Только не это!
Великий Белый Дух, прошу тебя, исполни последнюю просьбу моего детства, только не так, не при посторонних, не при свете дня…
Но кесарь, нежно прикасаясь к ногам, потянулся, коснулся застежек на чулках и стянул тонкую ткань, оголяя ноги… Я закрыла глаза, не желая знать, что будет дальше… Он потянулся ко второму чулку и столь же безжалостно его снял. Значит, здесь, сейчас и вот так… Надеюсь, служанки нас покинут.
— Вода, — прозвучал тихий голос кесаря.
«Утопит», — почему-то решила я.
Служанки внесли ванночку, наполненную теплой водой. Мой венценосный супруг, стянув перчатки, опустился на колено, а затем… Приподнявшись на локтях, с замиранием сердца и всевозрастающим удивлением я проследила за тем, как кесарь нежно и осторожно омывает мои израненные ноги. И это не было традицией. Исходя из брачных обычаев, супруг должен был меня покинуть и вернуться лишь после заката. Ранами новобрачной занимались или слуги, или ближайшие родственницы, но никак не жених!
— Унести, — скомандовал кесарь.
Едва ванночку с порозовевшей от моей крови водой забрали, Араэден начал аккуратно вытирать мои ножки, стараясь не касаться порезов на стопе. Мне было больно, действительно больно, но, глядя, как бережно он прикасается, я просто не решилась даже вскрикнуть или застонать. Зажмурившись, терпеливо ждала, пока он закончит.
Но кесарь сумел удивить снова! Потому что следующее, что я ощутила, было прикосновение его губ к моим израненным ногам… «Кровь пьет!» — мелькнула ужасающая мысль, и я открыла глаза… Кесарь заметил мою реакцию и улыбнулся с какой-то нежностью во взгляде… Он так умеет?! Как в жутком сне я ощущала прикосновения по всей стопе, и, когда император отпустил мою ногу, боли уже не было, а кесарь тянулся ко второй.
И он продолжал следить за мной, лукаво усмехаясь… а завершив, поднялся и направился к выходу, вытирая окровавленные губы… На пороге оглянулся, улыбнулся уже шире и произнес:
— Не так уж и страшно. Да?
Ответа кесарь не ждал, величественно удалившись, прежде чем я смогла хотя бы осознать вопрос.
Это что сейчас было?!
Шокированная, мягко выражаясь, до глубины души, я просидела до тех пор, пока не начали вежливо покашливать служанки. Вот тогда я осмотрела свои ножки… У камней храма Матери Прародительницы есть одно отвратительнейшее свойство — раны долго не заживают. Не поможет ни мазь, ни зелье, а если воспользоваться волшебством, зуд возникнет такой, что невеста уже и сама не будет рада. Говорили, что традиция эта призвана заставить жену ощутить свою беспомощность и… чтобы даже мысли о побеге не появилось, но вообще жестоко… традиции, к гоблинам! Я вновь прикоснулась к стопам — ни шрамика не осталось… и зуда нет. Что это за магия?
Встала, игнорируя возмущение служанок, прошлась по ковру — не больно, и даже малейшего дискомфорта не ощутила. Делаем выводы — заботливый муж мне попался, но главное, чтобы не выносливый!
* * *Мне помогли снять платье, принять ванну, волосы расчесали и оставили распущенными. Сорочка для моей первой брачной ночи вызвала нервный хохот, но… пришлось надеть. Всю эту срамоту прикрыл белоснежный халат из плотной ткани, и наконец меня оставили в одиночестве — любоваться собственным отражением.
Где-то внизу шумел свадебный пир, слышались тосты за благополучие молодоженов, играли музыканты, а я, как и полагается новобрачной, терпеливо ожидала маму и близких женщин… По традиции им предстояло одарить меня подарками и наставлениями. Этих самых приближенных и умудренных опытом набралось столько, что я вздрогнула, осознав, что ко мне идет не группа поддержки, а армия морального подавления.
Двери распахнулись сразу двумя створками, и если первой вошла мама, то Лору оттеснила какая-то пухлая высоченная женщина, которая поторопилась ко мне.
Свой дар дама необъятных размеров небрежно бросила на стол, присела передо мной и запричитала:
— Ой ты красота писаная, ой что же ты ноженьки не бережешь, на постельке не возлежишь?!
Я посмотрела на толпящихся — поздравляющих и наставляющих — и снова на даму… У нее обнаружились щетина и серые глаза… мои собственные глаза увеличились в размере, но вопль «Рыжий!» я удержала.
— Ой красота писаная, — продолжил Динар писклявым голосом, — ой что ждет-то тебя…
— Что? — не поняла я.
Далларийский правитель в черном парике очень недобро на меня посмотрел, но ответил все тем же писклявым голосом:
— Ночь тебя ждет… брачная… с рыжим!
Я была поражена до глубины души. Динар все же тут! Тут! Так вот что означал цветок асоа — «Мы встретимся на закате!». Но при чем тут брачная ночь?
— Э-э-э, — протянула я, — кесарь-то не рыжий…
— Зато бесстыжий, — прошипел Динар, пользуясь тем, что дамы начали открывать свои подарки и тем самым несколько отвлеклись от нас. — Кат, когда он попытается осуществить свое право мужа, сработает портал, и тебя перенесет ко мне…
— В Далларию? — испуганно выдохнула я. — Динар, ты с ума сошел? Он уничтожит тебя!
Тихое рычание напомнило, собственно, об окружающих. Пришлось вежливую улыбку изображать.
— Вот для того, чтобы не уничтожил ни Оитлон, ни Далларию, я и не вмешался до церемонии… хотя с трудом сдержался! Ты исчезнешь в портале, отследить кесарь не сможет. Все, Кат, и… — поднимаясь, он коснулся губами моей щеки, прошептав: — Я люблю тебя, утырка моя несносная, и только такая дура, как ты, до сих пор этого не поняла.
— Ди… — я смотрела на самого невероятного мужчину в женском платье и смешном парике и прошептала: — Это риск.
— Я тебя никому не отдам, — едва слышно ответил Динар, — ни оркам, ни гоблинам, ни кесарям! И мне нужна ты, Кат, только ты, такая, какая есть, без Оитлона и магии, в одной только этой ночной рубашке… — затем хитро улыбнулся и добавил: — А можно и вовсе без нее.
И он отошел в толпу и затем, когда внимание всех дам было сосредоточено на мне, покинул спальню, а я… Я, кажется, тоже его люблю…
И уже с улыбкой выслушивала поздравления и наставления, глупые рассказы, у кого и как было в первый раз, хотя… вот рассказ айсиры Вилетины вызвал у всех дам состояние резкого приступа кашля, и я заинтересовалась… в результате приступ кашля охватил и меня… Это надо же так бояться первой брачной ночи, что в ожидании супруга перепробовать трех стражников разом и по отдельности. М-да, айсира однозначно много выпила.
А вообще шли бы они, я хочу первой брачной ночи… с рыжим!
Увы, дамам тут понравилось. Служанки принесли вино и фрукты, и посиделки превратились в пьянку со смыслом… Оказывается, леди не пьют вино на балах, зато напиваются в тесной сугубо женской компании. В результате леди сидели везде, кроме постели — ибо то место, как алтарь, было в их понимании неприкосновенно. Все о чем-то говорили, что-то рассказывали, а я сидела с глупой улыбкой и думала о… рыжем.
— Катриона, — Лориана села ближе ко мне, — ты боишься?
— Нет, — честно ответила я.
— И правильно, — младшенькая поправила мои волосы, несколько растрепавшиеся от примерки пятой подаренной дамами диадемы, — ничего страшного в этом нет. А кесарь, он темпераментный, у него всегда две, а то и три любовницы при дворе.
Настроение стремительно скатилось в пропасть, вот как раз думать о кесаре не хотелось… заботливый, конечно, но… я слишком многое знаю об его иной стороне.
— Лора, — прошептала я, — не желаю об этом слышать!
Тут вошла какая-то леди, что-то тихо сказала, я даже не разобрала что, но дамы спешно начали собираться, в результате остались только мама и Лориана. Появившиеся служанки унесли все дары, убрали последствия внеплановой попойки. В общем, все указывало на то, что приближается время основного действа. Стоило бы волноваться о предстоящем, но я… не могла думать об этом без улыбки.
Меня подняли, халат сняли и в ужасно развратной сорочке уложили на постель. Служанки поправили волосы так, что они теперь словно струились по подушке, прикрыли меня покрывалом и ушли, оставив наедине с мамой и сестрой. Мама плакала, Лора пыталась ее успокоить.
Я не выдержала:
— Мам, а разве ты не так стала женой?
— Нет, — прекрасная Ринавиэль подошла ближе, — я любила твоего отца больше жизни, да и сейчас люблю, а ты… Катриона, проклинаю себя за то, что не замечала старшую дочь столько лет, — я хмуро взглянула на Лору, та безразлично пожала плечиками, — ты росла без любви и замуж выходишь не за любимого…
Снова слезы. Ох, как сложно-то.
— Мама, а почему я ношу имя дедушки? — попыталась я отвлечь родительницу от самобичевания.
Королева Оитлона всхлипнула и, вытирая слезы, ответила:
— Из-за того что родилась черноглазая, как я и как мой отец. У меня пять сестер, но только я унаследовала отцовский цвет глаз, и поэтому… отец выделял меня среди других дочерей… Он согласился отдать меня в жены Ароилю из рода Астаримана лишь после обещания: если родится дочь с черными глазами, то она будет носить родовое имя Уитримана.