2
Когда Лена зашла на кухню, стол уже был сервирован самым подобающим для легкого ночного закусона образом: неполная, но запотевшая пирамидальной формы бутылка водки «Артельная», крошечные бутербродики из булки с маслом и ломтиками лосося, свежезаваренный чай. Мой боевой походный минисиди плейер выдавал через подключенные колонки любимую мной группу «Tears of fears». Хотел, было обойтись мартовской тишиной: на улице слегка подморозило, поэтому веселая капель почти прекратилась. Но прямо у кухонного окна на козырьке один кот чистил репу другому. Они монотонно рычали, и их звуки можно было принять за урчание в животе голодного великана, случайно застывшего в поисках добычи у нашего подъезда. Гнать усатых дуэлянтов смысла не было — все равно кроме голоса своего эго они сейчас не слышали ровным счетом ничего.
— Да ты что, — сказала Лена, — мне же завтра на работу.
— И мне тоже, — согласился я.
Жена присела за стол, налила себе чаю и спросила:
— Стюарт тебе поэтому и звонил?
— Ну, в принципе, да.
— Что, опять в море?
Она произнесла этот вопрос таким голосом, что у меня сразу пропало желание подуть щеки в интриге.
— Да не совсем в море, вернее, совсем не в море. Так просто подработать на верфи. Слушай, водка согреется, давай хлопнем по-маленькой.
— За что будем пить?
— За твою неувядающую красоту.
Стопка ледяной водки, если ее правильно закусывать, доставляет удовольствие даже таким начинающим алкоголикам, коими мы являемся уже добрых двадцать лет. А закусывали мы знатно. Ничего лучше, чем рыба я себе представить не мог. Соленые огурцы — хорошо, грибы — просто замечательно, ложка топленного на сковороде сала — тоже (даже вообразить себе это не могу — начинает мутить). Но соленая рыбка, селедочка — просто праздник желудка.
— И все-таки объясни, в чем дело? — уверенно справившись со своим бутербродиком, более спокойно спросила Лена.
— Да я еще толком сам ничего не знаю. Сейчас подключимся к Интернету, снимем электронную почту, Стюарт обещал всю информацию сейчас скинуть. Посмотрим, завтра я перезвоню в Питер по указанному телефону, может действительно стоит сгонять на халтурку.
В это время с крыши козырька раздался душераздирающий вопль, перекрывающий плавное вещание про «Мother-Russia badly cry» из колонок.
— Слушай, это становится просто невыносимо, сейчас возьму из шкафа двухпудовую гирю, выйду на улицу и брошу ее прямо в самого горластого котяру, который сидит у нас над окном, — пообещал я.
Лена, видимо, представила, как я богатырски швыряю кусок чугуна в беззащитного котейко, слегка улыбнулась:
— Да оставь ты людей в покое. Пусть себе орут. Будто у нас нет других дел, как только несчастных кошек по крышам гонять.
— И то правда. Хлопнем по-последней и — возьмемся за наши дела, — с придыханием сказал я.
Потом мы ушли, чтоб спустя некоторое время включить компьютер. Получение имэйла — дело несрочное, поэтому полчаса задержки роли не сыграло.
А коты на крыше тем временем затихли. Побитый несколько раз пытался ретироваться, но на единственном возможном пути отступления оказывался более опытный. Не кот, а бойцовская рыбка какая-то. Поэтому неудачник махнул рукой и перестал реагировать на любые вопли и махания когтистой лапы. Зажмурился и притворился спящим. Скоро рыбке тоже прискучило завывать, к тому же возлюбленная кошка уже давным-давно была изловлена возмущенными хозяевами и заключена на четвертом этаже под домашний арест.
Проходивший с вечерним обходом территории дворовый пес Дуремар мог наблюдать картину, когда два кота в обнимку клевали носом на крыше козырька нашего подъезда. Вообще-то в своей собачьей юности он носил гордое имя Рэкс, но теперь, на старости лет, разведчиком экстра-класса его называли все реже и реже. Дуремарушка хотел, было, взлаять на наглых котяр, даже набрал холодного воздуха в легкие, но только старчески закашлялся, тяжело сплюнул и пошел в распахнутый настежь подъезд поспать под батареей, где нет сквозняков, где сверху если и не согревает, то не дает остыть и околеть журчащее тепло, поддерживаемое самым чудным образом вдрызг пьяным кочегаром из близлежайшей кочегарки. Русское чудо — это когда после рабочего дня не можешь вспомнить, как же прошла, собственно говоря, эта работа.
3
Утро было совершенно чудесным: солнце, безветрие, из животных шумов только воробьиные переговоры. По их интонации можно было понять, что ребятам радостно, так возбужденно они чирикали.
Соседи-рыночники свалили на заработки, можно было без риска попасть на «здрасте» идти за машиной, в магазин за пивом «Охота», проводить жену на работу, к корешам на легкую беседу — словом, можно было быть свободным. Я выбрал домашний вариант: помахал детям рукой на пути в школу, тепло и чувственно проводил жену и уже предвкушал встречу с интересной книгой в месте уединения, где время от времени течет вода, как вдруг снова предательски зазвонил телефон.
Пришлось скакать, поддерживая штаны, к трубке, чтоб сразу же официально подтверждать, что я и есть тот самый, кому пытаются дозвониться из круинговой компании, название которой сразу вылетело из головы. Потом опять скакать с телефоном в одной руке и книгой в другой к барсетке с документами, диктовать номера дипломов, сертификатов, подтверждений, медкомиссий. И только когда энергичная и деловая Екатерина попыталась откланяться под предлогом, что перезвонит попозже, удалось вклинить свой вопрос:
— А можно ли у Вас узнать, по какому поводу Вы интересуетесь моей скромной персоной?
— А разве Вы не в курсе? Хотя, неважно. Про утопшее на днях судно «Вилли» слыхали?
— Все понятно, все понял. Только бы хотелось насчет некоторых формальностей переговорить.
— Ждите звонка. В течение двух — трех часов Вам перезвонят из офиса компании в Бельгии. Они примут окончательное решение, насчет жалованья Вы сможете уточнить у них. До свиданья.
— Всего Вам доброго, Екатерина.
Хоть настроение и было немного сбито для проникновенного чтения Филиппа Хосе Фармера, но некоторая доля инерции присутствовала. Поэтому пришлось немного повременить со звонком супруге и свежими новостями.
Ну а дальше время помчалось, как ненормальное. Страшно дороги стали домашние будни, каждый прожитый день неумолимо приближал предстоящую разлуку. Покидать своих близких ужасно не хотелось. Но семейный бюджет нуждался в пополнении, поэтому я непринужденно поговорил по телефону с представителем собственника, выказав свободное ориентирование в профессиональном английском языке, правильно ответил на поставленные вопросы — словом, не предпринял ни одной даже самой слабой попытки, чтоб избежать неумолимо надвигающегося дня отъезда. Работа не пугала, очень тревожила, как обычно дорога: из нашего богом забытого города до Питера не так просто и добраться.
Срочно доделывались самые неотложные дела, составлены необходимые и бесполезные ЦУ, вещи собраны в боевой дорожный чемодан, выпита последняя бутылка водки с друзьями-приятелями, наступал последний день моего домашнего отпуска.
Утро случилось настоящее, весеннее, солнечное. Оторвал голову от подушки и сразу же узрел свой пятидесятилитровый узелок путешественника. Он стоял в полной походной готовности и, казалось, выказывал радостное предвкушение от предстоящих поездок в пыльном багажнике автобуса, а потом в просторном чреве самолета.
— И — эх! — махнув рукой на чемодан, только и сказал я.
Он же продолжал неумолимо зеленеть, выказывая всему окружению пижонскую надпись «Apollo». И тут «раздался громкий выстрел телефонного звонка».
Из далекого Питера энергичная Екатерина бодро продекламировала мне, что мой отлет задерживается.
— Как надолго? — едва сдержав непроизвольный вздох облегчения, проговорил я.
— Пока неизвестно. Но не переживайте, мы Вам заблаговременно сообщим.
Жизнь стала прекрасней, весна стала красивей, даже с соседями-рыночниками можно было позволить себе поздороваться, не пытаясь уклониться от презрительно-завистливых взглядов.
— А жизнь-то налаживается! — сказал я Аполлону.
Тот, конечно, промолчал в ответ. Ну, а, если бы, к примеру, ответил мне чем-нибудь заковыристым, то я бы вовсе не удивился. Просто подумал бы, что немного сошел с ума, такая вот незадача.
Время было отнюдь не раннее, дети пару часов назад на цыпочках ушли в школу. Жена вот-вот должна была прийти с работы, дабы провести последний мой нормальный денек рядом. Что ж, надеюсь, известие о моей задержке приведет ее к аналогичному моему настроению.
Кофе уже закипал, когда, разобравшись со своими ежеутренними делами, включил телевизор. Вообще-то я отношусь без какого-то ни было уважения к нашему телевещанию, но тут время совпало с возможным показом новостей спорта. Однако, строгая говорящая женская голова с экрана возвестила скороговоркой, что в Великобритании траур по случаю кончины королевы — матери, которая по естественным причинам наступила вчера. Я печально вздохнул и предположил, что моя отсрочка вылета весьма возможно связана с этим прискорбным событием. Но тут пришла Лена, и грустные мысли о бренности бытия отодвинулись на дальний план.