Око Всевышнего (сборник) - Васильев Владимир Hиколаевич

Владимир Васильев Око Всевышнего (сборник)

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес (www.litres.ru)

Око Всевышнего Рукопашная сказка

Глава первая

В вечернюю тишину вплетались мерные удары гонга. Монастырь встречал закат. Малиново-красное солнце пряталось за отроги Сао-Зу – Великого Горного Хребта, увенчанного пушистыми снежными шапками. Лишь одна дорога вела к монастырю – южная, та, что поднималась снизу, из озерной долины. Никому еще не удавалось перевалить через хребет в этом месте, хотя несколько узких троп уводили высоко в горы. Бродили неуверенные слухи, передаваемые чуть слышным шепотом, будто одна из этих троп ведет сквозь Хребты к самому северному побережью, однако уже много лет никто не ходил за Сао-Зу и не приходил оттуда.

Монахи, собравшиеся на вечернее очищение, отбили положенное количество поклонов и разошлись по кельям-таутам. Ученики первого круга устало брели с поздних занятий, ситы-работники подметали узкие дорожки и тренировочные площадки. Скоро и они уйдут в свой таут – большую общую спальню рядом со зданием кухни. Только привратники в свете лучин будут вести неспешные ночные разговоры.

Монастырь затих, спрятавшись за неприступными стенами, которые соперничали высотой с горными соснами. Темнело; последние лучи солнца таяли в хрупкой свежести воздуха. Холодный ветер тянул с гор, принося дыхание вечного льда.

Путник появился на дороге вместе с первыми звездами. Он спешил; учащенно дыша, опираясь на длинный посох, изредка оглядываясь. Достиг ворот, трижды ударил тупым концом посоха в Круг Путника, чернеющий в центре правой створки.

На стене возник привратник, бесшумно, словно летучая мышь.

– Да будет благословенно имя Каома! – хрипло сказал путник, склонив голову и сделав ладонью ритуальный жест.

– Навеки будет! – почтительно отозвался привратник. – Что привело тебя в нашу обитель?

Ладонь его застыла у груди.

– Прошу крова и защиты.

Привратник кивнул:

– Не совершил ли ты зла и не спасаешься ли от справедливой кары Императора и гнева Каома (да будет благословенно имя его!)?

– Руки и сердце мои чисты перед Императором и Тем, кто Выше, хаат.

– Ворота монастыря всегда открыты для скитальцев, чистых перед Тем, кто Выше! Входи, путник.

Правая створка неспешно приоткрылась, пропуская одинокого гостя.

Два монаха встретили его поклоном и застывшей перед грудью ладонью. Путник поклонился в ответ, стоя на отпечатке огромной пятерни у самых ворот; потом опустился на колени, отложив посох, и поцеловал священную землю монастыря.

Он не был здесь сорок семь лет.

– Голоден ли ты, путник? – спросил тот, кто разговаривал с ним со стены, одетый в зеленый плащ Наставника со знаком восьмого круга.

– Нет, хаат, хвала Всевышнему, – легкий обоюдный поклон, – добрые люди накормили меня в полдень.

Наставник снова кивнул.

– Брат Цхэ, отведи путника в гостевой таут.

Еще поклон, еще хвала Всевышнему, и у ворот опять стало безлюдно, а привратники возобновили свои ночные речи в неверном свете лучины.

Наутро странника отвели к Верховному Настоятелю.

Странник был стар. Седые усы и борода, седая голова, морщинистое лицо. Однако глаза его горели, словно у юного тигра, а мышцы полнились силой. Чем-то он походил на Настоятеля, только у того усы и борода были гораздо длиннее, а голову он, как и все в монастыре, брил наголо.

– Сатэ? – удивился и обрадовался Настоятель. Путника он хорошо знал, хотя виделись в последний раз они почти полвека назад.

Старик Сатэ поклонился сначала изображению Каома, потом Первому-в-храме и шести его теням-Настоятелям.

– Приветствую тебя, Бин, Первый-в-храме, и вас, Старшие!

Повинуясь жесту Верховного, один из слуг-учеников принес циновку и несколько подушек.

– Садись, Сатэ! И не зови нас Старшими, ведь ты равен нам, хранитель.

Сатэ присел.

– Разве пыль в придорожной канаве равна солнечному свету? Вы – слуги Каома, Старшие в монастыре, а я – одинокий старик, забытый всеми.

Чувствовалось, что подобные речи были всего лишь ритуалом.

– Недобрые вести принес тебе Сатэ, Первый-в-храме.

Выразительный взгляд – слуги покинули таут Верховного, осталась лишь семерка старших да путник. Двое Настоятелей стали у выхода.

– Я слушаю тебя, Сатэ-хранитель.

Странник неотрывно глядел Бину в глаза.

– Весна начинается, Первый-в-храме. Скоро равноденствие, не мне напоминать, что наступит год Тигра. Это будет год Тигра-воина.

– Я помню, Сатэ. Посланники Южного монастыря скоро выступят, ведомые братом нашим, Настоятелем Тао. Обряд будет исполнен.

Тигр приходил каждый двенадцатый год; однако Тигр-охотник ничего не менял в жизни монастырей. Раз в двадцать четыре года приходил Тигр-воин, и тогда весной либо Северный монастырь Каома, либо Южный (по очереди) отправляли друг другу посланников. Отбирались два молодых монаха, по одному от каждого монастыря, родившихся в год предыдущего Тигра-воина. Они уходили сразу после Турнира. Куда – знали немногие. Семеро Настоятелей каждого монастыря да десяток избранных. Возвращались монахи обычно летом; посланники-гости тотчас отбывали в свою обитель, и все повторялось спустя двадцать четыре года. И еще одно: молодые монахи-избранники, вернувшиеся в монастыри, впоследствии почти всегда становились Первыми-в-храме. Сорок восемь лет назад, когда Бину исполнилось всего двадцать четыре и был он молод и горяч, отправился он в путь вместе с Тао-южанином…

Бин вспомнил и едва заметно вздохнул. На лице его ничего не отразилось – ведь он давно уже не юноша-избранник, а Верховный Настоятель Северного монастыря Каома, Первый-в-храме.

– Клан Орла посягнул на одно из двенадцати Святых Мест. В горах было землетрясение и ход в тайник обнажился.

Бин нахмурил брови, не перебивая.

– Волею случая это оказалось именно двенадцатое Место. Око Каома едва не попало в руки Орлам.

Тени-Наставники зароптали. Такого не случалось со времени основания монастырей. Око всегда находилось в одном из двенадцати Мест, надежно укрытых от мирских глаз. В год Тигра-воина его переносили. Из первого Места во второе, в следующий раз – из второго в третье и так далее. Око кочевало по кругу из века в век; монахи двух монастырей всегда находили силы его защитить.

Сатэ продолжал рассказ:

– Глупые Орлы тронули Око раньше срока – они, конечно, умерли, так и не успев поведать своим Верховным, куда перепрятали его. Остался лишь один свидетель, который знает, где сейчас Око. Орлы повсюду ищут его, но не найдут, если вовремя вмешаться.

– Кто он? – только теперь перебил Бин.

Сатэ прикрыл глаза и выдержал приличествующую паузу.

– Юноша-паломник с Архипелага.

– Островитянин? – Бин вскочил, сжав кулаки. – Великий Каома! Судьба мира в руках чужеземца!

Первый-в-храме быстро овладел собой и сел.

– Где он?

– В столице. Прячется и ждет сигнала. Моего сигнала.

– Что ты предлагаешь, Сатэ?

Старик погладил короткую бороду.

– Дай мне семерку избранников, и я приведу его сюда. Заодно и смену себе присмотрю. Надеюсь, что в этот раз избранники достойны… хм… тех юношей, что мечтали перенести Око с десятого Места на одиннадцатое сорок восемь лет назад.

Бин задумался.

– Хорошо, Сатэ. Только вот что: отсюда в Столицу семь дней пути и из Южного монастыря – четыре. Ведите чужеземца в Южный и возвращайтесь со свитой брата нашего Тао.

Сатэ поразмыслил.

– Ты как всегда мудр, Первый-в-храме! Орлы вряд ли сумеют предвидеть это.

Бин поднес руку к груди:

– Мудр лишь Каома, мы же – жалкие слуги его, внемлющие мудрым советам.

Ритуальный поклон.

Хлопок в ладоши. Появился монах-слуга.

– Семерых избранников-до ко мне, младший.

Монах склонил голову и исчез.

– Кто будет первым, как думаешь? – спросил вдруг Сатэ.

Верховный пожал плечами:

– Все хороши. Хотя Даан Геш, пожалуй, покрепче остальных.

– Геш? Сын Линга?

– Да. Он уже Наставник, представь! Уже почти год.

– А прочие кто?

– Рут Ма, братья-близнецы Каат и Ао Хито, Юл Ю, Сань Но и Лоот Зин.

Сатэ покачал головой:

– Никого не знаю. Ты о них никогда не писал.

Верховный нетерпеливо взглянул на громадные песочные часы, которые опрокидывали всего раз в сутки, в полдень.

– Как зовут чужеземца?

– Матурана, Старший.

– Матурана, – повторил Первый-в-храме, шевеля губами, словно пробовал непривычное имя на вкус. – Странные у них на Архипелаге имена.