– Завидую тебе, – не ответив на вопрос, пытаюсь шутить я. – Ты такой знаток женщин… Пью за твое счастье, Игорь. Знай, что любила тебя… Так любила тебя, что готова была на любые безумства…
Прощай…
– Замолчи, что за панихида? – возражает мне Игорь. – Вера, ты мне снилась… Хочешь – живи со мной…
Поднимаюсь и ухожу. Не хочу больше выяснять отношения: всё бессмысленно. Его нельзя изменить, да и меня тоже. Чувствую, что мужчина так ничего и не понял. Оглядываюсь – Игорь одиноко сидит за столом и держит в руке стакан с вином.
Весна. Выходной. Подружки пошли гулять. Я пытаюсь заснуть, а мысли не дают покоя. Почему влюбилась в Игоря? Разве нет больше парней? Всё же видела с первой встречи… Да и он ничего не скрывал… Обижаться на него нечего: сама во всем виновата…
Настойчивый стук в дверь – я встрепенулась, сердце бешено бьётся:
Игорь пришел! У дверного косяка стоит Женька Губенко, мой однокурсник, поэт.
– Опять хандришь? – спрашивает он и, не дожидаясь ответа, сообщает:
– Только что написал стихи о Сергее Есенине… Оцени:
Когда мне грустно и печально,
Стихи читаю ваши я.
И сразу горечь и отчаянье
Мы делим вместе, как друзья…
Евгений декламирует, изредка приглаживая ладонью длинные пряди русых волос, падающих на узкие плечи. Я расслабляюсь и чувствую, как мокреют глаза.
– Нет, так нельзя! – заметив мои слёзы, восклицает поэт, как всегда поправляя прилепившиеся к широкой переносице массивные очки.
– Поднимайся: пойдем гулять.
Одергиваю примятую юбчонку, набрасываю темно-зеленый нейлоновый плащ и иду за ним…
Фонари тускло освещают асфальтированные дорожки, деревья и кусты.
Сгорбившись, Женя шагает впереди, за ним тороплюсь я. На Старой
Кубани молча стоим на мосту, любуемся темной лентой реки, омывающей остров, слушаем, как вскидывается внизу рыба. Затем находим спрятавшуюся в зарослях лавочку… Шумит, как водопад, текущая с ТЭЦ вода. Клубится над рекой пар. Весело прыгая по волнам, убегает вдаль луна. Купаются, наклонясь к воде, деревья. Что-то шепчет камыш.
Ивушка нежно обнимает ветками скамейку и ласково щекочет нас клейкими листочками. И вдруг из Жениных уст полились стихи:
– Как на озере зеркальном
Розоватый воздух чист.
Ветра веер опахальный
Гонит уж опавший лист.
В каждом жизнь была когда-то
Без прикрас и без чудес…
Просто жизнь: чиста и свята
Средь земли и средь небес.
И как будто нет значенья
В благоденствии листа,
Жизни вечное движенье
Прекратилось бы тогда.
Ночи длинные зимою,
Вьюга злится неспроста.
А под жухлою листвою
Зародилась жизнь листа.
Если раннею весною
Обломаешь ветку вдруг-
Оросится здесь слезою
И земля, и все вокруг.
Юноша заканчивает одно стихотворение и начинает другое.
Стихи, как птицы, вырываются из его уст, будоража мою душу. И мне кажется, что если бы Женя сейчас приголубил меня, пожалел, то я была бы ему самой верной подругой… Но он, забыв обо всем, читает свои произведения, и я понимаю, что ему нужен только слушатель…
Когда-то я мечтала о красном дипломе, об аспирантуре, но это было когда-то. А теперь не могу готовиться к госэкзаменам, и если даже сижу над учебниками, то думаю всё о нем… Игорь… Игорь…
Игорь… Но сколько можно мучиться? Наверное, надо умереть, чтоб забыть его. Изо всех сил напрягаю слух, но вижу только Светин курносый нос, её длиннющие ресницы, черную шапку курчавых волос и не могу понять, о чём она говорит.
– Господи! Хотя бы вытащить лирику Некрасова, – отрываясь от книги и блестя чёрными точечками глаз, просит Светлана, и я радуюсь, что, наконец-то, слышу её голос.
– Перед смертью не надышимся, – замечает Лиля.