– Максим Кузьмич! А вы не боитесь, что до весны кто-нибудь уже пошарит там?
– Нет, Сережа, навряд ли! Судя по рассказам Бориса, место там глухое, ни дорог, ни проселков. Потом, сейчас там уже лежит снег – Сибирь! Да и копать, судя по всему, там теперь не мало – после обвала половина того самого коридора, ведущего к могильной камере, завалена, это уж точно, а то и весь коридор обрушился. Нет, до весны ни кто туда не полезет…
– А Судаков? – я отхлебнул пива из высокого стакана, принесенного каким-то парнишкой с чисто халдейским, слащаво-незапоминающимся лицом.
– Да, Судаков действительно мог бы и зимой отправиться раскапывать курган! – кивнул головой Паганель, тоже глотнул пива, и продолжил: – Но по данным Слепцова, Судаков бежал из России в Грузию, его засекли было на границе с Айзербаджаном, но он умело использовал какие-то местные межклановые дрязги и ушел, скорее всего в Турцию, а оттуда – куда-нибудь дальше, скажем, в ЮАР.
– Почему в ЮАР? – удивился я.
– У него года два назад была крупная сделка с одним южноафриканским коллекционером. Слепцов считает, что старые связи наверняка остались – не может такой хитрый и циничный человек, как Судаков, не подготовить себе пути к отступлению!
Я кивнул, соглашаясь. Конечно, мне далеко не все было понятно, например, я не был уверен, что майор ФСБ будет вот так вот, запросто раскрывать оперативную информацию, ничего не имея с Паганеля взамен… Ну да Бог с ними!..
Паганель между тем выпил почти весь поуллитровый стакан, поразив меня такой любовью к пиву, раньше мною не замеченную, раскурил трубку и спросил:
– Ну а вы-то как, Сережа? Борис говорил мне, что вы устроились на работу, в секьюрите, если не ошибаюсь?
Я снова кивнул, коротко рассказал Паганелю о случае на автостоянке, хотел сообщить, что уезжаю в командировку, но что-то меня удержало – как будто я побоялся сглаза…
– Ну надо же! – покачал головой Паганель: – Мне всегда казалось, что все эти убийства, угоны, покушения – это что-то из другой, ненастоящей жизни, а тут такое – и Николенька, и Алексей, и у вас вот этот капитан… Вы берегите себя, Сережа, работа у вас, конечно, мужская, суровая, но уж очень опасная! Да-а! Я совсем забыл! Зоя рассказала мне про этот инцидент у дверей моей квартиры. Большое вам спасибо за заступничество! Зоя, кстати, интересовалась, почему вы совсем пропали, не заходите, не звоните?
«Ну все, пора сматывать удочки!», – подумал я, вежливо сослался на ужасную нехватку времени, как бы невзначай глянул на часы и встал, собираясь уходить.
Паганель посмотрел на меня поверх очечков каким-то тяжелым взглядом, потом улыбнулся, пригласил заходить в гости, не пропадать… Мы пожали руки, и я уже почти ушел, как вдруг в спину прозвучало:
– Сережа! Э-э-э, любезный друг! Будьте добры, оставьте мне салфеточку с рисунком!
Я обернулся, машинально вытянул из кармана куртки смятую белую тряпочку, которую я осторожно «заныкал» во время нашего разговора, протянул Паганелю.
Он улыбнулся:
– Спасибо! Я бы с удовольствием вам ее подарил, но там записано несколько телефонов, уж извините!
Я, улыбаясь, мямлил что-то в ответ, мы еще раз церемонно расшаркались, и я наконец выскочил на улицу.
Только на подходе к своему офису я понял, что так тревожит меня, словно царапая изнутри – на салфетке не было ни одного телефона! Я рассмотрел ее довольно хорошо, пока Паганель провожал своего визави – рисунки, только рисунки покрывали белую хлопчатобумажную поверхность!
* * *– Смотрите, Воронцов! Оружие выдается вам, как писали раньше в инструкциях: «… Для подачи звуковых сигналов, защиты от диких зверей и охраны секретных документов!» Я конечно шучу, но в любой шутке лишь доля шутки! – «зампоруж» встал, отпер сейф и выдал мне мой наган: – Держите! Если потеряете – лучше сразу идите в милицию с заявлением, здесь можете даже не появляться! Упаси вас Бог применить его против человека! Только в случае реальной угрозы для жизни, да и то – как в армии, на посту: «Стой, кто идет?», предупредительный выстрел в воздух, прицельный – только по ногам! И имейте в виду – вы должны отчитаться по каждой стреляной гильзе! Да, еще вот что – если вы все же случайно или намеренно застрелите кого-нибудь – вас наверняка посадят.
Я, устав слушать этот бред, швырнул наган на стол:
– Так на хрена вы мне его вообще даете?! Заберите, заприте вон в сейф, и пусть там лежит!
«Зампоруж» устало покачал головой:
– Тихо, тихо! Экий вы, Воронцов, горячий! Я вам сказал, что вы отчитаетесь по каждой стреляной гильзе! Но ни кто же не заставляет вас привозить стреляные гильзы в барабане! И помните золотое правило древних спартанцев: «Не пойман – не вор!»
Он сунул руку в стол, пошарил где-то в ящике и высыпал рядом с наганом горсть патронов:
– Берите! Не надо все воспринимать уж очень буквально! Я забыл вас предупредить – все мои наставления необходимо исполнять в случае контакта с органами правопорядка! А так… Не забывайте чистить оружие, особенно ствол – там все должно сверкать! До свидания!
Я собрал со стола патроны, сунул наган в кобуру, попрощался и вышел в коридор. Черте-чё! Сперва напугают, а потом патроны суют… Провокаторы!
* * *В половине седьмого я добрался до дома, позвонил Пеклеванному и мы с ним договорились, что без десяти три ночи я выйду на перекресток, где он меня и подберет.
Времени оставалось еще уйма, я сгонял в магазин, купил тушенки, сухарей, хлеба, полпалки копченой колбасы, сигарет и завернул в соседний магазинчик – за водкой. Мне почему-то думалось, что отправляться в далекий путь без бутылки не осмотрительно – мало ли что!
На пестрящей всякой всячиной витрине мое внимание привлекли упаковки презервативов с вислогрудыми обнаженными красавицами на этикетках. Я вспомнил слова Пеклкванного: «…Всякое бывает!», внутренне рассмеялся и купил пару упаковок – действительно, мало ли что!
Дома, поужинав вчера приготовленными котлетами, я включил телевизор – показывали какой-то тупой американский боевик, и занялся укладкой дорожной сумки.
В дверь позвонили. Я открыл, ожидая увидеть Витьку – что-то он запропал в последние дни. Но на пороге стоял какой-то прилизанный пацан лет пятнадцати, в красной курточке с золотыми пуговицами и дурацкой шапочке с кокардой.
– Это квартира номер 86? – спросил он тоненьким голосом, сличая что-то в записной книжке.
– Да! А тебе кого? – удивленно спросил я, оглядывая паренька – таких «пажей» я видел только в кино про американских миллионеров, они там носят пиццу и любовные записки.
– У меня послание и пакет Воронцову Сергею Степановичу! – ужасно важным тоном ответил «паж», и добавил: – Это вы? Тогда позвольте войти!
Я впустил это чудо в квартиру, предъявил паспорт, и получил в замен конверт и небольшой сверток, запечатанный на манер военного пакета пятью сургучными печатями.
Парнишка заставил меня расписаться в ведомости, попрощался и ушел, а я уселся рассматривать полученное.
В конверте оказалось отпечатанное на лазерном принтере письмо, в котором мне выражалась огромная благодарность за проявленные мужество и героизм во время исполнения профессионального долга на стоянке, выражались всяческие опасения по поводу моей обиды на скромность подарка, и стояла замысловатая подпись, по-моему, тоже напечатанная принтером.
«Ага!», – подумал я, несколько обалдев: «Подарок, стало быть, за сургучными печатями!».
Разломав сургуч, я начал потрошить обертки, исписанные вкривь и вкось разными иностранными словами. Наконец мне на колени выпала плоская длинная коробочка. Я открыл крючочек сбоку и обалдел в буквальном смысле этого слова – на темно-синем бархате сверкали золотом великолепные часы, «Роллекс», судя по надписи! И лежала маленькая записочка: «С благодарностью и симпатией – Генеральный Продюсер Константин Э.».
«Да уж! Вот она, поговорка в действии – никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь!», – подумал я, примеряя «Роллекс» на руку. Как тут и были!
Неожиданно зазвонил телефон. Когда знаешь, что звонить тебе в общем-то и не кому, звонок телефона подсознательно всегда воспринимается как что-то тревожное. Я снял трубку:
– Да!
В трубке помолчали, потом голос моей бывшей жены осторожно произнес:
– Воронцов, это ты?
– Конечно я, а кто еще может быть? – довольно невежливо ответил я, удивляясь, что от меня понадобилось Катерине – расставались мы со скандалом, поругавшись после развода в пух и перья.
– Откуда я знаю, может ты себе любовника завел? – чуть насмешливо проворковала Катя, и не дав мне времени опомниться от такой наглости, зачастила: – Как ты поживаешь? Наслаждаешься заслуженной свободой? На работу-то устроился, или так, альфонсируешь?
– Слушай, ты! Что, скучно стало? – я почувствовал знакомое подергивание левого века: – Что тебе вообще от меня понадобилось? Ты что-то забыла?