– А что говорит о нем его жена, вернее та женщина, которую вы считаете его женой?
– Ее нет. Она исчезла. Прихватила все дорогие вещи, шубу норковую, палантин, еще кое-что… и исчезла. Собственно, я пришла, чтобы вы доказали, что моего дядю убила именно она. Больше некому. Думаю, дядя оставил завещание на ее имя, и она, чтобы не дожидаться его смерти…
– Разве он был стар?
– Нет, говорю же, ему было сорок пять лет. Ну, понимаете, как-то все странно… Его отравили, ограбили, в квартире все вверх дном, а она исчезла…
– Вы думаете, что она так глупа, чтобы, убив вашего дядю, сделать все возможное, чтобы навлечь на себя подозрение?
– Она, напротив, очень умна, раз так сделала… Чтобы на нее не подумали…
– Но зачем же ей тогда было исчезать?
– Не знаю… – Наталья вдруг замолчала. Она сидела с задумчивым видом перед Василием и чертила пальцем по столу круги. У нее был вид человека, уставшего говорить или даже потерявшего интерес к тому, что происходило вокруг. Глаза ее уставились в одну точку. Она тяжело вздохнула.
– Хотите кофе? – спросил Василий.
– Хочу. Знаете, я вообще-то ничего не понимаю во всей этой истории. Я нахожусь еще под впечатлением того, что увидела в морге. Зашла не в то помещение, где находилось тело моего дяди, а в комнату, где лежало много трупов… мужских, женских… Мне там стало плохо. Еще бы немного, и я бы пополнила список умерших и попавших в этот морг сегодня, двадцать пятого октября… Жуткая история… Понимаете…
Она встала и пошла следом за Василием в кухню, села в маленькое кресло, стоящее в самом углу, и машинально взяла со стола ломтик ржаного хлеба, оставшийся там еще с завтрака.
– …Понимаете, там, в Питере, я так хорошо жила последние годы, после того, как разошлась с мужем. Он оказался негодяем, изменял мне и не давал денег… Так вот, я разошлась с ним и вздохнула с облегчением. Стала сама зарабатывать себе на жизнь, успокоилась, даже поправилась на три килограмма… – Она выпрямилась в кресле, такая тоненькая, стройная, и похлопала себя по плоскому животу, словно демонстрируя, как она растолстела. – Сижу себе целыми днями и вышиваю, смотрю телевизор, слушаю музыку, изредка отвечаю на телефонные звонки подружек… Знаете, меня такая жизнь устраивает… Так вот, у меня было все хорошо и, главное, спокойно. Деньги я тратила в основном на поездки, то в Турцию поеду, то в Испанию… Конечно, – она доела хлеб и отряхнула крошки, – скучновато одной ездить, но это лучше, чем сидеть вечерами на кухне и вздрагивать от каждого звука, ожидая возвращения мужа. Я боялась его, вот так… Одним словом, я в последнее время жила спокойно. И тут – на тебе! Дядю убили. Я сразу поняла, что это убийство, еще когда только услышала про яд. Нет, дядя на это не способен. Но вот кому понадобилось убивать такого тихого и скромного человека – ума не приложу. Я приехала сюда не только для того, чтобы похоронить его и привести в порядок все документы, связанные с наследством, то есть принять наследство, но и узнать, кто же убил его… Убийца должен быть наказан. Она должна сидеть в тюрьме.
– Вы снова про его жену?
– Больше некому. Так вы возьметесь за это дело?
– Пять тысяч евро, – не моргнув глазом назвал свою цену Китаев, уверенный в том, что посетительница, услышав эту сумму, развернется и тотчас укатит к себе в Питер.
– Три, – невозмутимо принялась она торговаться. – Пять – это слишком, да вы и сами это знаете. Тысячу сейчас, остальные две тысячи я дам вам, когда вы назовете имя убийцы… По рукам?
– По рукам.
Василий снял с огня турку и разлил кофе по чашкам.
– Вам с сахаром?
– Да. И с сахаром, и с молоком. И с хлебом, что-то я проголодалась…
– Тогда, может, подождете, когда будет готов мясной рулет? Минут пятнадцать еще…
– Вы что, повар? Это я распиналась перед поваром? – Она вдруг расхохоталась. – Вот умора!
– Нет, я не повар, я работаю с Крымовым. Просто люблю готовить. Вам бы крупно повезло, если бы я был вашим мужем…
– Ну уж нет, замуж я не собираюсь… Да и вы просто так сказали… – Она покраснела. – А знаете, я согрелась… И пахнет здесь так вкусно вашим рулетом… Везет же Крымову…
– А откуда вы знаете про Крымова?
– Мне в Питере дали ваши координаты, одна его хорошая знакомая… Сказали, что мне лучше всего обратиться к нему или Земцовой. Но я нисколько не жалею, что поговорила с вами, тем более что вы все равно записали весь наш разговор… Я же видела, как вы включали что-то под столом. Я внимательная. – Она улыбалась.
Василий, нисколько не смущенный ее словами, вышел из кухни и заглянул в кабинет, где спал Крымов.
– Подъем! – громко шепнул он, боясь, что его услышит не в меру внимательная посетительница. – Вставай… И буди Шубина. Дело есть на три тысячи евро. Да и обедать пора.
Крымов повернулся к Василию и, не открывая глаз, блаженно улыбнулся.
– Хорошо пахнет, Василий… Ты бы принес сюда поесть…
– Там девушка… прилетела из Питера. Красотка, между прочим. Сидит на кухне и ест черный хлеб. Тебя спрашивает. Что ей сказать, что ты спишь?
Крымов нехотя поднялся, одернул джинсы, свитер.
– А что там у нее случилось?
– Дядю отравили.
Глава 2
Они общались по Интернету в он-лайне – Крымов и Земцова. Это было как наркотик, как свежий воздух, без которого он задыхался в скучном и тесном Саратове, а она переживала не самые веселые дни своей жизни в Париже. Крымов предложил ей установить видеокамеры, чтобы они могли видеть друг друга, но она отказалась. Не захотела, чтобы Крымов видел ее возле компьютера в кабинете, куда она приходила, как правило, ночью, в пижаме, уже после того, как они с Патриком (так звали ее последнего мужа) либо скажут друг другу «спокойной ночи» и разойдутся по своим спальням, либо проведут вместе супружеские полчаса. Ей казалось, что Крымов увидит всю ее парижскую жизнь, отраженную в ее глазах, отпечатанную на ее губах и теле… Да, у нее, помимо Патрика, был любовник, молодой парень двадцати пяти лет, его звали Мажимель, но она не считала их отношения серьезными, несмотря на то что они встречались довольно часто, примерно три раза в неделю. Однако именно после свидания с Мажимелем она испытывала угрызения совести перед Крымовым, и в те часы их интернетовского общения, когда он расспрашивал ее о том, как она провела день, Земцова лгала ему, сочиняя на ходу, где и как проводила время, или же преподносила своему бывшему мужу гладкую и красивую, заранее придуманную сказочку о проведенных ею в полном одиночестве часах… До рези в глазах она вчитывалась в бегущие на экране буквы – так Крымов пытался войти в ее замкнутую, запаянную со всех сторон жизнь с Патриком и Мажимелем, так хотел просочиться в ее душу и завладеть ее телом. Но если то, что называется душой, и трепетало при появлении на экране новых слов, признаний в любви, тщетных, хотя и трогательных попыток вернуться в ее мир, то тело ее становилось все более равнодушным. Крымов постепенно перестал волновать ее как мужчина. Обнаружив это, она испытала странного рода облегчение и жила теперь с этой тайной своего освобождения от него, еще не веря в свое счастье. Ведь это означало, что теперь она не станет испытывать боли при мысли, что Крымов снова изменяет ей, что он в постели с другой женщиной, что у него есть, помимо нее, своя мужская и очень автономная жизнь. Вот и отлично, думала она, выключая компьютер и пробираясь тихо в свою спальню, где ее ожидала широкая кровать без Патрика, ночная лампа и книга в изголовье… Маша жила у бабушки в Москве, и это давало Юле еще большую свободу, еще большую возможность пожить в свое удовольствие. Иногда, уже перед самым сном, она обнаруживала телефонное послание Мажимеля – он желал ей спокойной ночи и назначал новую встречу. И это было чудесно. Так, в плавном и приятном круговороте среди трех своих мужчин, таких разных, но одновременно таких родных и по-своему любимых ею, она сразу не заметила появления еще одного мужчины…
…Возле компьютера стояла ваза с нарциссами. Покрасневшими от переутомления глазами она смотрела на экран – Крымов писал о том, что собирается в Париж, что ему надоело общаться с ней при помощи знаков, что его стали раздражать эти он-лайновские посиделки, что он хочет встретиться с Патриком и все объяснить ему…
«Ты ничего не должен ему объяснять. Я сама поговорю с ним, но я еще не готова…»
«Выпей коньячку для храбрости и скажи ему, что любишь меня, что тебе надоело притворяться и делать вид, что ты любишь его, ведь это неправда?»
«Я люблю его по-своему. Патрик – прекрасный муж, он очень заботливый…»
«Прекрати играть словами! Ты вот уже который год обманываешь себя, ложась с ним в постель…»
«Крымов, тебе ли говорить о постели? Вспомни только…»
«Нечего и вспоминать. Я всегда любил только тебя…»
«Все. Хватит. Я устала».
«От чего это ты так устала? Где ты была сегодня целый день? С Патриком?»