– Знакомьтесь, – сказал Илья. – Это моя жена. Ее зовут Саша.
В комнате слабо пахло пылью.
– Кровать новая, хорошая, вставать не захочете… – У Дуси, хозяйки, плавный голосок и такие же, как у мужа, светлые глаза. – Прошлый год купили на Троицу. Отдыхайте, сколько понравится.
– И не на Троицу, а на майские. Сто тридцать рублей отдали под самый праздник…
Хозяин в вязаных носках и девочка стояли в дверях. Девочка дичилась, смотрела исподлобья, а глаза плутоватые, без боязни.
– Одеялку берите, еще и другую дам. Эдуард, приволоки теть-Катину, зеленую, что в сундуке. А то – перину хотите?
– Хватит, куда!
– Дак студено ночью, не в Крыму, чай. Перина нешуточная, косточки-то погреть, ну? Заморозите жену…
Она засмеялась и лукаво и застенчиво. У нее недоставало бокового зуба, улыбка выходила щербатая, как у подростка.
– Стряпать – на дворе, печка. Растопить умеете? А то мне покличьте. Умываться вон за дверью, покажи, Эдуард. Магазин хороший, а коли повкусней чего, селедочки или колбаски, в Буяново прогуляетесь. Вина белого – в Буянове опять. Молочка, конечно, кушайте, сколько захотите…
Илья присел к девочке:
– Меня Илья зовут. А тебя как?
– Чего стихла, ну? Скажи, как зовут, спрашивают тебя…
– Она, наверное, забыла.
– Знает она, вот девка. – Хозяин принес одеяло. – Таня ее звать…
Дуся опять засмеялась:
– Она у нас смутная. То – спасу нет, а то как зверенок, стоит, не гукнет… Пожалуйста, спите на здоровье, утомились небось? Вы с Петрозаводска будете?
– Мы из Ленинграда. – Илья сел на кровать и достал бумажник. – Значит, рубль с человека, два рубля день, шесть дней – это будет двенадцать. Правильно, Дуся? И молоко. Почем у вас молоко?
– Тридцать копеек.
– Литр в день нам хватит? Саша, ты слышишь?
– Я не знаю.
– А кто знает? Ладно… Дуся, вот пятнадцать рублей, там разберемся.
– Мне не спешно, вы глядите, как вам сподручней. Ну, давайте… Дак коли надо чего, скажите, не стыдитесь…
Хозяева вышли и притворили за собой двери.
Саша в плаще стояла у окна.
– Иди сюда, – сказал Илья.
За окном виднелось озеро, прикрытое стеной дождя, и вода в озере кипела.
– Я не гордый, и сам подойду.
Они обнялись.
– Хозяева не понравились?
– Очень милые хозяева.
– А что?
Она пожала плечом.
– Ты бледная. Приляг, ты не спала толком. Откроем окно и спи. Смотри, какой дождь.
– Не хочу.
Он вынул сигареты, закурил.
– Не надо, Саш. Плюнь. Ведь это же не просто так. Это только так выглядит.
– Все равно.
– Черт, пепельницу надо попросить…
– Может, они в доме не курят.
– Курят, я видел – Эдик курил… Ну, хорошо. И что же мы будем делать?
– Илюша, мне не семнадцать лет, мне тридцать скоро. И все уже не так легко дается. Постарайся меня понять.
В глазах Саши заблестели слезы.
– Я понимаю.
Он прошелся по комнате, стряхнул пепел в горшок с фуксией. Отворил окно, постоял, вдыхая холодный, пахнущий озерной сыростью воздух.
– Только, пожалуйста, я тебя очень прошу, не называй меня женой.
– Ты моя жена.
– Ты даже не замечаешь, когда говоришь “моя жена” про Ларису. У тебя две жены сразу?
Илья коротко взглянул на нее, выбросил сигарету, присел на подоконник.
Саша подошла и положила ладонь ему на шею.
– Не сердись на меня. Я злая. Но я тебя люблю.
– Э, а вы что же, Дуся? Не годится!
– Я наливку лучше люблю, белое-то злое вино. Вы на меня не глядите. Груздочек вон цепляйте, я еще доложу.
Девочка ковырялась в тарелке с глазуньей и не сводила глаз с Ильи.
– И сколько же в месяц выходит, если не секрет? – спрашивал он.
– Почему секрет? Тот раз сто четыре вышло. Еще прежний раз – сто двадцать. А бывает, и полторы набежит.
– Ой, он вам наскажет! Полторы? Где ж полторы, ну?
– Чего, чего? Колька Михалев тот раз сколько угреб? Полторы сотни и вышло.
– Дак Михале-ев! Когда ж ты с Михалевым вровень-то получал? Людей не смеши!
– А тебе солить их, деньги? И так хватит. Здоровье, небось, не казенное.
Все засмеялись, а Дуся громче всех.
– Жить, конечно, можно, при машине. – Дуся вздохнула. – Машина-то заработает. В поле пупок драть – там шибко не разгуляешься.
– Куды храбрая какая! Много он тебе заработает, сам-то… Ты с мое на нем отсиди, с темна до темна!
– А вы в поле работаете, Дуся?
– Да дома она, с Татьяной. Языком здорова строчить…
– Ой-ой, выпил – уже себя не сознаешь. Люди незнамо что подумают, ну! Я на ферме работала, покамест в декрет не ушла. Дояркой… а после он на курсах был, опять я работала.
– Дояркой? Нелегкая работка.
– Дак разве она легкая-то бывает, коли работать?.. Что же вы не кушаете ничего? Молчите и не кушаете. Сырку попробуйте.
– Спасибо, я ем.
– Она фигуру бережет.
– Перестань, Илья… Это сыр такой? Я думала – творог.
– Это говорится у нас так – сыр и сыр. Вообще-то оно с творогу, конечно…
– А музыкантам хорошо платят? – спросил Эдик.
– Музыкантам? Ей-богу, не знаю… А что?
– Вы, значит, не музыкант?
– Нет, я врач. Доктор… А Саша – инженер. Разве я похож на музыканта?
– Сказали вроде музыкант…
– Это у нас позапрошлый год музыканты жили. Тоже с Ленинграда. Может, знаете? Как его фамилия-то, Эдуард? Жену еще Лидой звать, черненькая такая? Интересная женщина.
– Чего там интересного? Мослы одни.
– А знаете, у нас Танечка ушком хворает. Может, поглядите?
– Это вам к ушнику надо. Бледненькая она у вас… А посмотреть мне нетрудно, давайте посмотрим.
– Илья, как тебе не стыдно, ты же выпил! Ребенка собираешься смотреть!..
– Дуся, обещаю – завтра утром устраиваем осмотр.
– Дак не пожар, чего там… А у вас детки есть?
– Нет, Дуся. К сожалению, нету. Но будут, надеюсь. А, Сань?
– Илюша, ты напился.
– Клевета, ни в одном глазу… Мы, Дуся, если правду сказать, еще и недели не женаты.
– О-ой!
– А знаем друг друга сто лет. Мне десять было, а ей семь, когда нас познакомили. И женихом меня дразнили. И, как видите, накаркали.
– Что же долго собирались-то?
– Это вы у нее спросите, у Саши. Собрались было, лет десять назад, а она хвостом вильнула. А теперь вот все сначала…
– Судьба, выходит… – сказала Дуся и пригладила дочери челку, упавшую на лоб. – Интересно…
– Уж куда! Выпить у нас не осталось?
– В Буяново можно сгонять, – сказал Эдик.
– А долго туда?
– Навострился! Сиди, дождик вон…
– Илюша, честное слово, тебе хватит!
– Где дождик, где? Прошел давно. В полчаса обернемся. У меня “Ява”.
– Саня, ну чего ты нахохлилась? У нас ведь, можно сказать, медовый месяц! Неделя, верней. Отметить надо. Правда, Дуся?
– Да ну тебя, Илья! Куда вы по мокрой дороге! Еще разобьетесь!
– Все будет в порядке, не волнуйся. А, Эдик? Бог пьяных бережет и влюбленных. А мы – и то и другое! Тут проселок, машин мало. Девочки, ждите нас с гостинцами!
– А ты куда? – крикнула Дуся, но девочка сползла со стула и побежала вслед за отцом.
Женщины остались одни.
Дуся вздохнула и стала собирать тарелки со стола.
Саша смотрела в окно.
– Давайте я посуду помою, – сказала она.
Мотоцикл не хотел заводиться.
Илья, засунув руки в карманы, вертел головой по сторонам. Дышал полной грудью.
– Воздух у вас тут – прямо жрать его хочется!
– Да… – отозвался Эдик. – А запчастей днем с огнем не сыщешь.
– Вот разбогатею, – сказал Илья, – куплю дом в деревне и буду в земле копаться.
За забором хихикнула девочка.
– Чего смеешься, Танюха? Сомневаешься?
– Не заводится, змей, – сказал Эдик. – Подпихнешь? Тут под гору, авось возьмет.
Он протянул Илье шлем, сам надел другой.
– Ты мне напиши на бумажке, чего тебе нужно, какие запчасти, – сказал Илья. – Я в Ленинграде поищу.
– Свечами бы разжиться. Мне один обещал, москвич, да забыл, видать… – Эдик забрался в седло. – Ну, понеслась!
Илья налег на мотоцикл.
– Который ни приедет городской – одна песня: желаю в деревню, и все тут. – Эдик усмехнулся. – А я говорю: ну и ехай себе в деревню, кто тебе мешает? А то ж не едете. Видать, не так уж и худо в городе-то…
Ожил, затарахтел мотор.
– Взяла!
Илья перевел дух и полез на заднее сиденье.
– Только это… – прищурился Эдик. – Денег у меня…
– Денег нет? Неважно, у меня есть.
– Ну, держись крепче, доктор!
Эдик тронул плавно и сразу набрал ход. Грязь полетела из-под колес.
Илья пронзительно засвистел.
Во дворе Дуся толкнулась в загородку, за которой месили черную слякоть два подсвинка, залила варево в корыто. Курам подсыпала жменю проса.
На крыльцо вышла Саша, вытерла о передник руки и стояла, глядя на улицу.
– Да чего ты маешься! – улыбнулась Дуся. – Приедут целые, ничего им не будет… Они небось в чайной засели, черти.
– В какой чайной?
– А в Буянове. Воскресенье же.
Дорога была пуста. Изредка вздрагивала вода в озере и доносился негромкий всплеск – играла рыба.