— Да они никогда не закончатся, — с досадой произнес Борис. — На то они и авралы… Слушай, братишка, а может, тебя подбросить? Как раз по пути.
— А это по правилам? — Андрей усмехнулся. — Посторонний человек в оперативной машине…
— Ты думаешь, о тебе никто не знает? Тоже мне, посторонний. Ты в моем личном деле трижды упоминаешься. Да и собственное имеешь, сам о том не подозревая. Иначе кто бы тебя сюда так свободно впускал, а главное — выпускал?
— Век живи, век удивляйся, — Соловьев покачал головой. — Ладно, поехали. На «Волге» под мигалкой, наверное, побыстрее будет, чем на троллейбусе…
— Мой перекресток проскочили, — с сожалением оглядываясь назад, пробормотал Андрей.
— Извини, Соловей, — пряча в карман мобильный телефон, отозвался Борис, — путевка горит. Если вовремя сориентируемся, есть шанс накрыть этого гада медным тазом! Раз и навсегда!
— Все-таки Призрак? — поинтересовался Иван Павлович. — А меня зачем с места сорвали?
— Федот, да не тот. Что-то у него то ли с вооружением не в порядке — чуть ли не лазерное, то ли заклепки на ботинках из метеоритного железа.
— Ну да, — ехидно произнес Феликс, успевший подсесть к ним за секунду до того, как машина сорвалась с места, — гуманоид. Только зачем этому гуманоиду крошить в мелкую соломку земных мафиози? Межзвездный Робин Гуд объявился?
— Так или иначе, Белянин давно напрашивался на летальный исход. Все логично. Сначала Мордехай, теперь Белянин, следующим, по идее, должен быть…
— Слепцов, — неожиданно подсказал Андрей. — А после — Юшкин, Асланов и Березняк…
— Не понял, — Борис в два приема развернулся на переднем сиденье так, чтобы видеть Соловьева. — Ты откуда это выудил, птаха?
— Я боюсь, Боб, — Андрей обхватил себя за плечи руками и наклонил голову.
— Эй, знаток, ты только не зависай, — Борис потормошил друга за плечо. — Серьезно, откуда ты знаешь эти фамилии?
— Фамилии как фамилии, — отмахнулся Соловьев.
— Но только не через запятую. Или опять пригрезилось?
— Не пригрезилось, — Андрей поднял на него тоскливый взгляд. — В чьем-то… сознании, что ли… прочел. Прямо вот так, списком. А еще — как эти люди выглядят, где бывают, с кем общаются, привычки, маршруты передвижений… И сроки. Юшкин на октябрь запланирован, Асланову тоже до первого ноября отмерено, Березняку до пятого, а Слепцов не больше двух суток протянет, если со вчерашнего вечера считать…
— Ты хочешь сказать… — Борис запнулся и перевел изумленный взгляд на Ивана Павловича. — Ты хочешь сказать, что вчера вечером случайно столкнулся с… Призраком?
— Я за вчерашний вечер как минимум столкнулся с сотней человек, — устало ответил Соловьев. — И с половиной из них нос к носу.
— А скольких вы успели… э-э, просканировать? — заинтересовался Сноровский.
— Не знаю, — Андрей пожал плечами.
— Хорошо, что мы тебя не высадили, — констатировал Борис. — Сейчас бросим взгляд на место преступления и назад, в контору. Будем с тобой… вспоминать, феномен…
На месте преступления все оказалось обыденным и скучным. Так, во всяком случае, заявил бравирующий принадлежностью к высшей касте Феликс. Он вразвалочку покинул тесный от государевых людей дворик и приблизился к оставшимся у машины Ивану Павловичу и Соловьеву.
— Зря вас отвлекли, — сочувственно сказал он Сноровскому. — Никакого лазера. Нормальный «винторез». Откуда он его взял — вопрос, но уже не из области необъяснимого. Почерк Призрака — без вариантов, но на то он и Призрак, чтобы не попадаться. Остыло все. И место, и тело, и следы. Теперь вся надежда на вас, гражданин Соловьев. Борис Сергеевич велел глаз с вас не спускать, а при попытке к бегству — стрелять на поражение. Товарищ майор, конечно, шутил, но задержаться просил непременно.
— Я и не ухожу, — Андрей закурил и смерил Феликса любопытным взглядом. — И давно этот Призрак вас донимает?
— Нас-то он как раз и не донимает, — тоже доставая сигареты, ответил Сошников. — А вот авторитетам организованных преступных сообществ от него сплошные неприятности. Ни его, ни заказчика не могут вычислить, а они тем временем одного за другим кладут в сырую землю.
— Авторитетов? — Соловьев задумался. — Разве Березняк — бандит?
— Это как посмотреть, — Феликс развел руками. — Формально — нет. Партийный деятель, депутат, но если копнуть…
— Это дело следственных органов и суда, — появляясь у машины, заявил Борис. — Вердикты выносить не нам.
— Вот я и говорю, — торопливо согласился Феликс.
— Больно ты говорливый, Сошников. Ладно, товарищи чекисты и сочувствующие, едем обратно. Потеоретизируем немного в спокойной обстановке…
* * *Феликса к теоретизированию не допустили. Он некоторое время огорченно топтался у дверей, но Борис был непреклонен. Иван Павлович занял место у окна, и его гладкое темя отбросило на противоположную стену пару бликов.
— Давай вспомним все по порядку, — Борис уселся напротив Соловьева. — Где ты был вчера вечером, с кем разговаривал, на ком задерживал взгляд?
— Я пока ехал, обо всем уже подумал. Слушай, Боб, мне стыдно, честное слово… Я ведь вчера в кабачке одном сидел. В «Бочке». Ну, Серега там барменом, здоровый такой, качок…
— А, это тот, что на джипе разъезжает? И как тебя туда занесло? Там же одна братва расслабляется.
— Вот мне и стыдно. Думал, в мозгах их куриных пошарюсь, полезное что-нибудь найду…
— Компромат на боссов? — Борис усмехнулся. — Опасная могла бы завязаться игра, Соловей.
— Так я же под «влиянием возлияний» был, — начал оправдаться Андрей. — Причем в дугу…
— Ну-ну, — майор снисходительно кивнул, — продолжай.
— Эти братки, кстати, даже которые, кроме соков, ничего не пьют, треплются — никакой телепатии не надо. Просто сиди и слушай. Ваш Призрак так, наверное, и делал. Я его лица не видел, помню только фигуру, точнее — силуэт. Он сидел справа, там нечто вроде кабинки, свет от ламп над стойкой проникает через щелочку и падает только на стол. Я сначала и не заметил, что там вообще кто-то сидит. Он, когда уходил, чем-то брякнул, стул, наверное, задвинул слишком резко. Вот только тогда я на него и посмотрел. Он немного вперед подался, свет как раз на глаза ему упал… а потом он исчез. Словно и не было его. Я даже не могу утверждать, что он из той кабинки вышел. Просто — был, а потом его не стало. — И этого мгновения тебе хватило для… процедуры? — на лице Бориса отразилось удивление.
— Ну а откуда я успел выхватить список? Не из воздуха же?
— А что еще ты успел прочесть?
— Грустный он и одинокий. А больше ничего.
— Сентиментальный, значит, — сделал вывод майор. — Глаза опишешь? Ну, разрез, цвет, форму…
— Глаза как глаза, — Соловьев пожал плечами. — Обычные. Вроде бы серые или голубые. Ничего в них зверского или зловещего. Даже добрые какие-то…
— Грустные, — подсказал Иван Павлович. — Это выглядит примерно так же.
— А разрез, форма, глубина посадки? — настойчиво повторил Борис.
— Нормально посажены, форма… как у тебя, а разрез европейский. — Андрей развел руками: — Не очень из меня свидетель, извини… Я же в последнее время все больше в души вглядываюсь, а не в лица.
— Ладно, душевед, — Борис задумчиво потер квадратный подбородок. Пересекавший его наискосок старый шрам сначала побелел, а затем порозовел. — Сегодня отдыхай, а завтра в девять — как штык. Понял?
— Ты меня на вторую срочную призываешь, что ли? — немного возмущенно спросил Андрей.
— Если следовать правилам, я должен тебя вообще задержать. Но, «принимая во внимание… влияние возлияний»…
— Понял, не дурак, — Соловьев устало махнул рукой. — Буду ровно в девять.
Он встал и одарил Бориса своей новой, незнакомой улыбкой. В ней сочеталось нечто несочетаемое. Словно внутри Андрея боролись несколько противоположных стихий и ежесекундно побеждала то одна, то другая. Майор с тревогой взглянул на друга и твердо указал ему на дверь.
— Вон с глаз моих, бесово пристанище. И никаких кабаков — сразу домой, спать!
— Яволь, герр майор, — Соловьев вяло козырнул и покинул гостеприимный кабинет.
После его ухода в помещении на несколько секунд воцарилась тишина. Борис сидел, задумчиво поигрывая карандашом, а Иван Павлович развернулся к окну и сосредоточенно рассматривал осенний пейзаж.
— Ну, что скажете? — нарушил молчание Борис.
— Мой клиент, без сомнений, — Сноровский ответил, не отрывая взгляда от желтеющей листвы.
— Месяц назад он был совершенно нормальным парнем, — в голосе майора прозвучали нотки огорчения.
— Вы напрасно расстраиваетесь. Он и сейчас нормален. Его талант не отклонение, а дар свыше.
— А нервное истощение — тоже дар? — Борис отбросил карандаш и забарабанил пальцами по столешнице. — Еще месяц путешествий в чужие души, и…