— Вы семьдесят второго года рождения, вам тридцать восемь лет. Откуда вы родом?
— Из Новосибирска я. Родителей не знаю, воспитывался в детском доме. Профтехучилище, армия, лихие девяностые…
— Чем вы занимались в эти лихие девяностые?
— Бизнесом. Оптово-розничной торговлей. Дела шли неплохо, сколотил капитал, но возникли проблемы с братвой, пришлось уехать в Новую Зеландию. Знаете, почему эта страна Зеландией называется? — усмехнулся Горелов. — Потому что тоска там зеленая. Хорошо там, но скучно. В общем, вернулся я. Деньги у меня хорошо вложены, доход имею, так что на этот домик хватило…
— Значит, родных у вас здесь нет. И в России вы давно не были.
— Не был. Ни родных у меня здесь нет, ни близких. И связей здесь тоже нет. Старые знакомства я не поднимал, так что никто из моих давних приятелей не знает, что я здесь.
— И бандиты не знают?
— Бандиты? С которыми у меня проблемы были? Так их самих нет. Может, слышали, Паша Рвач такой был, он когда-то на юго-западе Москвы зверствовал. Его в две тысячи первом году застрелили. В сауне. С ним еще трех авторитетов убили…
— Нет, не слышала.
— И хорошо, что не слышали. Это не человек был, а зверь… Ну да ладно, дело прошлое.
— Но ведь прошлое может отозваться в настоящем.
— Ну, Паша меня бы подставлять не стал. Он бы меня просто застрелил, если бы нашел. Но его нет, только кости остались. Если его в крематории не сожгли.
— А вы думаете, вас могли подставить?
— Могли. Только кому это нужно?
— Кому?
— Вещи собрать можно?
— Вещи?
— Ну, вы же не оставите меня здесь? — спросил он без всякой надежды на помилование.
— Не оставлю.
Горелов убил Сухонину или нет, но Инна обязана была задержать его, доставить в отдел и поместить в изолятор временного содержания… Что ж, он прав, ему действительно нужно собрать вещи.
Глава 3
Не думал Никита, что его новая жизнь в России начнется с тюремного заключения. Но так уж вышло. Какая-то мразь убила Антонину…
А может, он сам это сделал?.. Может, не прошло для него даром то, что с девяносто шестого года в нем уживались две личности. Но ведь маньяком он не был. Убийцей — да, но не маньяком…
Так хорошо у него все начало складываться после армии — приехал в Москву, занялся бизнесом, деньги появились, но еще раньше в его жизнь вошла Ася. Красавицей она не была, но это не помешало ему влюбиться в девушку до безумия. Она вышла за него замуж, у Никиты появилась семья. Они уже собирались покупать свою собственную квартиру, когда дорогу им перешли ублюдки, которые пафосно величали себя братвой. Асю сначала изнасиловали, а потом убили. Она тогда была на четвертом месяце беременности… Эти подонки убили его жену и ребенка…
Никита выслеживал и вылавливал их по одному. Он не торопился, и ему понадобился целый год, чтобы свести с ними счеты. В среднем по два месяца на каждую сволочь. И только когда он отомстил, на его руках защелкнулись наручники. Оказывается, за ним следили. Фээсбэшники давно искали способ избавиться от этой банды, следили за ней, а тут вдруг появился неуловимый мститель, который сделал за них всю работу. Только тогда он и стал уловимым.
Из «Матросской Тишины» его перевели в «Лефортово», там он и получил предложение, от которого не смог отказаться…
Никита лежал на шконке, вспоминая прошлое. Темнеет уже за окном, одиннадцатый час вечера. Казалось бы, никто не должен был его беспокоить, но дверь вдруг открылась, и в камеру вошел оперативник Ракитин:
— Руки!
Никита протянул руки, и на них тут же защелкнулись стальные браслеты. Не к таким украшениям он стремился, возвращаясь на родину. Он думал, что его поведут на допрос. И хотя в столь позднее время допрашивать задержанных нельзя, возмущаться Никита не собирался.
Но Ракитин, как оказалось, и не собирался его никуда конвоировать. Он грузно опустился на шконку напротив. Ноги широко расставлены, руки на коленях, локти разведены. И на Никиту он смотрел испепеляющим взглядом. Крутого он из себя изображал, да только не очень это у него получалось. Вроде и характер у мужика серьезный, и физически он сильный, но есть в нем какая-то слабина. Не каждый сможет ее заметить, но у Никиты глаз наметанный. Может, потому и принял Ракитин для храбрости, потому что на трезвую голову могло не хватить. Одно дело — задержанного в кабинете допрашивать и совсем другое — в камере на него наезжать.
— Что-то не так, начальник? — невесело улыбнулся Никита.
— Сухонину зачем убил? — рыкнул Ракитин.
— Не убивал я.
— Ее у тебя во дворе нашли.
— Я знаю.
— И нож ты выбросил.
— Не выбрасывал я нож.
— Сам упал?
— Не знаю, не ронял.
— Борзый, да?
— Нет. Просто чужую вину на себя брать не хочу.
— Какая чужая вина? — скривился Ракитин. — Ты Сухонину убил. Больше некому. Нажрался и убил.
— А у меня алкоголь в крови нашли?
— Ну, значит, обдолбался.
— Так и содержание наркотиков в крови не обнаружили.
— Ну, насчет наркоты заключения нет…
— И не будет.
— Может, ты псих?
— По этой части тоже экспертиза есть.
— Психом прикинуться хочешь? В психушке отсидеться?.. Я смотрю, ты все продумал!
— Заносит тебя, старлей, — усмехнулся Никита. — Ты на поворотах за перила держись, глядишь, за умного сойдешь.
— Я не понял, Горелов, ты что, нарываешься? — набычился Ракитин.
— Поздно уже, старлей. Завтра приходи. Может, умное что скажешь.
— Я не понял, ты за идиота меня держишь? — взбесился опер.
Он вскочил на ноги и даже замахнулся, но Никита суровым взглядом заставил Ракитина остановиться.
— Остынь, старлей, — спокойно, без вызова сказал Никита. — Дров наломаешь, потом локти кусать будешь…
— Дров ты наломал, — огрызнулся Ракитин.
— Да нет, кто-то за меня это сделал…
— Зря стараешься, Горелов, — ухмыльнулся опер. — Я тебе не девочка, которая в сказки верит.
— Это ты о чем, старлей?
— О ком… Демичева тебе поверила, а я нет… Чем ты ее взял, Горелов? — скривился Ракитин.
— Я ее взял?
— Она же не дура, ее так просто лапшой не загрузишь. А ты загрузил… Не пойму, что она в тебе нашла. Но ты не задуришь ей голову.
— Так я и не пытаюсь!
— Смотри, я тебя предупредил.
Полыхнув взглядом, опер вскочил со шконки, рванул к выходу. Он бы и дверью хлопнул, если бы та закрывалась легко.
— Эй, а наручники? — крикнул Никита.
Но Ракитин его не услышал. Что ж, придется спать с браслетами на руках. Бывало и хуже…
Никита понял, что взбесило Ракитина. Видно, парень неровно дышал к следователю Демичевой. Что ж, его можно было понять. Девушка она интересная. Не сказать что редкой красоты, но милая. Даже когда брови сурово хмурит, все равно милая.
Видно, ничего не получается у Ракитина с ней. Или она такая неприступная, или он робеет в ее присутствии, как юннат перед пионервожатой. Может, потому и ведет она себя с ним как пионервожатая…
Никита тоже оробел перед Асей, когда впервые увидел ее. Но у него не было выбора. Если бы он не подошел к ней тогда, она бы навсегда затерялась в каменных лабиринтах Москвы… Он ведь никого после нее так и не полюбил. И с Антониной не очень-то хотел серьезных отношений. Не хотел, но смирился перед неизбежностью. Сухонина устраивала его по всем статьям, и поэтому он все-таки смог представить себя в роли ее мужа…
Но, может, именно это и напугало его второе, темное «я» и оно взялось за нож?.. Но нет, это не он убил Антонину. Да и незачем ему убивать. Ведь этой ночью Никита еще не знал, что сегодня утром он встретится с девушкой, которая может перевернуть его представление о будущем.
Переворота пока не произошло, и он все еще думает об Инне как о чем-то далеком и чужом. Но ведь эта девушка похожа на его Асю. Та же походка, тот же голос, та же мимика. И от внешнего сходства никуда не деться.
Никита уже засыпал, когда дверь в камеру снова открылась. Он думал, что это пришел кто-то из ментов — снять с него наручники, но через порог переступил исполинского роста детина с деформированным от природы лицом.
— Ты занял мое место, — глядя на Никиту, хриплым голосом сказал он.
Никита молча поднялся, перекинул свой матрас на соседнюю шконку и лег. И сделал он это без особых усилий — не кряхтел, что называется, не пыжился, — хотя руки у него были скованы.
— Я передумал, — с нахальной насмешкой глядя на него, сказал исполин. — Можешь возвращаться на свое место.
— Могу возвратиться, — кивнул Никита. — А могу и не возвратиться.
— Нарваться можешь.
— Я уже нарвался, мужик. Если б не нарвался, меня бы здесь не было.
— Нарвался, — ухмыльнулся детина. — А можешь еще нарваться по-настоящему.
— Скажи, ты сам по себе такой умный или менты научили?