Джон Варли Споём, станцуем
Подлетая к точке встречи с Янусом, Барнум и Бейли повстречали гигантскую пульсирующую ноту-четвертушку. Ножка ее была длиной добрых пять километров. Сама нота имела километр в диаметре, и испускала бледный бирюзовый свет. Когда они приблизились к ней, оказалось, что та тяжело вращается вокруг своей оси.
— Должно быть, это то самое место, сказал Барнум Бейли.
— Станция слежения Януса Барнуму и Бейли, — произнес голос из пустоты. На следующем обороте встретитесь с нашей ловушкой. Через несколько минут появится визуальный индикатор.
Барнум посмотрел вниз на медленно вращающийся неправильной формы шар из скал и льда, который и был Янусом, ближайшим спутником Сатурна. Что-то вырастало над искривленной линией горизонта. Долгого ожидания, чтобы определить, что же это, не понадобилось. Барнум как следует посмеялся.
— Это твоя или их? — спросил он Бейли.
Бейли фыркнул.
— Их. Ты думаешь, что я настолько глуп?
Предмет, поднимавшийся над очертаниями спутника был сачком для ловли бабочек длиной в десять километров. Это был длинный, колеблющийся сачок, тянувшийся за гигантским кольцом. Бейли снова фыркнул, но ввел необходимые поправки для того, чтобы их поймала эта нелепая штука.
— Ну же, Бейли, — поддразнивал Барнум. — Ты просто ревнуешь, потому что ее придумали не вы.
— Может быть, и так, — согласился его симбиотик. — Так или иначе, придержи шляпу, будет изрядный рывок.
Иллюзия поддерживалась настолько, насколько это было необходимо, но Барнум заметил, что первый импульс торможения начался раньше, чем можно было ожидать, будь эта прозрачная сетка не только видимостью. Сила постепенно нарастала по мере того, как электромагнитное поле захватывало надетый на нем металлический пояс. Длилось это примерно минуту, а когда закончилось, то больше не казалось, что Янус вращается внизу под ними. Он приближался.
— Послушай вот это, — сказал Бейли. Голова Барнума наполнилась музыкой. Она была ритмичной, а вибрирующий, тщеславный, но все же чарующий басовый саксофон солировал в разухабистой пьесе, которую не мог узнать ни один из них. Их позиция изменилась, и они едва могли разглядеть, где же находятся Жемчужные Врата, единственный поселок людей на Янусе. Его было легко найти благодаря тому, что оттуда исходили развевающиеся нити нотных станов; их легкая ткань напоминала паутину.
Жители Жемчужных Врат были общим посмешищем. Все постройки, что составляли надземную часть поселка, были скрыты за причудливыми голографическими проекциями. А в целом он являл нечто среднее между кошмарным вариантом детской сахарной страны и ранним мультфильмом Диснея.
Господствовала над ним гигантская имитация органа из паровых свистков, с трубами тысячеметровой высоты. Их было пятнадцать, и все они подпрыгивали и раскачивались в такт игре саксофона. Они то приседали, как бы для того, чтобы поглубже вздохнуть, то снова вставали, выпуская кольца цветного дыма. Здания, которые, как знал Барнум, на самом деле были неинтересными функциональными полусферами, казались обычными домами с цветочными ящиками на окнах и карикатурными глазами, пялившимися с дверей. Они подрагивали и приплясывали, как будто были сделаны из желе.
— Неужели ты не находишь, что они чуть-чуть перебрали? — спросил Бейли.
— Зависит от того, что тебе нравится. Для такого кричащего стиля это довольно мило.
Они плыли сквозь мешанину линий, тактовых черт, нот в одну шестнадцатую, пауз, дымовых колец и грохочущей музыки. Пронзили нематериальную ноту-восьмушку и Бейли погасил остаток скорости реактивным двигателем. Они мягко опустились под действием еле заметного тяготения и направились к одному из ухмылявшихся зданий.
У двери ждал еще один сюрприз. Барнум потянулся к кнопке с надписью «ЗАМОК ТАМБУРА», та увильнула в сторону, и превратилась в крохотное лицо с глумливым выражением. Шуточка. Замок все же сработал — подействовало присутствие тела. Внутри Жемчужные Врата выглядели не так цветисто. Коридоры были благопристойными коридорами с настоящими полами серого цвета.
— Я бы все же был начеку, — мрачно посоветовал Бейли. — Эти люди явно любят смеяться до упада. А хорошей шуткой в их представлении может оказаться дыра в полу, прикрытая голограммой. Смотри под ноги.
— Да не будь таким закисшим неудачником. Ты же такое обнаружишь, правда?
Бейли не ответил, а Барнум не стал развивать эту тему. Он знал причину дискомфорта Бейли и его неприязни по отношению к станции на Янусе. Бейли хотел покончить с их делом как можно скорее и вернуться в Кольцо, где он чувствовал, что необходим. Здесь, в коридоре, заполненном кислородом, непосредственной пользы от Бейли не было.
Роль Бейли в симбиотической паре Барнума и Бейли состояла в том, чтобы создать среду, которая обеспечивала бы Барнума пищей, кислородом и водой. А Барнум, в свою очередь, снабжал Бейли пищей, углекислым газом и водой. Барнум был человеком, в физическом отношении непримечательным — за исключением того, что благодаря хирургической операции его колени сгибались в стороны, а не вперед, а от щиколоток, там, где раньше были ступни ног, отходили огромные кисти рук, называемые педами. Бейли, с другой стороны, совершенно не походил на человека.
Строго говоря, о Бейли даже нельзя было сказать: «он». Бейли был растением, и Барнуму его пол представлялся мужским лишь потому, что голос у него в голове — единственное средство общения с Бейли — звучал как мужской. Сам Бейли был бесформенным. Он охватывал тело Барнума и принимал его форму. Он проникал в пищеварительный канал Барнума — начиная со рта и кончая анусом — как игла в ткань. Вместе пара выглядела как человек в бесформенном скафандре, с шарообразной головой, узкой талией и раздавшимися бедрами; если угодно — как карикатурное изображение женщины.
— Ты, пожалуй, можешь начать дышать, сказал Бейли.
— А зачем? Я начну, когда придется разговаривать с кем-нибудь, у кого нет симбиотика. А пока, зачем трудиться?
— Я просто подумал, что тебе захочется привыкать к этому.
— Ну, хорошо, если ты считаешь, что это необходимо.
Так что Бейли постепенно убрал те свои части, что заполняли легкие и гортань Барнума и освободил его голосовые связки, чтобы те занялись тем, чего не делали десять с лишним лет. Барнум закашлялся, когда воздух проник в его горло. Он был холодным! Во всяком случае, так ему казалось, хотя в действительности тот имел стандартную температуру семьдесят два по Фаренгейту. Барнум не был привычен к нему. Его диафрагма один раз содрогнулась, а потом принялась за повседневный труд — дыхание, как будто продолговатый мозг никогда не отсоединялся.
— Ну вот, — сказал он вслух, удивленный звучанием своего голоса. — Удовлетворен?
— Небольшая проверка никогда не повредит.
— Давай объяснимся в открытую, ладно? Я не больше твоего хотел появляться здесь, но ты же знаешь, что нам пришлось это сделать. И ты собираешься все это время докучать мне? Предполагается, что мы команда, помнишь?
Его партнер вздохнул.
— Извини, но дело вот в чем. И В САМОМ ДЕЛЕ предполагается, что мы команда — когда мы находимся в Кольце. Там один из нас без другого — ничто. А здесь я нечто, что тебе приходится таскать на себе. Я не умею ходить, не умею разговаривать; становится очевидным, что я растение, как оно и есть.
Барнум привык к периодическим приступам неуверенности у своего симбиотика. В Кольце они роли не играли. Но когда они попадали в гравитационное поле, то Бейли это напоминало, насколько он беспомощен.
— Здесь ты можешь дышать сам, — продолжал Бейли. — И видеть можешь сам — если не буду прикрывать твои глаза. Кстати, ты…
— Не дури. Зачем мне пользоваться собственными глазами, когда ты можешь дать мне лучшую картину, чем я сам?
— Это так: для Кольца. Но здесь все мои сверхчувства просто лишний груз. Какая тебе здесь польза от зрения с поправкой на скорость, если самый дальний объект в двадцати метрах, и неподвижен.
— Послушай, ты. Ты хочешь повернуться и уйти из этого тамбура? Мы это можем. Я так и сделаю, если для тебя это становится такой травмой.
Наступило долгое молчание, и Барнума затопило ощущение чего-то теплого и оправдывающегося, так что он ощутил слабость в своих развернутых наружу коленях.
— Оправдываться необходимости нет, — добавил он более сочувственным тоном. — Я тебя понимаю. Это просто еще кое-что, что нам придется сделать вместе — как все остальное: и хорошее, и плохое.
— Я люблю тебя, Барнум.
— А я тебя, глупый.
Табличка на двери гласила:
ЛИТАВРА И РЭГТАЙМ
КОШКИ КАСТРЮЛЬНОЙ АЛЛЕИ
[Кастрюльная аллея (Tin Pan Alley) — прозвище квартала
в Нью-Йорке, где расположены нотные издательства и
музыкальные магазины, специализирующиеся на популярной
музыке; позже имя стало нарицательным]
Барнум и Бейли помедлили у двери.