— Как это не видно? Вы что, совсем уже? — Муж чуть в обморок не свалился. — Надо переодеваться. Срочно. У нас есть запасная белая рубашка? Почему у нас нет запасной белой рубашки?
Я тем временем уже успела переодеть сына в чистую рубашку. Мы стояли в прихожей. Вася держал белые хризантемы.
— Пойдем, пойдем, — торопил сын.
— Сейчас. Я еще не готов, — отвечал муж, который встал раньше всех и собирался тоже дольше всех. Он один раз снял ботинки и пошел за мобильным телефоном в комнату, потом ходил за ключами, потом за носовым платком…
— Не волнуйся ты так, — сказала я.
— А я и не волнуюсь! — заорал муж.
Во дворе школы толпились дети с родителями. Собирались, как я и думала, минут сорок. Детей построили по парам и сказали, что сейчас пойдем. Через десять минут еще раз построили. И еще через десять минут.
— Мама, — закричал мальчик, — у меня букет тяжелый! Можно я его уже отдам учительнице?
— Нельзя, — сказала мама.
— Вот же учительница. Пусть возьмет и сама держит. А то я больше не могу, — возмутился мальчик.
— Рано, — ответила мама.
— Посмотрите, у меня глаз нормальный? — обратилась ко мне другая родительница.
— Да, все в порядке, — ответила я.
— А то букетом в глаз попали, — пояснила она. — Ой, смотрите, девочка в гольфиках. У нее же ноги синие и в пупырышках. Мамаша с ума, что ли, сошла? Я на своего колготки надела. Холодно же.
А дети тем временем не могли оторвать взгляд от гипса учительницы. Из гипса торчали посиневшие от холода пальцы с красным педикюром.
— Сколько еще здесь стоять? — спросил мальчик у всех взрослых сразу. Он держал за руку девочку, которая сладко спала стоя. Ровненько стояла и спала, прижавшись щекой к букету. Глядя на нее, я тоже начала позевывать. — Я не хочу стоять, я хочу уже в класс, почему мы не идем? — возмущался мальчик.
— Видишь, все стоят, никто не ноет, — попыталась подбодрить его мама.
— Ну и что? А я буду ныть. Я посидеть хочу.
— Перестань себя так вести.
— Не перестану. Все, я пошел сам. — Ребенок отцепился от спящей девочки. Та открыла глаза, поморгала и опять заснула.
— Ладно, — сдалась мама мальчика, — потерпи еще немного, а потом мы пойдем в детский магазин покупать тебе подарок. Договорились?
— Большой? — уточнил мальчик.
— Средний.
— Я тоже хочу подарок, — сказал Вася.
— И я хочу, — проснулась девочка.
— И я, и я, — пронеслось по шеренге.
— Будет, все будет, — дружно зашипели мы, мамы.
— А подарки каждый день после школы будут? — уточнил тот мальчик.
— Нет, не каждый, — сказала мама.
— А почему?
— Потому что подарки дарятся только по праздникам.
— А когда следующий праздник?
— Когда ты школу закончишь, — ответила мама и, подумав, добавила: — на одни пятерки и четверки.
Дети этот диалог слушали внимательно.
— А сколько еще учиться? — спросил Вася у мамы мальчика.
— Долго. Одиннадцать лет, — ответила мама.
Мы сделали большие глаза, потому что дети глубоко задумались и неизвестно, чем это могло закончиться. Нам уже надоело выстраивать их по парам.
— Когда вы закончите первый класс, мы вам тоже сделаем подарки, — сказала другая родительница, предотвратив нытье и скандал.
— Надо было бабушку с дедушкой позвать, — сказала я мужу, — все с родственниками.
Там действительно была одна девочка из другого класса, вокруг которой толпилось человек пятнадцать. И всем находилось дело — они вытирали ей рот, поправляли бантики, забирали и отдавали букет, фотографировались по отдельности и все сразу.
— Не надо бабушку, — сказал муж, — она бы… я даже боюсь подумать, что бы она сделала.
— Что?
— Как минимум напоила бы всех родительниц шампанским, накормила бы детей беляшами или пирожками, устроила бы танцы и вышла замуж за завхоза. И это только навскидку, — перечислил муж, — а потом они бы все пошли к нам пить кофе с коньяком.
— Выпить бы сейчас, — сказала родительница.
— И закусить. Я позавтракать не успела, — ответила ей другая мама.
— Еще на работу ехать, — понуро заметила первая.
Наконец пошли. Линейка прошла мирно и быстро — накрапывал дождь. Выпустили белых голубей, которых дети не заметили. Все мамы спрашивали: «Голубей видели?» Дети говорили, что никаких голубей не было. Зато все заметили, как в окне застряли воздушные шарики. Там их выпускали из двух открытых окон. Одна учительница выпустила, а у другой шарики никак не улетали. Она их и так выпихивала, и сяк. Дети не хотели, чтобы шарики улетали в небо, поэтому расстроились. А сонная девочка даже расплакалась.
Пронесли девочек с колокольчиками. Один мальчик-выпускник пробежал дистанцию почти бегом — ему досталась крупненькая первоклассница. Она изо всех сил трясла колокольчиком, подпрыгивая на плече длинного и тощего юноши.
Линейку быстро свернули — все замерзли. Потом первоклассников разобрали одиннадцатиклассники и повели назад в школу. Я фотографировала, поэтому услышала, как девочка-выпускница говорит Васе:
— Давай ручку, бедненький… Ты еще не знаешь, что тебя ждет.
— А ты меня будешь ждать? — спросил Вася.
— Нет, не буду, — сказала она.
— Жаль. Я бы тебе свою комнату показал, — сказал Вася.
Детей увели в класс. Мы ждали во дворе.
— Он в туалет, интересно, не хочет? — спросил муж.
— Не знаю, — ответила я.
— А он запомнит этот день? — Муж уже расслабился и был настроен лирически.
— А ты помнишь?
— Помню, что мой друг Мишка был в белом берете. И мы бежали быстрее всех, чтобы занять первую парту, а нас все равно рассадили. Больше ничего не помню.
— Вася, ты с кем сидел, с мальчиком или с девочкой? — спросила я, когда сын вышел из школы.
— Не помню, — ответил Вася. — Пошли в магазин за подарком?
3 сентября Первый полноценный учебный день
Встали относительно легко. Относительно — это про меня. Никогда не хотела быть учительницей в школе. Даже в первом классе не хотела. Хорошо, что муж согласился отводить Васю. Ему-то хорошо — не нужно рисовать глаза, чтобы они хотя бы выглядели открытыми. И круги под глазами не надо замазывать.
— Надо было вчера лечь пораньше, — сказал муж, когда я жарила ребенку яичницу. Яйцо разбила мимо сковородки и обожглась.
— Надо было, — сказала я.
В двенадцать ночи я вспомнила, что родители должны были подписать тетради. Не просто подписать, а красиво. Я, конечно, забыла.
— Подпиши тетради, — попросила я мужа, — у тебя почерк красивый.
— Сама подписывай.
Мне понравилось подписывать. Это такой ажиотаж начала года — сначала красиво, высунув от старания язык, заполняешь дневник, а потом забрасываешь его куда подальше. А еще я помню, как учебники оборачивали в бумагу — раскладываешь лист, сгибаешь, разглаживаешь, переворачиваешь. И сверху, по голубому листику-трафарету пишешь, какой учебник. Давно забытый навык. Кстати, мне он очень в жизни пригодился — я, например, очень хорошо подарки упаковываю. Да, в двенадцать ночи воспоминания нахлынули — про прозрачные обложки-пленки для тетрадей, про пеналы на магнитах, про первые дипломаты вместо портфелей. Но это уже в старших классах. У нас не только мальчики, но и девочки с дипломатами форсили…
Так вот, я заодно подписала мешок для сменки и куртку. Еще я хотела подписать сменные ботинки, но впала в ступор — оба подписывать или только один?
Утром муж отвел сына в школу. Вернулся.
— Ну как? — спросила я.
— Нормально. Только я назвал учительницу Александра Светлановна.
— Как это?
— Да прицепилось. От Васи. Так и сказал: «Здравствуйте, Александра Светлановна». Может, она не услышала?
Я должна была забрать. Рано, в 11 утра. Начала собираться в десять. Пришла на полчаса раньше.
Во дворе по классам толпились родители.
Какой-то папа закурил.
— Что ж вы тут курите? — накинулась на него чья-то бабушка. — Здесь же школа, а не бордель!
Папа затушил сигарету и долго держал в руках бычок, не зная, куда его деть — урн не было.
Некоторые родительницы что-то живо обсуждали. Очень хотелось подойти — послушать. Но это как в школе — страшно подойти к незнакомой компании. Я все-таки вспомнила, что взрослая, и подошла. Мамаши тут же замолчали и уставились на меня. Ну точно, как в школе.
— А у вас зажигалки нет? — спросила я первое, что пришло в голову. Надо было спросить про то, когда детей будут выпускать, или сказать что-то про погоду.
— Мы не курим, — сказала за всех одна мама.
Я отошла и встала рядом с папой, который по-прежнему держал в руке бычок.
Детей наконец вывели.
— Товарищи родители, давайте отойдем в сторонку, — громко сказала учительница, легко перекрыв гул толпы.