Таир Хамидуллин честно отработал на американцев. Он сдал им всю агентурную сеть бывшей советской разведки на западном побережье Турции. А заодно в Болгарии и в Греции, с которыми он также работал. Получив приказ вернуться домой, он забрал свою жену, сел в машину и просто приехал к своему связному. В тот же день его отправили в Америку. Два года он терпеливо ждал, пока сумеет воспользоваться своими деньгами. Его жена, с которой он переехал в США, довольно быстро его бросила и уехала обратно в Москву. Он ее не задерживал. В конце концов, если ей нравится быть нищей у себя на родине, то она может вернуться к своим родителям в Казань.
Через два года ему назначили небольшую пенсию и предложили выбрать место жительства. Когда ему объявили о сумме, полученной за предательство, он внутренне усмехнулся. На эти деньги можно было выжить, но нельзя было жить. Он переехал в Сиэтл, где купил небольшой домик. В конце девяносто четвертого Таир Хамидуллин наконец стал свободным человеком, имеющим на счетах более пяти с половиной миллионов долларов. Это было время взлета американской экономики. При Клинтоне она росла как на дрожжах, особенно акции технологических компаний. Основной враг в лице Советского Союза был повержен, стоимость нефти упала до восьми-девяти долларов за баррель, в государственном бюджете ежегодно рос огромный профицит, доллар укреплялся по отношению ко всем европейским валютам.
Хамидуллин вспомнил все, чему его учили сначала в МГИМО, а затем в разведшколе. Он рискованно играл на бирже, покупал акции ведущих компаний, вкладывая деньги в новые технологии. Уже к девяносто шестому он имел более двадцати миллионов долларов. Он даже послал своей бывшей жене десять тысяч долларов, когда она позвонила ему, объявив о смерти своего отца. Таир женился, его супругой была американская гражданка и гречанка по происхождению, племянница одного из самых известных греческих меценатов в Америке. В девяносто восьмом Таир даже хотел приехать в Москву, но помешал дефолт. Казалось, все идет прекрасно. Но пагубная страсть к игре не оставила его в покое. Первый раз он сорвался в Атлантик-Сити, проиграв более миллиона долларов.
И с тех пор уже не мог остановиться. Он забросил свой бизнес, развелся со второй женой. Игра стала его всепоглощающей страстью, благо денег у него было достаточно. Он не всегда проигрывал, иногда даже выигрывал. В две тысячи третьем он выиграл в Лас-Вегасе более трехсот тысяч долларов. И это только утвердило его во мнении, что в казино можно выигрывать. Через месяц он проиграл всю эту сумму плюс еще сто пятьдесят тысяч своих денег, но воспоминание о выигрыше было подтверждением его теории возможной победы в этой игре.
Теперь он часами просиживал за рулеткой или играл в покер, сидел у игральных автоматов, делал ставки на скачках. Постепенно деньги заканчивались. К началу шестого года на его счетах уже было чуть меньше двух миллионов долларов, лишь одна десятая того богатства, которым он владел еще шесть-семь лет назад. В этот день он отправился в свое любимое казино «Мираж», чтобы снова попытать счастья. Ему казалось, что сегодня он сможет выиграть. Некое предчувствие чего-то необычного волновало Таира с самого утра. Он верил в свою интуицию, даже не подозревая, что этот день окажется последним днем его пустой жизни.
Москва. Россия. 17 мая 2006 года
Генерал Большаков сидел в своем кабинете, когда раздался звонок мобильного телефона. Иван Сергеевич несколько озабоченно посмотрел на аппарат. Номер его телефона знали только несколько человек. Подумав немного, он взглянул на телефон и только после пятого звонка взял наконец аппарат.
— Слушаю вас, — сдержанно сказал Большаков.
— Извините, что вас беспокою. — Он узнал знакомый голос Давида Александровича. — Я хотел у вас узнать: как нам быть с этим полковником?
— Вы говорите о нашем знакомом, с которым я встречался? — уточнил Большаков. — Нужно немного подожать. Я внимательно прочел его досье. Он очень опытный аналитик. Но временами бывает не совсем управляемым. Нужно его немного направлять.
— Вы советуете нам подождать?
— Он пока размышляет, — напомнил Большаков, — и не будем его торопить.
— Мы еще не закончили проверку. — Все-таки Давид Александрович недолюбливал этого человека. — Вполне вероятно, что он мог быть тем самым связным…
— Не нужно по телефону, — перебил его Большаков, — я думаю, что он нам как раз подойдет.
— Вы же знаете, что все материалы по Скандинавии мы проверяем особенно тщательно.
— Правильно делаете. Но у нас пока нет никаких фактов против нашего нового знакомого. Если не вспоминать его связи с исчезнувшим другом.
— У них была не связь, а дружба.
— Тем более. Мы можем все проверить еще раз.
— Вы сами сказали, что он неуправляемый. Зачем нам такой?
— Именно поэтому, — сказал генерал. — Мы устали от управляемых подонков, готовых на все ради денег или карьеры. Пусть будут неуправляемые. Они хотя бы честные и порядочные люди, которые еще не успели забыть такие слова, как честь или родина. У таких людей, как он, есть некие идеалы: если хотите, свой стержень. В наше циничное время это дорогого стоит. Я думаю, что все будет в порядке. Не беспокойтесь.
Он положил трубку. Потом, немного подумав, поднял трубку внутреннего аппарата, набирая нужный ему номер.
— Как у вас с Караевым? — спросил он.
— Все в порядке. Он вернулся домой, звонил два раза. Своему сыну и другу. Подполковнику Малярову. Тот приехал к нему, и они долго разговаривали. Запись беседы у нас есть.
— Общий тон?
— Подавленный. Он явно размышляет. Советовался с Маляровым. Но пока не принял решение.
— Держите его под контролем. Чтобы не было никаких сбоев.
— Мы понимаем.
— Пришлите мне пленку, я хочу ее прослушать.
Большаков положил трубку. Если Караев примет верное решение, то они возьмут его в свою организацию. Полковник должен понимать, что отставных чекистов не бывает. Бывший полковник КГБ и ФСБ должен выбрать, на чьей стороне он хочет сражаться. Сражаться во имя тех идеалов, в которые они обязаны верить.
Амстердам. Голландия. 18 мая 2006 года
Он вошел в зал и огляделся. В глубине зала за столиком сидел высокий мужчина, заказавший себе стакан апельсинового сока. Вошедший подошел к нему и сел напротив. Почти тут же появился официант. В этом аргентинском ресторане самыми популярными блюдами были мясные блюда гриль, приготовленные на углях. Но второй вошедший попросил кружку пива. Официант разочарованно отошел, чтобы сразу исполнить заказ.
— Здравствуй, — сказал пришедший сюда первым мужчина, — как добрался?
— Плохо. С двумя пересадками. Как будто нельзя взять обычный билет из Москвы до Амстердама, — пожаловался связной. Это был мужчина среднего роста со стертым лицом и незапоминающейся внешностью. Его собеседник был высокого роста, в очках, с тонкими, кривившимися в иронической улыбке губами, с высоким лбом, ровным носом. Его можно было принять за немца или англичанина.
— Обычный билет взять нельзя, — добродушно сказал он, — ведь тогда легко вычислить, куда ты ездишь и с кем встречаешься. И мне нельзя просто так ездить туда и обратно. Очень легко проверить, когда проходишь государственную границу. Гораздо легче работать в Шенгенской зоне.
— Я знаю, знаю. — Он замолчал. Официант принес кружку пива и подставку под кружку. А также тарелку соленых сухариков. Положив все на столик, он ждал, когда новый гость сделает основной заказ. Но тот кивнул ему, разрешая отойти. Официант вздохнул и отошел. Во всем мире официанты одинаково любят, когда клиенты делают крупные заказы.
— Ты привез данные? — уточнил первый незнакомец.
— Конечно, привез, Фармацевт, я все вам привез. Первый — Ашот Нерсесян, живет в Малаге. Второй — Анри Борнар, живет в Лионе. Все данные здесь записаны. — Он положил на стол маленький конверт.
— Что это такое? — не понял Фармацевт.
— Флэш, — пояснил связной, — можно использовать в любом компьютере, в любом ноутбуке.
— Я знаю, как их использовать, — недовольно сказал Фармацевт, — но раньше вы присылали сообщения на дискетках.
— Техника уже другая, — улыбнулся связной, — все меняется.
— Все, кроме нашей работы. — Фармацевт взял конверт и положил его во внутренний карман. — А почему Борнар? Мы разве уже перешли на иностранцев? Решили поменять правила игры?
— Он работал на нас. Потом сдал, — пояснил связной, понизив голос.
— Ясно. Я все понял. Срок обычный?
— На ваше усмотрение. Но желательный срок — не больше месяца. Там указаны и счета. Меня просили узнать, что вам нужно.
— Ничего не нужно. Следующую встречу назначим после выполнения этих поручений. Между прочим, в Дудерштаде вы меня серьезно подвели. Она была не одна.