– Поаккуратнее! – бормочет она сквозь зубы, не поднимая глаз.
– Прошу прощения, – коротко отвечает он, разглаживая бока пиджака и поправляя воротничок.
Линда, не оборачиваясь, идет дальше, а Томмазо тем временем поднимает с пола листок бумаги и хочет привлечь ее внимание.
– Синьорина.
Линда оборачивается.
– Это вы мне?
– Да. Вы уронили, – Томмазо машет листком.
– А… Да выбросьте его.
Линда направляется к выходу, не удостоив его даже благодарного взгляда.
– Проект санузла Гримани, – бормочет она вполголоса. – Да пусть подавятся.
Через полчаса напряженной дороги по холмам Марки Линда, наконец, в Серравалле. Здесь живет ее дядя Джорджо, один из немногих в ее жизни, на кого она всегда может рассчитывать. Сюда она приезжает, когда устает от людей и хочет отвлечься.
Джорджо – брат отца Линды. Ему пятьдесят пять лет, он полон оптимизма и держится с завидной легкостью. Это эксцентричный мастер, эдакий древесный алхимик или, как он сам любит себя называть, «жонглер, у которого нет-нет да и упадет шарик на землю».
Наперекор традициям, сохранившимся в Марке, он создает оригинальные изделия для интерьера, рисует эскизы, тщательно подбирает материалы, проводит настоящее исследование. Линда обожает стиль работы дяди и уже заказала ему несколько предметов мебели для своего Голубого дома.
– Здравствуй, дядя! Откроешь? – кричит Линда, нажав кнопку домофона.
– Родная… – отзывается он, удивляясь и радуясь, услышав любимую племянницу.
Щелкает замок старинной калитки из ели.
Линда, сменив туфли на каблуке на эспадрильи, оставляет позади весь суетный мир и идет по внутреннему двору к странному дому, похожему на богемный бункер. Что-то от старого ателье или от охотничьего домика под соусом поп-арта, что-то от загородного дома в стиле ампир эпохи декаданса. Это необычное, многоликое место, которое полностью отражает суть своего эксцентричного хозяина.
– Ты так рано, милая? Я думал, ты будешь к вечеру…
На пороге появляется Джорджо в своих клетчатых бермудах, мятой рубашке и простых сандалиях. Он вытирает руки, испачканные клеем, пропитанной растворителем салфеткой.
– Знаю, дядя, – шепчет Линда, крепко обнимая его и целуя в обе щеки. – Просто я поссорилась с Бози и не могла оставаться в офисе.
Джорджо глубоко вздыхает, и на его лице появляется хорошо знакомая Линде улыбка.
– Так-так, и из-за чего же вы поссорились?
– Да так, глупости, – пожимает она плечами. – Ты ведь знаешь: я терпеть не могу, когда мне возражают, когда я работаю над проектом, – добавляет она с нажимом, устремив на дядю упрямый взгляд.
Тот качает головой.
– И не только когда работаешь… – он добродушно треплет ее за щеку.
На самом деле он обожает непокорный характер своей племянницы и вообще таких людей, как она, которые за словом в карман не полезут.
– Пойдем, покажу тебе шкафчики для твоей библиотеки. Остался один, и все!
– Как с тобой здорово, дядя! Все-таки есть хоть один человек, который делает все именно так, как мне нравится! – довольно вздыхает Линда.
Настроение у нее меняется так же быстро, как обувь.
Она входит в дом и сразу погружается в насыщенный аромат пчелиного воска. Знакомый скрип деревянных полов, запах старинных вещей, стены, увешанные репродукциями, картинами, мозаичные наличники…
В комнатах множество любопытных предметов. Джорджо много лет выискивал в комиссионных магазинах, на блошиных рынках и интернет-сайтах винтажные вещи, аксессуары и произведения искусства для интерьера своей берлоги.
Картины и бронзовые статуи на пьедесталах соседствуют со стопками журналов, древними восточными коврами, старинными часами, аптечными вазами начала двадцатого века, канделябрами и хрустальными люстрами. И во всем видна частичка его души. Как каждый уголок вселенной живет своей жизнью, так и в голове Джорджо Оттавиани постоянно что-то происходит.
Свет, проникающий через огромное арочное окно, освещает стены лаборатории, выполненные в стиле кракле. С потолка свисает экзотическая люстра из латуни и керамики; по всей комнате разбросаны рабочие инструменты, деревянные формы для изготовления копий висят на железной рамке рядом с рабочим столом, усыпанным разнокалиберными гвоздиками.
– Вот он, – говорит Джорджо, указывая на шкафчик библиотеки, прислоненный к стене.
Линда подходит к шкафчику и гладит его с такой нежностью, словно это шелковое платье.
– Дядя, это великолепно! Ты проделал такую работу…
Она испытывает физическое удовольствие от прикосновения к дереву, ей хочется его понюхать, но вдруг она замечает ящик, лежащий на полу поверх нейлоновой пленки.
– О боже! – вскрикивает Линда, приседая на корточки.
– Не трогай, я его только что покрасил…
Линда поворачивается к дяде и с обожанием смотрит на него.
– Именно такой цвет я и хотела, – произносит она, и в ее голосе слышится искренняя благодарность.
– Не слишком синий, но и не голубой, – откликается Джорджо и подмигивает племяннице.
– Но как ты узнал? Я ведь тебе ничего не говорила… – С этими словами Линда кладет руку ему на плечо. – Как хорошо, что с тобой не нужны слова, дядя, ты читаешь мои мысли!
– А ведь ты еще не видела самого главного!
Джорджо направляется к рабочему столу и медленно достает из коробки ручку из белого каррарского мрамора.
Лицо Линды озаряется.
– Это для ящика?
Джорджо кивает.
– Ну все, я сейчас расплачусь!
Но вместо этого она смеется, как ребенок.
– Пойдем, выпьем по бокальчику красного, – зовет ее Джорджо. – Через полчаса ящик высохнет… и ты сможешь забрать все домой.
– Спасибо, дядя.
Глаза у Линды блестят. Все-таки день удался.
– Не знаю, что бы я без тебя делала.
И она идет вслед за ним, считая себя самой счастливой племянницей на свете, потому что может разделить с Джорджо свои страсти и увлечения.
Они приходят на кухню, где обеденным столом служит не что иное, как спиленный ствол тысячелетнего дуба.
Джорджо наливает два бокала «Каберне Фран», затем достает выдержанный козий сыр с ароматом орехов и «Траминер» и нарезает ломтиками домашний хлеб.
– Попробуй, – он протягивает ей сыр на кончике ножа.
Разумеется, она не отказывается. Она любопытна и обожает необычные запахи не меньше, чем цвета и формы.
– М‑мм… вкуснятина, – говорит она, смакуя кусочек.
– Это мне Фаусто принес, – говорит Джорджо, и глаза его блестят, когда он произносит это имя.
– Какой Фаусто? Твой друг пианист?
Линда отрезает еще кусочек.
– Да, – отвечает он, улыбаясь. – Кстати, мы приглашены на его камерный концерт в Ла Фениче.
– Надо же…
Линда приподнимает бровь и отламывает кусок хлеба.
– Вернее, это я приглашен, – поправляется Джорджо, – но мне бы хотелось, чтобы и ты пришла.
– А когда?
– 25 июля. Время еще есть… Но я тебе говорю заранее, у тебя же всегда куча дел.
– Что ж, – Линда знает, что ее дядя не очень охотно говорит на личные темы. – Кажется, у вас все серьезно…
– Не знаю. – В его голосе на мгновение слышится нотка смущения. – Но он очень много для меня значит.
– Ну ладно, – вздыхает Линда. – Пожалуй, мне пора…
– Как, уже убегаешь?
– Да. Не хотелось бы говорить, но чувство долга зовет меня. Может, еще успею что-нибудь поделать дома.
Джорджо смотрит в окно на припаркованный кабриолет.
– Я отнесу полки и ящики в машину. Ты ведь с ней хорошо обращаешься?
Когда-то красная «Дуетто» принадлежала ему. Тогда Джорджо развлекался с деревенскими девчонками, красуясь перед ними. Только много позже он признался себе, а затем узнали и окружающие, что не женщины сводят его с ума.
– Конечно, дядя, а ты что, сомневался? Для меня она как драгоценность. Я даже мотор усилила!
– Так я и думал, – закатывает глаза Джорджио. – Значит, бесполезно советовать тебе ездить потише…
Линда пожимает плечами, как бы извиняясь, и тут же хохочет, подмигивая ему.
Но стоило Линде приехать домой, как все ее хорошее настроение будто улетучилось: ей не хочется работать в студии (особенно после того, как Бози подложил ей такую свинью). Сейчас она думает только о своей библиотеке. С детским энтузиазмом она выгружает из машины шкафчики и несет их в гостиную. Ей не терпится увидеть все целиком! Она немедленно принимается за дело.
Сначала она вставляет синий ящик в пустую нишу центральной части.
– Отлично.
Затем берет полку и, встав на стул, вставляет его в верхнюю секцию. Рост метр и шестьдесят один сантиметр, возможно, и является преимуществом в постели, но совершенно не помогает в сборке мебели.
– За-ме-ча-тель-но! – торжествующе восклицает она.