Утро для Николая Абрамовича Гиттермана начиналось как нельзя лучше. Он проснулся в приподнятом. настроении. Как всегда, плотно позавтракал, выпил чашку ароматного кофе и поспешил на службу. Он только что получил повышение.
Сбылась его давняя мечта — он занял место главного в морге. В прекрасном расположении духа явился Николай Абрамович на работу и сразу же в дверях встретил вечно пьяного сторожа Василия Ивановича, который так косил глазами, что сомневаться не приходилось — старик опять с похмелья.
— Абрамыч, тут лишний труп объявился. Че делать-то? — сообщил Василий Иванович и, не удержавшись, качнулся в сторону Гиттермана.
Главного обдало запахом перегара, и он невольно отшатнулся.
— Ладно, разберемся, — бросил Гиттерман, не поверив сторожу, и пошел дальше.
«Надо будет его уволить, — буднично подумал Николай Абрамович. — Хотя нет. Трезвому придется платить больше. Пускай работает».
Минут через десять Гиттерману позвонил по Внутреннему телефону ведущий патологоанатом:
— Николай Абрамыч, один труп не наш.
— Как не наш? — Гиттерман несколько опешил.
— Без опознавательных знаков, — сообщил собеседник на том конце провода.
— Проверьте по книге поступлений.
— Проверили.
— И что? — осторожно спросил Николай Абрамович. Он еще надеялся, что все обойдется.
— Не числится.
У Гиттермана аж сердце екнуло. Вот и первый день работы в новой должности. А ведь день так хорошо начинался!
Гиттерман набрал «02» и рассказал о случившемся. Через час приехала патрульная машина. Следственная группа нехотя вылезла из нее и направилась в морг.
— Что у вас случилось? — произнес ставшую уже дежурной фразу толстый мент, на погонах которого красовалась одна звездочка. Гиттерман сразу про себя его назвал «Звездочкой». По всей видимости, он был в группе за старшего. Так решил Николай Абрамович и не ошибся.
Гиттерман изложил уже выученную наизусть историю с лишним трупом.
Старший мент устало поморщился:
— И что вы от нас хотите?
Николай Абрамович ошалело уставился на Звездочку. Такого вопроса он, никогда не сталкивавшийся напрямую с правоохранительными органами, от доблестных сотрудников милиции не ожидал.
— Да заберите вы его, ради бога! — в сердцах бросил Гиттерман, имея в виду труп.
— Простите, кажется, это ваше заведение занимается хранением трупов, — отпарировал милиционер, делая ударение на слове «ваше».
— Тогда проведите расследование, откуда он взялся. Ну, я не знаю.
Делайте же что-нибудь!
Звездочка невозмутимо бросил:
— Этим мы сейчас и займемся. Давайте осмотрим место происшествия.
— Пожалуйста.
Гиттерман пропустил старшего группы вперед. Сам последовал за ним, указывая дорогу. Замыкали колонну остальные члены следственной группы. Пока шли к трупной, Звездочка все повторял:
— Не понимаю…
Гиттерман периодически вставлял:
— Я сам не понимаю…
— Не перебивайте. Не понимаю, как у вас мог оказаться неучтенный труп.
Может, уборщица бирку случайно оторвала.
— Может… Все может. Но вряд ли.
Звездочка остановился и обернулся к Гиттерману:
— Как это понимать?
— Он не числится даже в книге поступлений.
— Может, завалялся где-нибудь, — не обращая внимания на слова главного, продолжал Звездочка. — Лежал у вас с прошлого года. Про него уже все забыли. А тут провели инвентаризацию и вынули на свет божий. Может такое быть? — И сам же ответил:
— Может.
— Только не у нас, — горячо вступился за свое учреждение Николай Абрамович. — Мы держим марку. Наш морг является образцово-показательным заведением. Здесь за честь считают лежать самые известные и состоятельные горожане. Бывает, что даже из других городов привозят.
— Ну, положим, оказаться здесь никто не мечтает…
Звездочка не успел закончить фразу, потому что в этот момент они вошли в секционный зал. Сняв показания и зафиксировав место происшествия, оперативная группа со словами «Ждите результатов» поспешно удалилась.
Николай Абрамович со вздохом присел на краешек стола, достал носовой платок, вытер пот со лба и произнес: «Ну и ну!», не в силах ничего больше произнести. На Гиттермана смотрело несколько пар глаз работников морга. И уже персоналу Николай Абрамович бросил:
— У вас что, работы нет? Расходитесь по местам!
Все нехотя стали разбредаться.
Дом, где проживала семья Терновских, выделялся среди своих трехэтажных собратьев по Самокатной улице не только фасадом, но и номером. Хотя многие дома в округе имели дроби или буквы, никто не мог сказать, почему этому дали столь странный номер — 50/50. Подростки называли этот дом не иначе как на английский манер — «фифти-фифти». Старики любовно величали дом «полтинником» или «смирновкой», наверное, за крепость одной из разновидностей этой водки. Людям, связанным с торговлей и финансами, больше. нравились «стольник» и «полбакса», хотя происхождение последнего было не ясно.
В тихом жилом микрорайоне, принадлежавшем когда-то одному из военных" гигантов, коих во множестве было в городе, в одном из домов сталинских времен Терновский купил целый подъезд. Убитый, по-видимому, относился к категории деловых людей, пытающихся быть ближе к народу, из которого они не так давно вышли, и всячески демонстрирующих свой демократизм. Сказывалось его прошлое, когда Женька Терновский был обыкновенным пареньком из глухой деревни. Это позднее он поступил на физфак местного университета, там его избрали комсоргом факультета. А затем благодаря своему упорству и трудолюбию Терновский сделал карьеру, став секретарем райкома комсомола одного из районов города.
Внутри ничто не напоминало бывший подъезд стандартного многоквартирного дома с грязными лестницами и разбитыми стеклами. Все было обставлено в соответствии с нормами капиталистического общежития. Кроме того, «буржуйский подъезд», как любовно называли жители дома скромную квартиру Евгения Терновского, имел почти столько же степеней защиты, как американский доллар.
Пройдя через эшелонированную оборону дома, я оказалась в большой комнате, служившей, видимо, гостиной. Навстречу мне вышла жгучая брюнетка лет тридцати пяти, одетая в шикарный домашний халат. У нее были огромные карие глаза с ресницами, как опахала, и роскошный бюст, который наверняка свел с ума не один десяток мужчин.
— Здравствуйте, Татьяна. Меня зовут Маргарита. Я жена, — она замешкалась, — уже вдова… Терновского. Олег предупредил меня о вашем визите.
По выражению ее глаз я поняла, что смерть мужа ее не очень расстроила, а лишь слегка огорчила. Поэтому я .решила действовать открыто.
— Я хотела выразить вам искренние соболезнования, но вижу, что вы в них не нуждаетесь.
— Не вижу смысла притворяться скорбящей любящей женой. Наш брак давно фактически распался. Однако сразу хочу сказать, что я не убивала мужа, да и смысла делать это не было.
Несколько секунд подумав, Маргарита продолжила:
— Мы поженились с Женей рано — в двадцать два года, сразу после окончания университета. Учились вместе с первого курса. Сначала просто дружили.
А когда пришло время обзаводиться семьей, Женя сделал мне предложение.' Я его восприняла как само собой разумеющееся. Хотя, наверное, я Женю никогда не любила. Тогда я считала, что нет более крепкой основы для семьи, чем дружба. Но как оказалось впоследствии, этого недостаточно. Постепенно мы друг к другу охладели. Женя завел себе любовницу, хотя и тщательно скрывал это.
Только ради детей я сохраняла семью. Евгений был прекрасным отцом, он обожал своих детей, особенно сына. Мальчик бы не перенес распада нашей семьи.
— Кому после смерти вашего мужа достанутся его недвижимость и ценные бумаги?
— Мне и моим детям. Женя не оставил завещания.
— А сколько вашим детям лет?
— Елене — пятнадцать, а Костику — двенадцать.
— Значит, самостоятельно они пока не могут распоряжаться своим имуществом. Кому принадлежит контрольный пакет акций банка?
— Моему мужу… принадлежал. — И с грустью добавила:
— Теперь мне и моим детям.
— А кто сейчас управляет банком?
— Юрко — компаньон мужа. Он, кстати, уже пообещал, что возьмет на себя похороны Жени и будет регулярно выплачивать мне проценты по акциям.
— Вернемся к вашему мужу. Во сколько обычно он возвращался домой?
— Как правило, часов в шесть.
— Он после работы ехал сразу домой или заезжал куда-нибудь?
— Куда ехать после работы, решал мой муж, — равнодушно произнесла вдова. — Обычно утром, перед уходом Евгений говорил, во сколько будет дома.
Если задерживался, то звонил с работы.
— Вы не знаете, Евгений Николаевич никуда не собирался в тот день?
— Я никогда не спрашивала его о работе — она меня мало интересовала. На мне было домашнее хозяйство и воспитание детей. Сам муж никогда не рассказывал о своих делах.