У дверей административного корпуса тихо переговаривались оперативник корсаковского отдела и боец «Омеги». А чуть поодаль, у стены, стояли на коленях четверо пленных с ладонями на затылке.
– Удобно устроился, сволочь, – сквозь зубы цедил спецназовец. – Помещение без окон, снайперу его не взять… Не представляю, как полковник будет выкручиваться! Истребитель и десять миллионов долларов начальство точно не выделит!
– Не волнуйся. Дмитрий Олегович найдет выход из положения, – уверенно отвечал молодой оперативник.
– Как тогда, с молдаванами?![4] – ехидно сощурился «омеговец».
– Придержи язык, а то поругаемся, – заледенел глазами оперативник. – Давай так: ты присматриваешь за пленными, я – за дверями. А побеседуем после завершения операции… если захочешь.
– Договорились, – недружелюбно буркнул боец, отошел немного в сторону и взял на прицел коленопреклоненные фигуры.
Остальные участники штурма по приказу Филимонова покинули здание и разделились на две части. Одна оцепила административный корпус, а вторая под руководством майора Горошко занялась отловом гражданского персонала фонда: управленцев, врачей, санитаров, медсестер и т. д. (Упомянутые командиром спецназа четыре «пса» были уже мертвы.) В настоящий момент двое «омеговцев» тащили под руки одного из пойманных экстрасенсов: полубесчувственного, с разбитым вдребезги лицом. Как выяснилось позже, он не подчинился команде «Замри, сволочь! Руки за голову», попытался загипнотизировать спецназовцев и тут же получил прикладом в репу. Другой колдун, более благоразумный, шел сам, целый-невредимый, впереди небольшой кучки арестованных…
А в административном корпусе, на втором этаже происходило следующее: в пустой, недавно отремонтированной комнате без окон прижался спиной к стене здоровенный мужик с толстыми мясницкими лапами, наголо обритой головой и бешеными глазами.
Левой рукой он прижимал к груди юную, пепельно-серую от ужаса секретаршу, а в правой держал на отлете пластмассовый пульт, внешне похожий на телевизионную «лентяйку».
Ближе к дверям стоял широкоплечий, русоволосый фээсбэшник в «разгрузке». (Тот самый майор Филимонов.) В ладони он сжимал молчащую рацию, а на полу, в трех шагах от него, лежали «ПСС» и «вал»[5], брошенные Василием по требованию террориста.
– Не вижу конкретных действий, майор! – сипло рычал тот. – Жду еще две минуты, а потом сверну девке шею и взорву подвал с сопляками! Мне терять нечего!!!
– Успокойся, не кипятись, – вкрадчивым тоном психотерапевта отвечал Филимонов. – Да, признаю, все козыри у тебя! Деваться нам некуда. И твои пожелания мы скрепя сердце выполним. Но пойми одно – чтобы решить подобные вопросы, необходимо переговорить с высшим руководством Конторы. А у меня нет такой возможности. Вот подъедет полковник, и тогда…
– Не верю я твоему полковнику! – яростно взревел Степанков. – Небось забился в нору, сидит там, не желая брать на себя ответственность, и плешь потной пятерней трет: «Ах, что делать, что делать?!!!» Я прям воочию его вижу: маленький такой, пузатый, важный, а сейчас весь обоссанный со страха и воняет за версту…
– У тебя сложилось довольно превратное представление о моей скромной особе, – прозвучал холодный голос, и в комнату вошел известный читателю высокий блондин. В руке он держал «вектор» со спущенным предохранителем. В отличие от Филимонова, руководитель операции был одет в хорошо пошитый гражданский костюм, ладно сидящий на его мускулистой фигуре. Волевое, красиво очерченное лицо не выражало ни единой эмоции и казалось вырубленным из камня.
– Так… это… ты… полковник?! – ошарашенно пробормотал террорист.
– Ага, он самый, – кивнул блондин. – Дмитрий Корсаков, прошу любить и жаловать. А ты небось уже слышал обо мне?
– Слышал, – потерянно пробормотал Степанков и вдруг завизжал истерично: – Брось пистолет!!! Немедленно!!! Иначе я сверну шлюхе шею!!!
– Сворачивай, – равнодушно разрешил Корсаков. – Она не заложница, а соучастница, хоть и мелкая сошка. По нашим данным, вы все тут одним миром мазаны, так что мне плевать…
– Не надо!!! Послушайте его!!! Мне еще двадцати нет!!! Я жить хочу!!! – отчаянно пропищала секретарша и зарыдала навзрыд.
– Дети, отправленные на смерть вашим чертовым «фондом», гораздо моложе и тоже хотели жить, – окинул ее ледяным взором полковник. – Давай-ка прекращай верещать. Уши вянут. Не заткнешься – лично пристрелю…
Заметно выбитый из колеи террорист покрылся неровными багровыми пятнами. Держащая пульт рука слегка дрогнула.
– Сдавайся по-хорошему, отдай пульт, – пристально глядя ему в глаза, посоветовал Корсаков. – Ты ведь не самоубийца, не застрелишься. А взамен я обещаю тебе отдельную камеру, питательную баланду и… возможно, жизнь, при условии усердного сотрудничества с нами. В противном случае – горько пожалеешь.
Несколько секунд Степанков колебался. Потом принял решение.
– Не-е-е-е-е-ет! – дьявольски оскалился он. – Не купишь!!! Пока пульт у меня – я хозяин положения! И ты, крутой, будешь вынужден…
Ту-дух! – оглушительно рявкнул «вектор». Девятимиллиметровая пуля попала точно в середину обратной стороны кисти, оторвав ее (кисть) вместе с ладонью и пультом. Кровоточащий ошметок упал на пол.
– Вау-у-у-у-у-у-у!!! – болезненно взвыл террорист, отшвырнул в угол секретаршу и ухватился левой рукой за остаток правой, с хлещущим из него фонтанчиком крови. – Вау-а-а-а-а-а-а!!!
– Андрюха, ты успел нагреть инструмент? – не поворачивая головы, спросил Корсаков.
– Да. – В комнате бесшумно возник командир спецназа с раскаленным добела боевым ножом.
Стремительно сблизившись с завывающим дурниной террористом, омеговец вырубил его ударом кулака в челюсть и, не теряя ни секунды, прижег лезвием разорванные вены и артерии.[6]
– Кровотечение остановлено, – констатировал он.
– Молодец, – скупо похвалил его полковник.
Между тем в комнате резко завоняло паленым мясом, девицу вывернуло наизнанку, а очнувшийся от страшной боли Степанков заголосил пуще прежнего.
– Это животное плохо переносит боль. Вколи ему двойную дозу промедола и перевяжи руку, – приказал Корсаков Филимонову. – Оно нужно нам живым и в здравом рассудке… на некоторое время.
Без лишних слов плечистый майор сноровисто и умело занялся раненым.
– Скажите, а вы правда человек?! – утерев перепачканные губы, пролепетала секретарша. – Или… или фильмы про Терминатора… не сказки?!
– Топай на крыльцо, – не удостоив ее ответом и сохраняя прежнее выражение лица, распорядился полковник. – Спросишь там майора Горошко Андрея Всеволодовича. Отдашь ему документы (если есть при себе) и запишешься в список пленных. Попробуешь убежать – отстрелим ступни. Ты уже видела, как это делается.
Заложница-соучастница поднялась на подгибающиеся ноги и, трясясь в свирепом ознобе, покорно побрела вниз…
ГЛАВА 1
Полковник ФСБ Корсаков Дмитрий Олегович,
1976 года рождения, дважды Герой России,
русский, беспартийный, неженатый.
Утро следующего дня.
Одно из подвальных помещений
в комплексе зданий на Лукьянской площади
В отделанной белым кафелем комнате ярко светили лампы дневного света, пахло едким по́том и страхом, хотя допрос еще не начался. Вышеуказанные ароматы (физический и ментальный) источал раздетый до пояса, дрожащий, лязгающий зубами Степанков с аккуратно перебинтованной, укороченной вчерашним выстрелом рукой. Незадачливый террорист затравленно косился то на оцинкованный стол с металлическими зажимами для конечностей, то на двух гориллообразных прапорщиков, застывших у стены, то на меня, развалившегося в кресле с сигаретой в зубах.
А самого его старательно обследовал пожилой человек в белом застиранном халате – наш судмедэксперт Ильин, мой давний соратник, надежный товарищ и специалист широчайшего профиля. Помимо основной специальности он был превосходным анестезиологом, хирургом, травматологом, реаниматором, специалистом по ядам и противоядиям, отличным лечащим врачом и даже… психоаналитиком, сумевшим как-то раз в одиночку вычислить неуловимого маньяка, терроризировавшего целый город[7]…
Прослушивая мокрую, волосатую грудь «пациента», Кирилл Альбертович брезгливо морщил породистый нос.
– Каков трус, однако, – не выдержав, буркнул он.
– Вчера оно было крутым, наглым и самоуверенным, – счел нужным пояснить я. – Потрясало пультом дистанционного управления и грозило взорвать подвал с похищенными детьми, если ему не дадут истребитель с десятью миллионами долларов на борту.
– Истребитель?!!
– Ага. Когда-то оно служило в военной авиации. Скорость же у истребителя – сами знаете. Рассчитывало ускользнуть за бугор.