А там очень «милое» соседство диких хищников и еще более дикое соперничество с другими двуногими — человеку с Явы уже пришлось все это пережить Большинство постоянных обитателей Третьей Недочеловеческой Сцепы — таймаутеры. Лиз усмехнулась: «Вот подождите, запустите Игру, так многие опять запросят тайм-аута!» Лицо Лиз стало более сосредоточенным, когда па экране появились первые кадры найденной ею старинной пленки.
— Великолепно! — воскликнул Дайсон, и даже его длинные светлые волосы заколыхались от возбуждения.
— И правда, хорошо, — согласился Марвелл. Он поправил свой канареечно-пурпурный галстук. — Непонятно, каким образом она сохранилась! Что скажешь, Лиз?
Робот установил небольшое, но мощное моделирующее устройство, способное привести старую пленку к видимости в трех измерениях. Изображение было смазанное, нечеткое, но в белесоватом тумане различались явно человеческие фигуры. Лиц, конечно, разглядеть нельзя. Оператор-любитель, скорее всего погибший на той давней войне, из рук вон плохо владел ремеслом. Однако на пленке была реальная жизнь! Лиз передернула плечами. И как только этот кусочек целлулоида уцелел в таком всепожирающем котле! Пленка, несколько обуглившихся книг, медальон да осколок какой-то скульптуры — вот, пожалуй, и все, что осталось от той эпохи. Земляне Ядерного Века будто нарочно стерли следы своей цивилизации. Лиз нашла пленку в архиве одной из планет Андромеды ЦУ-58, причем непонятно, как она там очутилась. Престарелый, меланхолического вида архивариус предположил, что пленка пролежала в архиве более пятисот лет. Нет, другие подобные тайники ему неизвестны, заверил архивариус, и он понимает всю их ценность.
Наконец изображение стало более четким: на равнине среди разбитых, расщепленных страшными взрывами деревьев занимался туманный рассвет. Фон все еще оставался темным, но расплывчатые фигуры постепенно превращались в реальных людей — молодых солдат, сжимающих винтовки с примкнутыми штыками; на головах лихо заломленные, грибовидные каски, с губ свисают сигареты, — на Лиз пахнуло дымом. Усовершенствованные проекторы передают даже запахи — зловоние окопов, запахи рома, кофе и сигарет, гнилостный душок, исходящий от того зеленого, давно уже мертвого… Да, здесь съемка более качественная. Один солдат мечтательно улыбается — видно, ему что-то вспомнилось. Через секунду начнется атака, и он одним из первых опрокинется навзничь. Рядом с ним молодой капитан с квадратной челюстью потягивает кофе. Лиз испытывала неодолимое чувство сопричастности — что-то среднее между сочувствием, досадой и сообщничеством. Затем офицер — самоуверенный, красивый парень — криво улыбнулся в объектив. Это было веселое проклятие в адрес жидкой окопной грязи. Откуда-то издалека раздался голос Марвелла:
— Самое невероятное, что все они жили, разговаривали, двигались!… И каждый может их увидеть.
Ему удалось на миг затронуть какую-то струну в воображении девушки, но один взгляд па его широкое, мясистое, потное лицо вернул ее к действительности. Марвелл в своих Сценах явно перебирает. Отсюда и потливость, и привычка жевать усы! Вот и летательные аппараты, которые он вставил в план, — это уж чересчур!
Брызги неприятно пахнувшей жижи долетели до Лиз, когда по экрану прошлепали подошвы солдатских ботинок. Парни по щиколотку утопали в грязи; один из них бросил сигарету и выругался сквозь зубы. Видно, они уже были взвинчены до предела. Лиз вдруг подумала: вот почему я сижу в Центре, а не шагаю па заре человеческой эры по зеленой саванне за каким-нибудь верзилой с квадратной челюстью. Да, уж лучше создавать Сцены, чем жить в них!
— Прелестный эпизод войны, Лиз! — окликнул ее Марвелл. — Такие простые, милые ритуалы!… Ну наконец они готовы!
Да, они были готовы.