочку мою в роддом отвез. Мне бы, дуре, на электричке в Москву поехать, а Генке там остаться. Так ведь Илья Павлович, добрая душа, сам предложил, чтобы сын меня на машине отвез. А я, дура набитая, согласилась! Век себе этого не прощу! Пока до Москвы доехали, до роддома добрались, я из врача вытрясла, что и как, вечер уже наступил.
— В какой роддом-то? — как бы между прочим спросил Стас.
— Да тут рядом, на Новаторов, — ответила Клавдия. — Галька же с Федькой только недавно себе квартиру купили, а до этого тут жили. Вот она здесь на учет и встала. А с роддомом я договаривалась. Акушерка оттуда в нашем подъезде живет. Позвонила я Илье Павловичу, сказала, что приедем скоро, а он мне, мол, ночуйте в Москве, нечего на ночь глядя ехать. Господи! Почему я согласилась?!
— Значит, вы предполагали, что с Осиповым может что-то случиться? — спросил Стас. — Ему кто-то угрожал, приходил, звонки какие-нибудь странные были? Письма?
— Нет, ничего такого не было. — Женщина задумалась, не зная, как продолжить. — Но что-то такое я чувствовала. Мы же с сыном их много лет знаем. Все вроде бы в порядке, а в воздухе словно что-то висит. Илье Павловичу с большим трудом удалось уговорить жену с детьми уехать. Раньше она сама в Америку к внукам рвалась, раза три-четыре в год по месяцу у них жила. А тут уперлась, не поеду, дескать, и все. Насилу он ее убедил. Юбилей не по-человечески отметили, а наспех, дома и раньше времени! Да и Пашка с Ленкой! Где это видано, чтобы всей семьей к родителям всего на два дня приехать? Это какие же деньги они выкинули! Нет, дети, конечно, там не бедствуют! Работают оба и получают хорошо. Свои дома у них, машины. Илья Павлович им помогает. Вот и в этот раз денег подкинул. Почти все им отдал, себе только на самые необходимые расходы оставил. А что? Уж он-то всегда заработает!
— То есть в доме была большая сумма денег, которую он отдал детям. Преступник считал, что она еще на месте, и за ней пришел. Могло быть такое? — присоединился к разговору Гуров, видя, что Клавдия немного успокоилась и с ней уже можно нормально беседовать.
— А откуда ему об этом знать? — удивилась женщина. — Мы с Генкой в доме живем, и то не в курсе. — Тут она насторожилась, с большим подозрением посмотрела на Гурова и спросила: — Вы что это думаете? Мы с сыном могли кому-то рассказать, что и как в доме у Осиповых? Навести, проще говоря?
— А умному человеку ничего говорить не надо, он сам все поймет. Загородный дом в хорошем месте, дорогая машина, профессия в наше время очень денежная и востребованная. Или, например, у вас наверняка кто-то спрашивал, сколько вы у Осиповых получаете. Вы ответили, и человеку стало ясно, что в доме есть чем поживиться, — объяснил Лев Иванович. — У Геннадия тоже могли поинтересоваться. Он не видел в этом ничего плохого и ответил. Кстати, как нам поговорить с вашим сыном?
— А я знаю? Генка пошел народ поднимать. — Женщина увидела недоумение полицейских и объяснила: — Друзей своих. Они за Илью Павловича кому угодно голову оторвут. Я не знаю, что тот гад у Осипова взял, но впрок ему это не пойдет. Пусть Бога молит, чтобы живым остаться, — зловеще проговорила она.
— Самосуд запрещен законом, — заметил Лев Иванович. — Если они его устроят, то сами будут наказаны.
— Чего?! — Женщина выпрямилась в кресле, встала.
Оказалось, что это вовсе не рыхлая тетка, раскисшая от рыданий, а настоящая бой-баба, которая и за словом в карман не полезет, и врезать может так, что мало не покажется.
— Самосуд, значит? Ах ты, морда ментовская! Ты зачем сюда приперся нежданный-незваный, чего здесь вынюхиваешь? А ну пошел вон отсюда! Чтобы духу твоего тут не было! Нужно будет — повесткой вызывайте!
— Не шуми, Клава, — заявил Крячко. — Мы уже уходим. Ты лучше завтра пораньше приезжай в дом Осипова. Поможешь нам разобраться, что там еще могло пропасть.
— Приеду, — буркнула она. — Я сегодня хотела поехать, позвонила соседу, Александру Ивановичу. Он мне объяснил, что дверь опечатана и не пустят туда никого. Вот я в городе и осталась.
Под осуждающими взглядами женщин друзья вышли из квартиры.
В лифте Крячко не выдержал и сказал:
— Лева! У тебя редкостный талант встрять не вовремя и все испортить. А ведь могли бы здесь и сейчас все выяснить. Например, где раньше работал Осипов, с кем дружил или враждовал и все остальное. Осипов чего-то боялся. Это и ежику понятно. Иначе он не стал бы детей срочно обратно в Штаты отправлять и жену с ними.
Гуров знал, что Стас прав.
Он наградил Крячко хмурым взглядом и буркнул:
— До завтра. Смотри не проспи!
Он пошел к своей машине, а Крячко послал ему в спину его же любимое выражение:
— Что выросло, то выросло! Будем терпеть!