Эта чудесная история так понравилась Лоретте, что она с наслаждением перечитала ее. И хотя заканчивалась сказка невесело, все равно было в ней нечто ясное и хрупкое. То, что женщина, которая любила фей, прожила с ними в согласии до самой смерти, почему-то успокаивало. Лоретта не отдавала себе отчета в том, как ей хотелось бы оказаться на месте той женщины…
Нет, она не желала тривиальной сельской жизни. Она прожила в глуши все детство и часть юности, которая только начиналась – всего несколько дней назад девушке исполнилось восемнадцать. Лоретта очень любила свой дом неподалеку от Бордо, однако версальская круговерть захватила ее, увлекла в исступленном танце. Девушка предпочитала не видеть дурного и обращать внимание на хорошее. Она не считала, что вправе кого-то осуждать.
– Мадемуазель де Мелиньи! – Высокий ломкий голос раздался прямо у нее за спиной. – Как хорошо, что я повстречал вас! Я и не мечтал об этом, гуляя по саду в такой ранний час…
Прежде чем обернуться, Лоретта едва заметно поморщилась. У скамейки стоял шевалье де Вилмарт – худосочный парень, наследник какого-то провинциального дворянина, до сих пор не избавившийся от юношеских прыщей. Хотя пора бы – ведь ему уже за двадцать. Лоретта сама удивлялась тому, как присутствие де Вилмарта будит в ней ехидство – словно поднимается муть со дна винной бутылки.
– Доброе утро, шевалье, – холодно ответила девушка. Она-то шутила за завтраком, что общество само ее найдет, и вот надо же – сглазила!
– Я счастлив видеть вас, прелестная мадемуазель, – шевалье сорвал с головы слегка обтрепанную шляпу с весьма редкими перьями и согнулся в поклоне. Любопытно, где он ночевал? У де Вилмарта не было своих комнат в Версале. Шевалье то ли почивал в трактире неподалеку, то ли всю ночь бродил здесь, караулил. Или вообще спал на скамейке, завернувшись в плащ. Почему из всего огромного парка де Вилмарт облюбовал именно это место?
«А я не слишком этому рада», – хотелось ответить Лоретте, но этикет предусматривал другое, а сама она еще не научилась говорить людям в лицо неприятное. Для этого, как отмечал Арсен, она еще слишком мало пробыла при дворе.
– Взаимно, шевалье. – Однако она не обязана придавать теплоты голосу. Де Вилмарт неловко стоял у скамейки, придерживая шпагу, – она казалась Лоретте такой же унылой, как и ее хозяин. Оружие вообще очень похоже на людей, которые его носят. Вряд ли этот шевалье хоть раз дрался на дуэли… Ах да, он ждет позволения сесть. Подавив в себе желание не давать такого разрешения, девушка кивнула: – Садитесь, прошу вас.
Де Вилмарт, обрадовавшись, опустился на краешек скамейки, едва не споткнувшись о собственную шпагу. Какой же он неловкий, с неожиданным состраданием подумала Лоретта. Наверное, более решительные девушки над ним смеются, а она не позволяет себе этого, вот он и ходит за нею повсюду, как бездомный щенок.
– Я не видел вас целую вечность! – произнес шевалье. – Целую вечность.
– Всего лишь со вчерашнего дня, – напомнила Лоретта.
– О, это так долго! – патетически провозгласил де Вилмарт. Интересно, отчего большинство молодых людей предпочитает говорить высоким штилем? Да, комплименты выслушивать приятно, однако к чему облачать их в пафосные одежды и выдавать за истину в последней инстанции?
Невеселые размышления Лоретты были прерваны вопросом шевалье:
– Собираетесь ли вы присутствовать на сегодняшнем балу, мадемуазель?
– Скорее всего, – рассеянно отвечала девушка.
– Тогда, может статься, вы сочтете возможным подарить мне один танец? – Де Вилмарт замер в ожидании ответа. Лоретта вздохнула, взглянула в его печальные, полные неземной тоски глаза и обронила:
– Я подумаю.
Мысли девушки тем не менее были не о шевалье де Вилмарте, а совсем о другом человеке. Который, несомненно, придет на сегодняшний бал.
Глава 2
У маркиза де Франсиллона, приходившегося Дориану дядей по материнской линии, было премилое владение на полпути из Парижа в Версаль. На взгляд виконта де Бланко, дядюшка недурно устроился: и в столицу можно добраться без лишних хлопот, и в версальские сады – благо его величество Людовик XIV уже давно всерьез озабочен тем, чтобы сделать из бывших охотничьих угодий себе резиденцию.
Дориан заночевал в паре часов езды до дядиного дома и потому прибыл в замок маркиза полный сил и выспавшийся. Стоял июль, и вдоль дорог россыпью цвели ромашки и еще какие-то цветы, названий которых Дориан не знал. Вот матушка – та в растениях разбиралась. Наверное, хорошо, если бы у нее была дочь: той можно рассказать все, что сыновьям не передашь. Сыновья матушку разочаровали, каждый по-своему.
Въезд на территорию замка был обозначен двумя скособочившимися столбами. На одном из них красовалась дощечка, и надпись на ней предупреждала, что здесь начинаются владения маркиза де Франсиллона. Дорога оказалась хорошая, накатанная, без колдобин и кочек. Дориан пустил коня легкой рысью, обогнал пару телег – одну груженную брюквой, вторую – сеном. Крестьяне везли подати сеньору.
Вскоре за холмами открылся вид на дядюшкин замок. Он был небольшим, но очень милым, с множеством острых башенок, как привыкли строить на Луаре. Над главными воротами висел герб де Франсиллонов – красный щит с внутренней каймой и со скворцом в центре. Дориан помнил, что это именно скворец, хотя птичка на щите ничем на него не походила.
В переходе, ведущем от главных ворот во внутренний замковый двор, шаг коня отдавался звучным эхом. Дориан проехал под прохладными сводами и снова окунулся в июльскую жару – во дворе было сухо, солнечно и пахло сеном. Шла обыденная хозяйственная жизнь: из конюшен доносилось негромкое лошадиное ржание, а два крепких молодых парня разгружали телегу с бревнами. Они покосились на Дориана и, прервавшись на мгновение, поклонились. Виконт де Бланко спешился и увидел, что к нему уже бежит вихрастый мальчишка лет десяти – скорее всего, помощник конюха. Юный пейзанин был облачен в измятую сизую рубаху с широким воротом и закатанные до колен широкие штаны. Мальчик остановился и заулыбался; он казался очень славным, с подвижным беззаботным лицом и встрепанными темными волосами.
– Позвольте забрать у вас коня, шевалье, – тоном завсегдатая светских салонов сказал мальчишка. Надо же!
Дориан улыбнулся в ответ, отдал мальчику поводья, и тот повел лошадь со двора.
Виконт осмотрелся. В дядином замке он побывал всего раз, когда маркиз де Франсиллон пригласил сестру и ее детей погостить у него несколько дней. Отец Дориана находился тогда в отъезде, а матушка с удовольствием приняла приглашение. В то время Дориану было восемь лет, а Жан-Люку – двенадцать. У виконта сохранились весьма смутные воспоминания о днях, проведенных в замке маркиза. Помнились кабаньи головы на стенах обеденного зала и высокие узкие окна в башенке, где располагалась спальня, отведенная братьям.
– Господин, мы рады приветствовать вас в замке Франсиллон!
Дориан повернулся и увидел седоголового мужчину – видимо, дворецкого. Интересно, куда подевался предыдущий, полный и лысоватый?
– Я виконт де Бланко, – произнес Дориан. – Дядя должен ожидать меня.
Дворецкий отвесил ему поклон, предусмотренный этикетом. Восхитительно. Лысый, как помнил Дориан, правильно кланяться не умел.
– Мое имя Жерар Бадре, сударь, – отрекомендовался дворецкий. – Я управитель дома маркиза де Франсиллона. Маркиз изволит почивать в столь ранний час. Полагаю, вам лучше подождать и освежиться с дороги. Могу я препроводить вас в отведенные вам комнаты и выслушать указания?
– Препроводите, – разрешил Дориан. Надо же – ранний час! Кажется, когда он проезжал ближайший к поместью городок, часы на башне ратуши пробили десять.
Виконт последовал за дворецким. Тот проводил его высокой галереей, заканчивавшейся просторным залом, откуда на второй этаж вела лестница, устланная бордовым ковром. Звук шагов тонул в его густом ворсе, словно в осеннем тумане. Поднявшись по лестнице и оказавшись в коридоре восточного крыла, мужчины двинулись в самый его конец.
– Неужели! – Дориан огляделся и улыбнулся. – Неужели мы направляемся в ту самую башенку? – Виконт тут же спохватился, что дворецкий не понимает, о чем он говорит, однако тот оказался в курсе дела.
– Ваш дядя решил, что вы будете рады, если мы разместим вас в ваших прежних комнатах, – пояснил Бадре.
– Разумеется, – кивнул виконт.
«Как это предусмотрительно со стороны маркиза – сделать такой красивый жест в пользу совместных воспоминаний, – подумал он. – Матушка переписывалась с братом и в последние пару лет жизни утверждала, что двор его испортил. Видимо, она ошибалась. Разве можно судить о человеке только по письмам?»
Комната оказалась одновременно и больше, и меньше, чем помнил Дориан. Иная, чем прежде, кровать под пышным золотистым балдахином с тусклыми вышитыми цветами, ковер, привезенный из Персии, большой камин, в котором, несмотря на жару, горел огонь. На стенах – портреты людей, глядевших исподлобья, – представители какой-то ветви генеалогического древа, не иначе. Прямо напротив кровати висел колоссальный тканый гобелен с не опознаваемым на первый, косой взгляд библейским сюжетом. Дориан пригляделся – оказалось, все та же вечная тема, поклонение волхвов.