Эдик подливает вино и следит, чтобы я выпивала шампанское, Валерий под столом пытается коснуться моей ноги, и я с трудом уворачиваюсь от его ласк. Все это смущает меня, и мечтаю лишь о том, чтоб этот ужасный вечер поскорее закончился. Но мужчины сидят в ресторане до тех пор, пока их не просят выйти.
Приподнимаясь из-за стола, Валерий хватает меня за руку и пьяно хрипит:
– Учти, девочка, Игорь надоест, ты моя…
– Как вы можете, – выдергивая пальцы из потных мужских ладоней, возмущаюсь я и прижимаюсь к Игорю, ища у него защиты.
Мужчины, не торопясь, идут по улице Красной, вспоминая бурную юность, многочисленных подружек, кричат, пугая редких прохожих.
Когда, наконец, расходятся по домам, я радуюсь: теперь-то смогу поговорить с Игорем. Но он пьян, постоянно лезет целоваться, и я жалею о том, что вновь осталась у него.
– Не могу: ты же знаешь…
– О папочке… – иронично смеётся мужчина. – Давай сядем сейчас на мотоцикл и поедем к твоему папочке… Я ему объясню, что любить можно и без ЗАГСа…
– Зачем я тебе нужна? Ты на мне женишься? – вновь и вновь задаю вопросы, хотя уже знаю, какой ответ будет дан на них.
– Верочка, ты мне нравишься, но жениться не буду: я известный холостяк, – покачивая головой, пьяно бормочет Игорь. – Клянётесь в вечной любви, а сами только и думаете, как заарканить мужика, как посадить его на цепь… Видел не одну такую… Любишь – будь моей.
Нет – уматывай…
Я не знаю, как правильно поступить, как привязать к себе Игоря, потому что у меня с ним все впервые: первый поцелуй, и это чувственное притяжение, и эта близость к мужчине, которого видела в девичьих снах и так боюсь потерять… Теперь сама должна принять решение. Может, привязать его близостью? А отец? А позор?
Словно уловив мои мысли, Игорь произносит:
– И гулять хочется, и чистенькой остаться хочется… Эх, ты, простота… Зачем тогда в ресторан пошла? За это платить надо, дорогая, а то ребята меня засмеют… Ну, что ж, – заметил он, – есть разные способы, как и чистенькой остаться, и радость мне доставить… И заодно перестанешь быть овцой, и поумнеешь немножко.
Раздевайся, доверься мне, и все будет в порядке.
Дрожащими руками снимаю зеленое шелковое платье и швыряю его на диван.
– Как ты совершенна! – восклицает Игорь, восторженно скользя ладонью по моей белоснежной шее, бойко торчащей груди, тонкой талии.
– Тебе надо всегда ходить голой, чтоб не скрывать эту красоту…
От стыда закрываю глаза, потому что Игорь рассматривает меня, как статуэтку, как вещь, а я жду от него других слов и других признаний…
Он легко приподнимает меня, садит к себе на колени и, тяжело дыша, пытается войти в анальное отверстие, а когда все же пробивается к цели, то восклицает:
– Как здорово! Как чудесно!
Что во всем этом безобразии чудесного, я не понимаю: больно, с каждым движением раздувается кишечник, начинаются колики, хочется вырваться из цепких мужских рук и убежать.
– Зачем же так? Все равно уже потеряла себя… – думаю я и, пытаясь сдержать охватившую тело дрожь, выдавливаю:
– Игорь, давай, как все…
– Ты разрешаешь? – радостно кричит он и, посадив меня на диван, бежит в коридор.
– Я сейчас, только обмою…
Вода, с воем вырываясь из трубы, бьется о раковину.
Обреченно падаю на постель, внутренне восставая против близости, и думаю о себе, как о посторонней:
– Так тебе, Верка, и надо… Не лазь с мужиками по ресторанам: за все надо платить…
Игорь прибегает холодный, хочет вновь завестись, но у него ничего не получается, и, утомленный, он ложится рядом, недовольно бурча:
– Ломалась, ломалась, а сама не девушка…
Не пытаюсь оправдываться. Лежу без движения, как мертвая, совершенно раздавленная случившимся. Слезы одна за другой катятся по щекам.