На нем мужчина с непокрытой кустообразно всклокоченной головой сидел под навесом за столом, обмахивался шляпой, как веером, и, очевидно, был совершенно поглощен разговором с местным полицейским, одетым по форме, в хаки. На третьем снимке крупным планом было сфотографировано лицо этого странного типа в тот момент, когда он обернулся. На лице, покрытом многочисленными морщинами, читалось едва заметное недоумение.
—Черт возьми, — пробормотал Ветч. — Кажется, это сам…
—Именно так, — резко оборвал репортера Саммерс. — Догадываюсь, какое гениальное открытие ты собираешься сделать. По правде говоря, я сам не уверен, кто это такой, но если ему надо было просто привлечь к своей персоне внимание, то он, несомненно, достиг желаемого. Арабы не особенно сведущи в истории. Сегодня утром местное министерство иностранных дел отправило в Вашингтон официальный запрос, и теперь правительство должно прислать им бумагу по всей форме, подтверждающую, что интересующее их лицо уже давно не жилец на этом свете. Не думаю, что арабы оставят этот факт без внимания. Горожане подтвердят, что этот человек очень даже жив, что у него нормальное удостоверение личности, что они видели его фотографии. В общем, либо это он сам, либо — его призрак. В любом случае проблема останется. Мое мнение — тебе не мешало бы съездить туда, пока вся эта каша еще не заварилась, и взять у парня интервью. Ветч не мог оторваться от фотографий.
—Невероятно, — изрек он наконец. — Даже если это грим или маска, все равно мастерство фантастическое!
—Как прикажешь понимать твое «даже если»?
—Да нет, это я так…— отозвался Ветч. — Кстати, назвал ли он свое имя?
—В том-то и штука, — проворчал Саммерс. — Утверждает, что он Авраам Линкольн.
* * *
—Наконец-то этот грехоборец отвалил отсюда, — прошипел Джоб Аркрайт, стоя в дверях своей хижины, провожая глазами тонкую щегольски-изысканную фигуру в слишком элегантном плаще и ботах. По белой, занесенной снегом дорожке уходил он в непроницаемый сумрак глухого леса.
—Ты поступил несправедливо, Аркрайт, — упрекнула своего мужа Чэрити Аркрайт. — Ведь он все-таки проповедник, хоть и с усиками…
—Я тебе покажу усики! — взревел Джоб, поворачиваясь к жене — молодой женщине с огромными глазами, крепкой грудью и-совсем тоненькой в талии. — Если бы слушалась меня, растолстела бы как положено, не было бы никаких проблем, не липли б…
—И так не было никаких проблем, — проговорила Чэрити, приглаживая волосы. — Все время, пока ты охотился на кроликов, он сидел у огня и читал мне вслух Писание. Честное слово, я так много узнала нового!
—Что же он, не изъявил никаких желаний?
—Держи карман шире, так бы я ему и позволила!
—Хотел бы я знать, чему здесь можно верить! — проскрежетал Джоб. — Слушай, девка, он что…
—Тише! Что это? Слышишь? — Чэрити сложила ладонь рупором и приставила к уху. — Кажется, кто-то идет?
Джоб снял с крюка заряженное ружье и распахнул дверь.
—На грабителей не похоже, — отметил он, — те так не шумят, — и сделал шаг вперед. — Сиди здесь, а я пойду гляну, — приказал он.
Джоб обогнул угол дома. Кто-то приближался к его жилищу с тыла, нещадно хрустя сухими ветками. Наконец кусты раздвинулись, и возникла странная фигура в ночной, как ему показалось, рубахе. Пришелец встал перед домом как вкопанный.
—Эй, кто идет?! — рявкнул Джоб.
—Это я, Флай, — откликнулся запыхавшийся голос. — Брат Аркрайт, ужели это ты воистину!
—Кому же еще быть, если в этих местах никого кроме меня и нет. Какого дьявола ты возвратился? Что забыл здесь? Я-то думал, ты пошел прямехонько на ферму Кнокса.
—Не поминай имя дьявола всуе, — Флай еле дышал, а его круглое лицо лоснилось от пота, несмотря на сильный мороз. — Я ручаюсь, брат Аркрайт, это его нечистых рук дело. Я пошел на восток к брату Кноксу, и неверная тропа привела меня вновь к вашей двери.