Виан Борис Прилежные ученики
I
Люн и Патон{1} спускались по лестнице Полицейской академии. Только что закончился урок рукоприкладной анатомии, и они намеревались пообедать перед тем, как заступить на пост у штаб-квартиры Партии конформистов, где совсем недавно какие-то гнусные мерзавцы переколотили окна узловатыми дубинками. Люн и Патон весело шагали враскачку в своих синих накидках, насвистывая марш полицейских; при этом каждый третий такт отмечался весьма чувствительным тычком белой дубинки в ляжку соседа; вот почему этот марш настоятельно требует четного числа исполнителей. Сойдя с лестницы, они свернули в галерею, ведущую к столовой. Под старыми каменными сводами марш звучал как-то странно, ибо воздух в галерее начинал вибрировать на ля-бемольных четвертях, каковых вся музыкальная тема содержала никак не менее трехсот тридцати шести. Слева, в узеньком дворике с деревцами, обмазанными известью, тренировались и разминались их собратья по профессии — будущие шпики и полицейские. Одни играли в «прыг-шпик-не-зевай», другие учились танцевать мазурку — на спинах мазуриков, третьи колотили зелеными (учебными) дубинками по тыквам, — их требовалось разбить с одного удара. Люн и Патон даже бровью не повели: такое они и сами проделывали каждый божий день, не считая четвергов, когда учащиеся выходные.
Люн толкнул массивную дверь столовой и вошел первым. Патон замешкался, — надо выло досвистать марш, вечно он отставал от приятеля на пару тактов. Двери непрестанно хлопали, в столовую со всех сторон стекались слушатели Академии, они шли группами по двое, трое, очень возбужденные, так как накануне началась экзаменационная сессия.
Люн и Патон подошли к столику номер семь, где столкнулись с Поланом и Арланом{2} — парой самых отъявленных тупиц во всей Академии, каковую тупость они с лихвой возмещали незаурядным нахальством. Все уселись под стоны придавленных стульев.
— Ну, как оно? — спросил Люн у Арлана.
— Хреново! — отвечал Арлан. — Подсунули мне, гады, старушенцию годов на семьдесят, не меньше, а уж костистая до чего, старая кобыла!..
— А вот я своей с одного маха девять жевалок вышиб, — похвастался Полан, — сам экзаменатор меня поздравил!
— Эх, а мне не повезло, — бубнил свое Арлан, — подложила она мне свинью, плакали теперь мои нашивочки!
— Все ясно, — сказал Патон, — им больше не удается набирать для нас учебный материал в трущобах, вот они и выдают кого посытее. А такие — крепкий орешек. Бабы, правда, похлибче, но что касается мужчин, так вы не поверите, я нынче утром весь взопрел, пока вышиб одному глаз.
— Ну, вот это мне раз плюнуть, — обрадовался Арлан, — гляньте-ка, я тут чуток помозговал над своей дубинкой.
Он показал им свое изобретение. Конец дубинки был весьма изобретательно заострен.
— С лета вмазывается! — сказал он. — Верных два очка в кармане. Я уж поднатужился, надо же было отыграться за вчерашнее!
— Мелюзга в этом году тоже черт знает какая, просто руки опускаются, — заметил Люн, — вчера мне дали одного мальца, так я всего только и смог, что перебить ему кисть, и это с моего-то удара! О ногах я уж и не говорю, тут даже дубинка не помогла, пришлось маленько каблуками поработать. Противно даже, ей-богу!
— Это точно, — согласился Арлан, — из приютов нам больше ни шиша не перепадает. А нынешние поступают к нам прямо из детоприемника. Тут уж на кого налетишь, дело случая. Если мальчишке не пришлось голодать, его, твердокожего дьявола, ни одна дубинка не возьмет!
— А я гляжу, — прервал его Полан, — горят мои нашивочки ясным огнем, я и давай дубасить что было сил, чуть не сдох, ей-богу! У меня от натуги даже пуговицы с мундира посыпались, из шестнадцати всего семь на месте осталось. Но сержант только рад был придраться. «В другой раз, — говорит, — будешь пришивать покрепче». И влепил мне наряд вне очереди!
Они замолчали, так как подоспел суп. Люн схватил поварешку и запустил ее в кастрюлю. Сегодня подали наваристый бульон из галунятины. Все четверо налили себе по полной тарелке.
II
Люн стоял на посту перед штаб-квартирой Партии конформистов. Скуки ради он разглядывал обложки на витрине книжной лавки, и от одних названий у него ум за разум заходил. Сам он в жизни не читал ничего, кроме «Спутника полицейского», содержащего описание четырех тысяч случаев нарушения общественного порядка: начиная с отправления малой нужды на улице и кончая словесным оскорблением полицейского. Всякий порядочный полицейский обязан был все их знать назубок. Каждый раз, когда Люн открывал картинку на странице пятьдесят, где был изображен субъект, переходящий улицу в неположенном месте, он буквально вскипал от ярости и только, перевернув страницу, умиротворялся при виде «образцового полицейского». По какому-то странному совпадению «образцовый полицейский» как две капли воды походил на его дружка Патона, который в данный момент переминался с ноги на ногу по другую сторону здания.
Вдали показался тяжелый грузовик, набитый балками из барбандированной стали. На самой длинной из них, оглушительно хлопавшей концом по мостовой, пристроился мальчишка-подмастерье. Он размахивал красной тряпкой, разгоняя прохожих, но на машину со всех сторон бросались лягушки, и несчастный парень непрестанно отбивался от этих осклизлых тварей, привлеченных ярким лоскутом.
Громадные черные колеса грузовика подпрыгивали на камнях мостовой, и мальчишка плясал, как мячик на ракетке. Когда машина поравнялась с Люном, ее сильно тряхнуло. В тот же самый миг крупная ядовито-зеленая лягушка впрыгнула мальчишке за ворот и скользнула под мышку. Тот взвизгнул и отпустил балку. Перекувырнувшись и описав полулемнискату, он врезался в самый центр книжной витрины. Отважный Люн, не колеблясь, засвистел во всю мочь и ринулся на мальчишку. Он выволок его за ноги из разбитой витрины и начал усердно вдалбливать ему в голову ближайший газовый рожок. Большой осколок стекла, торчащий из спины мальчика, трясся вместе с ним и отбрасывал солнечный зайчик, который весело плясал на горячем сухом тротуаре.
— Опять фашисты! — крикнул, подбегая, Патон.
Из магазина вышел служащий и подошел к ним.
— Я думаю, это чистая случайность, — сказал он, — мальчик слишком молод для фашиста.
— Да вы что! — заорал Люн. — Я же видел, он это нарочно!
— Гм… — начал служащий.
Разъяренный Люн на минуту даже выпустил мальчишку из рук.
— Вы что, учить меня вздумали? Глядите… а то я сам кого хочешь научу!
— Да… Понятно, — сказал служащий. Он поднял мальчика и скрылся вместе с ним в дверях.
— Вот паразит! — возмутился Патон. — Ну, он об этом пожалеет!
— Еще как! — откликнулся довольный Люн. — Глядишь, и повышение заслужим. А фашиста этого мы все же постараемся отсюда выудить, сгодится нам в Академии.
III
— Ну и скучища, чтоб ее!.. — проворчал Патон.
— Ага, — ответил Люн, — то ли дело на прошлой неделе! Чего бы сообразить, а? Хоть бы разок в неделю эдакое развлечение, и на том спасибо!
— Точно, — сказал Патон. — Эй! Глянь-ка вон туда!
В бистро напротив сидели две красивые девушки.
— Ну-ка, сколько там на твоих? — спросил Люн.
— Еще десять минут и порядок, — ответил Патон.
— Ух вы цыпочки! — сказал Люн (он глаз не мог оторвать от девушек). — Пошли выпьем, что ли?
— Давай, — сказал Патон.
IV
— Ну, а сегодня-то вы с ней встречаетесь? — спросил Патон.
— Нет, — сказал Люн, — она занята. Тьфу, что за проклятый день!
Они дежурили у входа в Министерство прибылей и убытков.
— Ни живой души, — сказал Люн, — прямо… — Он умолк, так как к нему обратилась почтенная пожилая дама.
— Простите, месье, как пройти на улицу Дэзеколь?
— Действуй, — сказал Люн.
И Патон трахнул даму дубинкой по голове. Потом они аккуратно уложили ее на тротуар, у стены здания.
— Старая дура, — сказал Люн, — не могла, что ли, подойти ко мне слева, как положено?! Ну вот, вроде и развлеклись, — заключил он.
Патон заботливо обтирал дубинку клетчатым носовым платком.
— Ну, а чем она занимается-то, твоя красотка? — спросил он.
— А я почем знаю, — ответил Люн, — но она милашечка что надо!
— А это… ну, сам понимаешь, она здорово проделывает? — спросил Патон.
Люн залился краской.
— Патон, ты просто разнузданный тип! Ничего ты не понимаешь в чувствах!
— Значит, сегодня ты с ней не увидишься, — сказал Патон.
— Нет, — сказал Люн, — чем бы в самом деле вечерок занять?
— Можно наведаться к Центральному складу, — предложил Патон, — вдруг какие-нибудь типы вздумают пошуровать там насчет съестного?